Чингисхан. Повелитель страха - Сергей Волков

Так что винить некого. Я напоролся на то, за что боролся. Конь поработил меня. Или – освободил? Как ни странно, новая жизнь мне все же больше по сердцу, чем прежняя, размеренная и неспешная. И когда я оставил фигурку, подсознательно я тосковал по ней. Даже не по ней, а именно по ощущениям, даруемым ею. Я тосковал по бурной горной реке. Она веселее, интереснее, ярче, мощнее, чем медленно катящая свои воды Волга.

Хорошо, что мама привезла фигурку. Плохо, что я отправлюсь в дисбат. Или прав был тот мудрец, что сказал: «Все, что не делается – к лучшему?».

Черт, у меня сейчас голова треснет от всех этих раздумий! Надо перестать мучить себя. Чему быть – того не миновать. Надо попробовать поспать, кто его знает, когда удастся сделать это в следующий раз?

Ложусь на деревянный щит, укрываюсь шинелью. Холодно. Не то чтобы совсем мороз, но в камере не больше десяти градусов тепла. Интересно, а как во время войны люди спали в шинелях на снегу? Или все же воевали они зимой в телогрейках? Надо будет спросить у дяди Гоши.

И тут я понимаю – а ведь вполне может случиться, что я его вообще больше не увижу. Он, конечно, не очень старый, но в возрасте, к тому же раненый, контуженный. За четыре года всякое может произойти.

А мать, мама? Что случится с нею? Как она вообще переживет известие о том, что ее сын – преступник?

У меня начинает болеть голова. Наверное, защитная реакция организма, который измотан бесплодными терзаниями. Спать в таком состоянии не получится, это ясно. Ходить надоело. Курева нет. Ничего нет, у меня отобрали даже брючной ремень, наверное, чтобы я не повесился, хотя, даже если мне очень бы захотелось, в камере его не к чему привязать.

И тут, словно по заказу, серебряный конь уносит меня в прошлое…

Глава пятнадцатая

В путь!

Старый унгиратский нойон Дэй-сечен, блаженно жмуря глаза, лежал на устланном оленьими шкурами возвышении в своей юрте. Две старухи-жены умело натирали его покалеченную руку пахучей мазью, изготовленной из трав и конского помета. Мазь снимала боль, возвращала руке чувствительность и на какое-то время Дэй-сечен забывал о своем недуге.

Руку он повредил еще в молодости, участвуя в набеге на баргутов. Пущенная кем-то из врагов стрела раздробила сустав и с тех пор Дэй-сечен мог в лучшем случае удерживать этой рукой чашку с кумысом.

Воспоминания о молодых годах испортили Дэй-сечену настроение. Он уже стар, а дочери его юны. Но нет у них мужей, нет семей и не дарят они своему отцу долгожданных внуков. В степи тлеет война, Алтан-хан посылает из-за стен своих северных крепостей отряд за отрядом, татары его именем, именем императора Цзинь, разоряют монгольские курени, угоняют скот, убивают мужчин. В такое время мало кто думает о свадьбах.

Дэй-сечен крепко надеялся на сына Есугей-багатура. Темуджин понравился ему и с Борте они сошлись как нельзя лучше. Но Есугей погиб, семья его пропала, а когда до ушей Дэй-сечена вновь дошли вести о Темуджине, были те вести чернее ночи. С тех пор, как Таргитай-Кирилтух надел на своего двоюродного племянника колодку-кангу и под страхом смерти запретил всякому человеку оказывать Темуджину помощь, никто его не видел.

Конечно же, сын Есугея отправился к своему отцу. Он мертв, и Борте нужно искать другого жениха. Но она и слышать не хочет об этом. Не далее как вчера девушка заявила отцу:

– У меня есть жених. Он приедет за мной.

Вечерами Борте ходит в степь, и стоя на высоком кургане, смотрит на закат. У Дэй-сечена сердце сжимается всякий раз, когда он видит страдания дочери. Но как объяснить ей, что человеку с кангой на шее не выжить одному? Как втолковать, что Темуджин умер и кости его растащили дикие звери?

Дэй-сечен не знал, что сын Есугея оказался не по зубам демону смерти. Три дня блуждал Темуджин, тщетно пытаясь освободиться от своей колодки. На четвертый день, полумертвый от усталости и жажды, он вышел к берегу реки Улдза. Кинувшись в воду, мальчик вдоволь напился, а потом отдался воле течения, ибо не имел сил выбраться на берег.

Река вынесла его к одинокой хижине, в которой жил старик по имени Сорган-Шире. Он помог Темуджину, снял с него колодку и долгих два месяца выхаживал Есугеева сына.

Встав на ноги, тот первым делом отправился в приононскую степь, туда, где его пленили нукеры Таргитай-Кирилтуха. Где-то там, во время бешеной скачки, Темуджин потерял отцовский малгай. Он не мог объяснить, почему, но чувствовал, что обязательно должен найти шапку Есугея-багатура.

Потратив много дней на поиски, во время которых он питался лишь травой да однажды сумел подстрелить тарбагана, Темуджин нашел останки разодранной лисицами и степными грызунами шапки. Нашел он и фигурку, которую зашил под подкладку его отец.

И когда Темуджин сжал в ладони серебристого волка, когда ощутил бодрящий холод, исходящий от фигурки, он понял – отныне вся жизнь его пойдет иначе. Накрепко примотав кожаным ремнем волка к телу напротив сердца, он отправился в верховья Керулена.

Проведя еще месяц в скитаниях, юноша разыскал свою семью, по-прежнему влачащую жалкое существование в урочище Гурельгу. Мать и братья с радостью встретили его. Они считали Темуджина давно погибшим. Прошла зима, а весной возмужавший сын Есугея с братьями Бельгутеем и Хасаром, тоже выросшими в крепких юношей, завладел целым табунком из восьми соловых коней и горбатого саврасого мерина. Борджигины попросту увели их у зазевавшихся пастухов-найманов.

Теперь Темуджин задумался о женитьбе. Мать и братья не перечили ему.

– Борте ждет меня в юрте Дэй-сечена, – сказал Темуджин. – Осенью поеду за невестой.

Но летом случилась беда – шайка разбойников-меркитов угнала восьмерку соловых, лишь горбатый саврасый мерин остался привязанным у юрты Оэлун.

Догнать грабителей и отбить табун вызвался Бельгутей. Хасар сказал, что он сильнее и взялся за повод, собираясь вскочить в седло. Но Темуджин остановил брата.

– Вы оба не сможете. В погоню отправлюсь я.

Проведя два дня в пути, Темуджин утром третьего дня увидел парня, доившего кобылиц на берегу степного озера. Его звали Боорчу, он был сыном Наху-баяна из племени арлаутов.

– Не видел ли ты табунок из восьми соловых коней? Его угнали у нас разбойники, – спросил у Боорчу Темуджин.

– Видел, как не видеть, – весело ответил тот. – Они проскакали мимо меня вчера. Подожди, друг, я отгоню кобыл в наш курень и помогу тебе. Один ты не справишься.

Когда он вернулся, Темуджин поинтересовался:

– Почему ты помогаешь мне?

– Ты – сын Есугея храброго, – сказал Боорчу. – Десять дней назад у нас побывал шаман Мунлик. Он изгонял злых духов из больного тела моей матери. Еще шаман пророчествовал: «Первый нукер Темуджина Борджигина станет великим полководцев и три на десять племен покорятся ему». Я не хочу всю жизнь доить кобылиц. Я буду твоим первым нукером.