Шестерки умирают первыми - Александра Маринина

3

После посещения Совинцентра Настя разыскала эксперта Олега Зубова, вечно хмурого, всегда чем-нибудь недовольного и постоянно жалующегося на здоровье. Впрочем, все прекрасно знали, что на настроение Олега внимания можно не обращать, потому что оно всегда плохое, а экспертом он был первоклассным, и что самое главное – работу свою любил и делать ее не ленился.

Зубова Настя застала с огромной дымящейся кружкой в одной руке и безразмерным бутербродом – в другой. Он сидел в низеньком кресле, вытянув непомерной длины ноги и расслабленно прикрыв глаза.

– Тебя можно отвлечь? – робко спросила Настя, подходя к Зубову и стараясь не споткнуться о его ноги.

– Нельзя, – буркнул тот сквозь зубы, продолжая медленно жевать бутерброд. – Я после суток, меня нет.

Настя бросила взгляд на часы – половина пятого. Суточное дежурство заканчивается в десять утра, и если Олег до сих пор не ушел домой, то можно представить, как сильно он устал.

– Ты собираешься уходить?

– Уйдешь с вами, – снова процедил он, слегка пошевелив вытянутыми ногами, что, по-видимому, должно было обозначать страстное намерение уйти отсюда, которому осуществиться не дают плохие мальчики-милиционеры. – Развели бандитов и воров, понимаешь ли, а потом честному эксперту продыху нет. Ты чего пришла?

– В любви объясняться буду.

Олег вяло приоткрыл один глаз, откусил от полуметрового бутерброда изрядный кусок и снова начал медленный процесс пережевывания пищи с закрытыми глазами.

– Начинай, – изрек он через некоторое время.

– Олеженька, ласточка моя, ягодка моя красненькая пупырчатая, – начала Настя вдохновенно, ибо знала, что от нее требуется только одно – разбудить эксперта.

– Какая ягодка?

Зубов быстро открыл оба глаза и приподнял голову, при этом на его длинном лошадином лице мелькнул неприкрытый интерес.

– Пупырчатая, – громко и внятно повторила Настя.

– Почему?

Он подтянул ноги и согнул их в коленях.

– Потому что самые вкусные ягоды всегда в пупырышек, – объяснила Настя. – Клубника, малина, ежевика, шелковица. Понял?

– Не понял, но зато проснулся.

Олег помотал головой и сделал большой глоток горячего крепкого чая. Настя знала это состояние тяжелой сонной одури, которое наступает после суточного дежурства, если вовремя не лечь спать.

– Так чего надо-то?

– Бумажку с номером банковского счета, которая проходит по убийству Агаева.

– Губы раскатала! – фыркнул Зубов. – Она у следователя.

– Олежка, при чем тут следователь, у тебя же наверняка и копия заключения осталась, и фотография.

– Дать, что ли?

– Ага.

– Не «ага», а дайте, пожалуйста, господин Зубов. Через буфет.

– Что тебе принести? – с готовностью спросила она. Манера эксперта все одолжения оказывать «через буфет» была хорошо известна в МУРе. При этом все знали, что дорогого подношения Олег не потребует никогда, а если принести – не возьмет. Для него важен был сам факт маленького пищевого подарка как знак уважения и признания того, что эксперт оказывает услугу, а не делает то, что и без того обязан делать. Почему-то мысль об оказании услуги грела Зубова, но к этому все давно привыкли и рассматривали некоторую странность его характера как нечто неизбежное, вроде причуды гения.

– Пачку печенья. Финского, – уточнил он.

Через пятнадцать минут Настя вернулась, неся в руках синюю тубообразную упаковку с финским печеньем. На столе перед экспертом уже лежала копия заключения и фотографии полоски белой бумаги с написанными на ней цифрами и буквами. Фотографий было две – в реальном масштабе и увеличенная в два раза.

На увеличенной фотографии можно было заметить какие-то странные следы по краю бумажной полоски, напоминающие не то точки, не то царапины. Всего этих точек было десять, пять в одном месте и пять – в другом.

– А что это? – спросила Настя, показывая на следы.

– Типографская краска. Я тоже обратил на них внимание. Обыкновенная типографская краска.

– Интересно, откуда же отрезали эту полоску? – задумчиво проговорила она. – У тебя есть идеи?

– Судя по качеству бумаги, это был какой-то альбом, типа альбома для рисования, или тетради для гербария, или вообще детская книжка наподобие «Раскрась сам». Бумага не писчая, не для машинописных работ и не для принтера.

– Иными словами, нужно искать человека, в семье которого есть ребенок в возрасте от пяти до двенадцати лет. Пол-Москвы.

– Ну, мать, на тебя не угодишь, – развел руками Зубов, вскрывая подаренную ему пачку печенья и протягивая ее Насте. – Угощайся.

Она машинально взяла печенье и сунула в рот, не чувствуя вкуса. Какая-то смутная мысль мелькнула в глубине ее сознания и исчезла, вызвав беспокойное раздражение.

