Домби и сын - Чарльз Диккенс

— Берри васъ очень любитъ, — не правда ли? — спросилъ однажды Павелъ свою собесѣдницу, когда они сидѣли y камина съ неразлучнымъ котомъ.

— Да, — сказала м-съ Пипчинъ.

— За что? — спросилъ Павелъ.

— Какъ за что? — возразила озадаченная старуха. — Можешь ли ты объ этомъ спрашивать, мой милый! За что ты любишь свою сестрицу?

— За то, что она очень добра, — сказалъ Павелъ. — Никто не сравняется съ Флоренсой.

— Ну, такъ вотъ видишь ли, мой милый: и со мной никто не сравняется.

— Право? — вскричалъ Павелъ, потягиваясь въ своихъ креслахъ и выразительно всматриваясь въ лицо собесѣдницы.

— Да, да, — проговорила старуха.

— Какъ я радъ! — замѣтилъ Павелъ, потирая руками. — Это очень хорошо!

М-съ Пипчинъ уже не спрашивала, почему это очень хорошо. Вѣроятно, она не надѣялась получить удовлетворительнаго отвѣта, и потому, чтобы сорвать на комъ-нибудь досаду, напустилась съ ужаснѣйшимъ остервенѣніемъ на молодого Байтерстона, такъ что бѣдный малый рѣшился съ того же дня дѣлать необходимыя приготовленія для сухопутнаго путешествія въ Индію: за ужиномъ онъ тихонько спряталъ четверть булки и кусокъ голландскаго сыру, положивъ такимъ образомъ начало запасной провизіи для преднамѣреннаго путешествія.

Уже двѣнадцать мѣсяцевъ м-съ Пипчинъ сторожила и караулила маленькаго Павла съ его сестрою. Въ это время два-три раза они ѣздили домой, и однажды пробыли въ Лондонѣ нѣсколько дней. М-ръ Домби съ неизмѣнной точностью каждую недѣлю пріѣзжалъ въ Брайтонъ и останавливался въ гостиницѣ. Мало-по-малу Павелъ сдѣлался сильнѣе и уже могъ ходить пѣшкомъ по морскому берегу, хотя онъ все еще былъ крайне слабъ и, собственно говоря, смотрѣлъ такимъ же старымъ, спокойнымъ, сонливымъ ребенкомъ, какимъ читатель видѣлъ его при первомъ появленіи въ этомъ домѣ. Разъ, въ субботу послѣ обѣда, въ сумерки, во всемъ замкѣ поднялась ужасная суматоха, когда вдругъ, совершенно неожиданно доложили, что м-ръ Домби желаетъ видѣтъ м-съ Пипчинъ. Мгновенно все народонаселеніе гостиной, какъ будто на крыльяхъ вихря, полетѣло наверхъ, захлопало дверьми, затопало ногами, и когда, наконецъ, по возстановленіи приличной тишины и спокойствія, м-съ Пипчинъ, приколотивъ хорошенько молодого Байтерстона, явилась въ гостиную въ своемъ черномъ бомбазинѣ, м-ръ Домби уже былъ тамъ и глубокомысленно наблюдалъ пустое кресло своего сына и наслѣдника.

— Какъ ваше здоровье, м-съ Пипчинъ? — сказалъ м-ръ Домби.

— Покорно благодарю, сэръ, — отвѣчала м-съ Пипчинъ, — я чувствую себя очень хорошо, если взять въ разсчетъ…

М-съ Пипчинъ всегда употребляла такую форму отвѣта. Собесѣдникъ уже самъ долженъ былъ взять въ разсчетъ ея добродѣтели, пожертвованія и такъ далѣе.

— Совершенно здоровой мнѣ, конечно, и быть нельзя, — продолжала м-съ Пипчинъ, придвигая стулъ и переводя духъ, — но я благодарна и за это здоровье.

М-ръ Домби слегка наклонилъ голову и послѣ минутнаго молчанія продолжалъ:

— Я принялъ смѣлость зайти къ вамъ, милостивая государыня, посовѣтоваться насчетъ моего сына. Уже давно было y меня это намѣреніе, но я отлагалъ его день ото дня, дожидаясь, пока Павелъ выздоровѣетъ совершенно. Какъ вы теперь находите его здоровье, м-съ Пипчинъ?

