О дереве судят по плодам - Василий Шаталов

Моим спутником в этой поездке был начальник гидрогеологической службы комбината Владимир Куницын, рослый широкоплечий парень. Круглые, слегка запавшие глаза, точно такой же ясной и веселой синевы, как те озера, мимо которых лежал наш путь.

Трудовая биография Куницына началась недавно. После окончания Кировского горно-химического техникума, он поступил на работу в северо-западный геологический трест. Потом в составе разведочной партии этого треста приехал в Кара-Богаз. Тут и прижился. О заливе, о его несместных богатствах он уже знал все и мог рассказывать о нем часами со страстью влюбленного.

— Сырьевые возможности Кара-Богаза, — говорил Куницын, — безграничны. Здесь можно получать десятки различных солей для промышленности и сельского хозяйства. Здесь тебе и сульфат, и бишофит, и эпсомит, и карналлит, и астраханит, и бром, йод, калий. В заливе найдено даже золото и серебро. Этих минеральных запасов хватило бы для нашей страны на сотни лет, практически они неисчерпаемы.

А открытие погребенных рассолов!.. Ведь это же сенсация в истории исследований Кара-Богаза! Еще недавно о них никто не знал. Их ценность в том, что они имеют постоянную температуру и химический состав. Позже было обнаружено, что погребенные рассолы залегают на четырех горизонтах в четыре слоя. Но рапа добывается только со второго. Он расположен на глубине так в пределах 10—15 метров и обладает большой водоотдачей. Пять скважин, пробуренных на территории обмелевшей Кургузульской бухты, дают в сутки тысячи кубометров рапы. А могут давать больше. Добыча ее очень дешевая, так как все скважины артезианского типа и не нуждаются в глубинных насосах. Нужны только центробежные, чтобы перегонять рапу куда нужно: на технологические установки или в бассейны. Лучше, конечно, на заводские. Там процесс непрерывный, более выгодный, позволяющий вести комплексную переработку растворов, то есть извлекать из них сразу несколько солей.

Владимир Куницын пригладил свои русые с золотистой подпалинкой волосы и о чем-то задумался.

— Да! Вот что! — снова заговорил он. — Чуть не забыл о самом главном — о насыщенности карабогазских рассолов. В одном кубометре рапы, добытой со второго горизонта, кроме других компонентов, только сульфата натрия содержится более ста килограммов! Такую богатую рапу вряд ли где можно сыскать.

Я внимательно слушал Куницына и по временам поглядывал в окно автобуса. Взглянув в очередной раз, увидел вытянутую вдоль дороги котловину озера.

— Какой прекрасный цвет у этого озера! — сказал я Куницыну.

— Вы правы, — согласился он. — Но озеро меняет цвет. Летом оно было бы не синим, не васильковым, а красным, как кумач. Если в эту воду пустить рыбу, она тут же ослепнет и погибнет. То же самое произойдет и с уткой, и другим живым существом, кроме… микроскопических рачков! Они отлично чувствуют себя в этой соленой воде и живут в ней целое лето. Куда зимой деваются, не знаю. Может, опускаются на дно…

С холма дорога начала спускаться вниз, и вскоре впереди показалось еще одно озеро, примерно такого же размера, какое мы только что миновали. На его пологом берегу стояло несколько мощных бульдозеров и трактор-малютка — тоже с бульдозерным ножом и небольшим ковшом, подвешенным сзади.

Все бульдозеры выстроились в ряд, приготовившись к выходу… на озеро, где гуляли мелкие, с пенными гребешками волны. Одни бульдозеры уже рычали во весь голос, другие никак не хотели заводиться.

Рядом с бульдозером стоял высокий, сухощавый человек лет пятидесяти с лишним и, размахивая руками, давал какое-то указание механизатору, высокому, здоровенному парню.

Выглядел Александр Андреевич намного моложе своих лет. Небольшое, худощавое лицо его было как у бывалого моряка, — смуглое, энергичное; обветренное.

— Вот хотим добывать эпсомит, или, как его величают химики, семиводный сернокислый магний, — глуховатым голосом, скромно пояснил Александр Андреевич.

— А где, в какой части?

— Да вон там, прямо на середине, — указал Липатов.

— Почему же там? Разве в других местах эпсомита меньше?

Липатов потупился. Подумал. Потом вопросительно посмотрел на Куницына, словно не решаясь начать откровенный разговор. В ответ Куницын только загадочно улыбнулся. Повернувшись ко мне, Липатов с заминкой сказал:

— Да не-е-т. Почему же?.. Эпсомита тут везде много. Да только не везде его возьмешь. Попытались было вон там, в восточной части добывать, так чуть трактор не утопили. Завяз по самый верх кабины, еле вытащили. Глубина там оказалась больше чем нужно, и подстилающий грунт не такой твердый, как на середине.