Настя знала, что работа ее внутреннего компьютера имеет три разновидности «выходов». При одном варианте долгая кропотливая работа, требующая безупречного внимания и прекрасной памяти, позволяла в беспорядочном ворохе информации находить то, что нужно. При другом варианте внутренний компьютер включался внезапно, реагируя на совершенно неожиданные вещи, как это случилось, например, вчера, когда составление свадебного наряда из разных комплектов и костюмов навело Настю на мысль о том, что Дмитрий Платонов дает разным людям кусочки информации в надежде на то, что, собравшись вместе, они восстановят истину. При третьем же варианте компьютер полностью выходил из повиновения хозяйке и вел себя как ему вздумается. Он находил верное решение, о чем тотчас ставил в известность Настю, посылая ей сигналы, заставляющие ее морщиться от неприятного холодка где-то в области солнечного сплетения, однако обнародовать это решение не спешил, заставляя хозяйку подбирать методом проб и ошибок специальные программы и ключи.

Почувствовав знакомое беспокойство, Настя поняла, что в ближайшее время здоровый сон и нормальный аппетит ей не угрожают. Она будет выполнять свою работу, искать «подпиленное звено», через которое не прошла информация от Димы Платонова к генералу Заточному, обсуждать с Андреем Чернышевым варианты поиска подмосковного стрелка-убийцы и при этом постоянно думать о полоске бумаги, отрезанной то ли от школьного альбома, то ли от детской книжки.

Почему бумажка с номером счета, на который переведены деньги от фирмы «Артэкс» в фирму жены Платонова, оказалась у убитого Славы Агаева? Если Слава узнал о том, что Платонов взял взятку, и сказал об этом Дмитрию, то понятно, почему Платонов мог убить своего помощника из Уральска. Но совершенно непонятно, почему убийца не забрал у жертвы эту бумажку. Ведь если бы не она, вопрос о взятке никогда бы не вылез.

А если Агаев узнал про деньги, но ничего Платонову не сказал? А почему, собственно? Не доверял ему? Хотел сам проверить? Тогда очень важно понять, откуда вообще появилась эта пресловутая бумажка: привез ли Агаев ее с собой из Уральска или получил от кого-то уже здесь, в Москве?

Настя еще раз проверила все передвижения Агаева по минутам. Выходило, что времени на заезды куда-нибудь по пути из аэропорта на Житную, в министерство, у него не было. Если только его не встречал кто-то в аэропорту. Кто-то, кто и отдал ему эту полоску бумаги с реквизитами банковского счета, отрезанную от детского альбома.

Она попыталась представить себе самый естественный путь, по которому столь серьезная банковская информация может соединиться с невинной ребячьей принадлежностью. Картинка сложилась быстро и легко. Человеку звонят домой и говорят: записывайте. Он хватает первое, что подворачивается под руку, например, альбом сынишки или дочки, записывает с краю листа цифры и буквы, а после окончания разговора аккуратно отрезает полоску ножницами. Да, по-видимому, так все и было. Если бы человек этот звонил сам, то приготовил бы для записи более подходящий листок, например, блокнот или записную книжку. А если бы разговор состоялся по служебному телефону, а не по домашнему, то откуда бы взялся детский альбомчик?

4

В субботу Кира поднялась рано и стала собираться за город, к родителям. Платонову пришлось тоже встать, так как расставленная на кухне раскладушка мешала Кире подойти к плите, чтобы вскипятить воду для кофе. Дмитрий наблюдал, как она разглаживает на столе и складывает в маленькие квадратики черные нейлоновые сумки, свободно умещающиеся в карманах ее просторной куртки.

– Мне повезло, что прямо возле вокзала есть огромный гастроном, который работает без выходных с восьми утра до девяти вечера. По крайней мере, мне не нужно тащить продукты через всю Москву, я их покупаю прямо перед электричкой.

Она быстро выпила кофе и ушла в ванную одеваться. Пуговицы халатика стукнули о металлопластик стиральной машины, затем послышался характерный звук застегиваемой металлической «молнии» – Кира надевала джинсы. Несколько раз пшикнул спрей-дезодорант, в этот момент Платонов попытался представить себе стройную подтянутую фигуру женщины, стоящей перед зеркалом в одних джинсах и надевающей бюстгальтер. Перед его мысленным взором появились заведенные за спину руки, соединяющие разъемы пластмассовых застежек, отражающаяся в зеркале упругая красивая грудь, туго стянутые джинсами «стретч» мускулистые бедра. Женщина была несомненно красива. Но еще более несомненным было то, что она не вызывала у Платонова никаких «посторонних» мыслей. «Неудивительно, – подумал Дмитрий. – В таком дерьме, в каком я оказался сейчас, мне еще бывать не приходилось. Хорошо еще, что я сохраняю способность что-то соображать. На секс у организма сил уже нет».