— Брайтонскій воздухъ, по моему мнѣнію, принесъ ему большую пользу, — отвѣчала м-съ Пипчинъ.

— То-есть, пребываніе въ Брайтонѣ оказалось для него очень полезнымъ, — сказалъ м-ръ Домби, — я то же думаю.

М-съ Пипчинъ потерла руками и обратила глаза на каминъ.

— Но, быть можетъ, — продолжалъ м-ръ Домби, — теперь необходимъ для него другой образъ жизни, нужна перемѣна въ его состояніи. Объ этомъ-то я и пришелъ съ вами посовѣтоваться. Сынъ мой на дорогѣ жизни идетъ впередъ, м-съ Пипчинъ, быстро идетъ впередъ

Была какая-то меланхолія въ торжественномъ тонѣ, съ какимъ м-ръ Домби произнесъ эти слова. Ясно, что для него слишкомъ длиннымъ казался дѣтскій возрастъ его сына, и что, по его понятіямъ, было еще далеко, очень далеко до той счастливой поры, когда наступитъ, наконецъ, исполненіе завѣтныхъ желаній души его. М-ръ Домби былъ почти жалокъ въ эту минуту, хотя понятіе жалости никакъ не клеится съ этимъ гордымъ и холоднымъ субъектомъ.

— Ему уже шесть лѣтъ! — сказалъ м-ръ Домби, поправляя галстухъ, быть можетъ, для того, чтобы лучше скрыть едва примѣтную улыбку, мелькнувшую на поверхности его лица. — Великій Боже! не успѣешь оглядѣться, какъ шестилѣтній мальчикъ превратится въ шестнадцатилѣтняго юношу!

— Ну, десять лѣтъ, сэръ, не скоро пройдутъ! — прокаркала холодная старуха, страшно мотая головой.

— Это зависитъ отъ обстоятельствъ, — возразилъ м-ръ Домби. — Во всякомъ случаѣ, сыну моему уже шесть лѣтъ, и нѣтъ сомнѣнія, онъ въ своихъ понятіяхъ отсталъ отъ многихъ дѣтей своего возраста. Но дѣло вотъ въ чемъ: сынъ мой долженъ быть не позади, a впереди, далеко впереди своихъ ровесниковъ. Передъ нимъ уже готовое, высокое поприще — и сыну ли моему встрѣчать препятствія или неудачи на первыхъ ступеняхъ общественнаго воспитанія? Путь его жизни, ясный и чистый, предопредѣленъ и предусмотрѣнъ еще прежде его бытія: какъ же отсрочивать образованіе молодого джентльмена съ такимъ возвышеннымъ назначеніемъ? Я не допущу, я не потерплю никакихъ недостатковъ, никакихъ пробѣловъ въ его воспитаніи. Все должно быть устроено наилучшимъ, наисовершеннѣйшимъ образомъ и будетъ устроено.

— Вы правы, сэръ, — отвѣчала м-съ Пипчинъ, — я ничего не могу сказать противъ вашихъ намѣреній.

— Я и не сомнѣваюсь въ этомъ, м-съ Пипчинъ, — благосклонно сказалъ м-ръ Домби, — особа съ вашимъ умомъ пойметъ, должна понять, всю важность высокихъ цѣлей Домби и Сына.

— Много вздору, много нелѣпостей болтаютъ нынче о томъ, будто не должно слишкомъ торопиться развитіемъ молодыхъ умовъ, — проговорила м-съ Пипчинъ, съ нетерпѣніемъ закачавъ головой. — Нынче ужъ, видно, умъ за разумъ зашелъ, a въ мое время не такъ думали объ этомъ предметѣ. Я очень рада, сэръ, что мои мысли въ этомъ случаѣ совершенно согласны съ вашими; "торопи, толкай ребенка, если хочешь изъ него сдѣлать человѣка" — вотъ мое правило!