Добывать эпсомит бульдозерами начали на комбинате недавно. Механизированный способ предложил Липатов. Это не только позволило повысить добычу эпсомита, но и избавиться от ручного труда.

А раньше его добывали лопатой. Стоя по колено в ледяной воде, рабочий сгребал эпсомит и загружал им небольшую тележку на тракторном прицепе.

Но много ли соберешь лопатой?

Тогда Александр Андреевич предложил применить бульдозеры. На комбинате не все поддержали предложение Липатова. Дело в том, что эпсомит залегает над поваренной солью слоем толщиною всего в 15 сантиметров. Скептики утверждали, что машины не могут работать с такой точностью, что они обязательно заденут и «поваренку» и что, де, поэтому, эпсомит, смешиваясь о галитом, будет низкого качества.

Другие отвергали метод Липатова потому, что опасались, что тяжелые бульдозеры будут тонуть, проваливаясь на слабых участках.

В начале так оно и случилось, но это не обескуражило Липатова. Он перенес добычу эпсомита на середину, и дело наладилось.

Эпсомит, как и сульфат натрия, минерал временный. Его кристаллизация происходит только в холодное время. Примерно в апреле добычу эпсомита прекращают. Под действием тепла он снова превращается в жидкость, и никакой бульдозерист уже не рискнет вывести свою машину на озеро.

Меня несколько озадачило одно обстоятельство: как это бульдозеристы так ухитряются снять эпсомит, что не смешивают с ним поваренную соль?

— Это делается просто! — ответил Липатов. — Прежде всего мы берем пробы и отвозим в лабораторию. Там и проверяют эпсомит. Потом… у нас есть своя, так сказать, походная лаборатория. — Липатов открыл рот и показал на кончик языка.

— Как известно, — продолжал он, — поваренка соленая, эпсомит горький. Прямо тут на озере, и пробуем его. Ничего, язык не подводит. — Сказав это, Липатов заторопился. — Ну, вы тут толкуйте, а нам пора, — и, подняв руку, дал сигнал бульдозеристам.

Дружно взревели моторы. Окутавшись густым синим облаком дыма, они покинули берег. Шли медленно, развернутым фронтом, и за каждой машиной, как за кораблем, тянулся широкий пенистый след. Липатов тоже вышел на озеро и находился в кабине того бульдозера, который долго не хотел заводиться.

Не дойдя до середины, бульдозеры разделились на две группы и разошлись в стороны. Потом, повернув обратно, они двинулись навстречу друг другу. Затем каждая из машин то отступала назад, то снова шла вперед, на сближение и вскоре между двумя рядами бульдозеров, над сверкающей лазурью озера показался холмик эпсомита — такой чистой, такой первосозданной белизны, какую просто не с чем сравнить! Холмик постепенно рос и через некоторое время превратился в белоснежный бугор.

На озере Липатов вел себя очень деятельно. Он был похож на полководца, смело и решительно руководившего действиями стальной армады. Он то и дело высовывался из кабины бульдозера, приподнимался и энергичным чапаевским жестом указывал ей путь для «атак» и «отступлений». Власть имел только жест. Голос все равно потонул бы в могучем рокоте и шуме машин.

Мы долго следили за их работой. Повернувшись ко мне, Куницын спросил:

— Вы читали «Зеленый луч» Соболева?

Откровенно говоря, этот вопрос показался мне довольно странным.

— Читал. А что?

— А вы приглядитесь-ка хорошенько к поверхности озера, — почти шепотом произнес Владимир Васильевич. — Что-нибудь видите?

В самом деле… Как же это я раньше не обратил внимания на такое удивительное явление. По всему озеру, перекрещиваясь, как свет прожекторов, лежали едва заметные лучи. Казалось, что некоторые из них, рассекая лазоревую гладь озера, касались его белого чистого дна. И это солевое дно мягко светилось сквозь прозрачную зелень загадочного луча. Как, откуда могли эти лучи появиться здесь, на озере, — Куницын объяснить не мог. Но мне они напоминали давнюю встречу с Леонидом Сергеевичем Соболевым, в мою бытность студентом Московского университета.

Это было в 1943 году. На нашей земле еще гремела война с фашистами. Каждый вечер в небо Москвы, словно огромные рыбины, всплывали серебристые аэростаты. Вражеские летчики изредка прорывались к окраинам советской столицы, но далеко не всем удавалось уйти обратно. Многие сгорали в беспощадном огне нашей зенитной артиллерии.