Муж-озеро - Ирина Андрианова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты смотри, Ионище, на что девки ради тебя идут! — присвистнул Мишаня.
— Да это ж я ради себя, только ради себя…
— Ну, раз все одно к одному складывается, — подытожил Серега, — то решение принято. Корректировки на местности возможны с учетом личных дружеских отношений участников и… в порядке групповой взаимопомощи.
Народ рассмеялся. Ясно было одно — Ион остается, а еды каким-то волшебным образом должно хватить на всех.
— Насчет билетов тоже не беспокойся, — добавил Игорек. — Мы выходим к станции «218 километр». Оттуда на дизеле до Ершуково. Там билет и купишь. Сейчас не сезон, билеты есть всегда. Кассы там нет, но продают прямо в поезде… Ты ведь тоже через Москву едешь? Ну вот, значит вместе.
— У них сидячий вагон — резиновый, — вставил Петя. — В том году нам продавали до Москвы билеты без мест. Прикиньте, стоячие! Причем билеты прямо олдскульные, как товарные чеки: проводник их от руки заполнял.
— Вы что, всю дорогу стояли? Полутора суток?!
— Нет, но мы с места на место пересаживались, когда кто-то заходил с нормальным билетом. А потом да, мест не осталось, и мы в тамбуре тусили до Москвы. Причем совершенно официально, по билетам!
— Ничё себе, как на БАМе в 60-х.
— Романтика!
— Да ладно, ребята, спасемся. Знаете, как мы один раз безбилетника провозили? Причем в плацкартном вагоне, не в общем даже. Лешу Зиленко помните? Да нет, он жив, все в порядке. А дело было назад лет пятнадцать, наверно. Так вот, он билет купить не смог. А мы на Кавказ ехали, прикиньте. Ну, он как провожающий зашел, мы его в уголок посадили, рюкзаками завалили. Пришла проводница, билеты проверила — ничего не заметила. А потом он вылез, но она не обратила внимание, что новое лицо. Да и как заметишь? В поезде полно турья, все туда-сюда ходят, из вагона в вагон. На ночь мы купейный отсек наш простыней завешивали, как бы от света. А на самом деле — чтоб проводница не увидала, что у нас лишний чувак, на полу скорчившись, на пенке спит. Ха-ха-ха. Так и доехали до Минвод.
— Ну надо же, во были времена. Не то, что сейчас. Цифровое общество! Все учтено, все сосчитаны, не проскочешь. Души не стало!
— Да ладно, и сейчас душа найдется, если поискать.
— Короче, Ионыч: упаковываем тебя в рюкзак и закидываем на третью полку, как багаж. Главное, не храпи там громко.
Все развеселились, отчасти от энергии съеденной еды, а отчасти от радости, что Ион не уходит. Однако Серега вспомнил, что чего-то не хватает: важный элемент принятого решения отсутствовал.
— Оныч, так ты так и не сказал, хочешь ты с нами идти или не хочешь? Или ты сказал, да я не услышал. А то тут народ за тебя уже все решил.
Все стихли и посмотрели на Иона. Он сидел все в той же позе, держа миску в руке. Еды там не уменьшилось ни на грамм. Оглядев всех, он вздохнул, и вздох отпустил удерживаемую доселе улыбку. Блеснули глаза, и вокруг потеплело.
— Спасибо, ребята. А я все думал: позовут — не позовут? Я ведь, если честно, боюсь один возвращаться. Особенно ночью в лесу одному… страшно.
Ему не дали договорить, заглушив взрывом хохота. Ну да, ну да, конечно. Ионычу — и страшно! Ион, довольный произведенным эффектом, тут же сам расхохотался.
— А что вы думаете? Палатка тоненькая, защиты — никакой. Не то, что в вашем классном шатре. Столько теплых дружеских тел рядом. Не дадут в обиду.
Танюше до этого почему-то не приходило в голову, как Ион собирался ночевать в лесу один, возвращаясь с «гастролей». Выяснилось, что у него было некое подобие палатки — старый-престарый, линялый-прелинялый одноместный «гробик» без каркаса. Его предполагалось каким-то непонятным образом растягивать на деревьях, и помещать внутрь худое тело хозяина в его тонком, как полиэтиленовый пакет, спальнике. Нет, наверняка бы он там не замерз насмерть — он же, как-никак, монстр зимнего туризма — но вряд ли даже ему эти ночи показались бы комфортными. О том, что бы чувствовала там Танюша, которой всегда становилось грустно при словах «холодная ночевка» — страшно даже подумать. Да еще ночью, да одной — боги! Она дико боялась одиночества и темноты, и существовать в ночном лесу была способна только в коллективном батискафе, именуемом шатром. Даже сходить ночью по нужде для нее и то было подвигом, сравнимым с первым выходом в открытый космос Германа Титова.
— А вообще не холодно в этом твоем «гробике»? Без печки, без соседей?
— Холодно, — весело тряхнул черными кудрями Ион. — Потому-то я особенно рад, что Серега мне, так сказать, контракт продлил.
— А если бы не продлил? — тихонько спросила Танюша.
Вокруг их уже не слушали: разговор перешел на другие темы.
Ион вздохнул.
— Пошел бы назад. Да ничего, не помер бы. Я как-то раз, знаешь, в Саянах неделю в этом гробу жил. Так получилось…
— Там же страшные морозы! — Танюша округлила глаза.
— Ага, тридцатник стабильно, а пару дней даже сорок было.
— И… как?
Он ласково посмотрел на нее, умиляясь такому искреннему недоумению.
— Да как? Засну на минутку — проснусь. Потом снова засну. Так и кантовался. Проснешься, бывает, кажется — окоченел. Так я сразу давай вертеться. Подвигаешься, тепло выработаешь — и снова пару минут спать.
— А как же ты после этого… днем шел? Ведь без отдыха же?
— А я и днем точно так же. Иду — иду, шатает меня. Потом вдруг раз — вижу, что стою, и замерзать начинаю. Получается, я на ходу прямо уснул. Повис на палках, хе-хе. Так и шел. Но ничего, дошел. Не бойся ты, я же жив остался. Я тогда от группы отстал, и решил догнать. Расскажу как-нибудь.
Танюша очень дорожила минутами таких разговоров, когда их никто не слышал. Они значили для нее больше, чем для кого-то — интимная близость. Та почти настоящая близость (настоящая для Танюши), что была у нее в первую ночь, когда она тесно прижималась к Иону, больше не повторилась. На следующий день Серега распорядился провести в шатре перепланировку, чтобы выгадать лишнее место. Утепление для «смертничков» (так называли тех, кто