— Не даромъ же вы, почтенная м-съ Пипчинъ, пріобрѣли такую огромную репутацію, — возразилъ м-ръ Домби. — Прошу васъ быть увѣренной, что теперь, болѣе чѣмъ когда-либо, я совершенно доволенъ вашей методой дѣтскаго воспитанія и поставлю себѣ за величайшее удовольствіе рекомендовать васъ при всякомъ случаѣ, если только моя скромная рекомендація принесетъ вамъ какую-нибудь пользу. Я теперь думалъ о докторѣ Блимберѣ, м-съ Пипчинъ.

— Какъ? о моемъ сосѣдѣ? — вскричала м-съ Пипчинъ. — У доктора, по моему мнѣнію, превосходное заведеніе. Молодые люди, какъ я слышала, учатся тамъ отъ утра до ночи, и порядокъ во всемъ удивительный.

— И цѣна весьма значительная! — прибавилъ м-ръ Домби. — Я уже говорилъ съ докторомъ, м-съ Пипчинъ, и, по его мнѣнію, Павелъ совершенно созрѣлъ для полученія образованія. Онъ приводилъ многіе примѣры, что дѣти именно въ этомъ возрастѣ начинали учиться по-гречески, и съ блистательнымъ успѣхомъ. Но я не объ этомъ безпокоюсь, м-съ Пипчинъ, дѣло вотъ видите ли въ чемъ: сынъ мой, вырастая безъ матери, сосредоточилъ всю привязанность на своей сестрѣ, и любовь эта, конечно, дѣтская, но все же чрезмѣрная, признаюсь вамъ, слишкомъ безпокоитъ меня. Разлука ихъ не будетъ ли…

И, не окончивъ фразы, м-ръ Домби погрузился въ глубокое раздумье.

— Ба, ба, ба! — возопила м-съ Пипчинъ, взъерошивая бомбазиновое платье и мгновенно принимая свой всегдашній видъ дѣтской вопительницы. — Есть о чемъ безпокоиться! Да если ей не угодно будетъ съ нимъ разстаться, на это y насъ, съ вашего позволенія, найдутся ежовыя рукавички.

Добрая лэди тутъ же извинилась, что употребила слишкомъ простонародную фразу. — Я всегда такъ обращаюсь съ ними, — сказала она и совершенно особеннымъ образомъ закинула свою безобразную голову, какъ будто собиралась привести въ трепетъ цѣлую стаю непокорныхъ мальчиковъ и дѣвочекъ. М-ръ Домби терпѣливо выждалъ окончанія этихъ припадковъ и, когда его почтенная собесѣдница перестала бѣсноваться, сказалъ спокойнымъ тономъ:

— Не о н_е_й думаю я, м-съ Пипчинъ; съ нимъ что будетъ?

М-съ Пипчинъ сь одинаковой увѣренностью могла бы похвалиться, что она точно такой же способъ врачеванія готова употребить и для маленькаго Павла; но ея сѣрый проницательный глазъ благовременно усмотрѣлъ, что м-ръ Домби не могъ одобрить этого рецепта въ отношеніи къ сыну, хотя въ то же время признавалъ всю его дѣйствительность относительно дочери. Поэтому она тотчасъ же перевернула аргументъ и очень основательно начала доказывать, что новые предметы, новый образъ жизни, новое разнообразное общество въ заведеніи Блимбера и, наконецъ, новыя, разумѣется, довольно трудныя занятія, — все это мало-по-малу и незамѣтнымъ образомъ заставитъ умнаго мальчика выбросить изъ головы свою сестру. Такъ какъ эта мысль совершенно согласовалась съ собственными надеждами и предположеніями м-ра Домби, то нѣтъ ничего удивительнаго, если джентльменъ этотъ получилъ еще высшее понятіе о разсудительности м-съ Пипчинъ, тѣмъ болѣе, что теперь она представила рѣдкій образецъ безкорыстія, разлучаясь такъ легко съ своимь маленькимъ другомъ, хотя, собственно говоря, ударъ этотъ былъ не внезапный, потому что сначала предполагалось отдать ей ребенка всего на три мѣсяца. Было ясно, что м-ръ Домби заранѣе обдумалъ и зрѣло обсудилъ свой многосложный плань, состоящій въ томъ, что маленькій Павелъ на первое полугодіе поступить къ доктору Блимберу, какъ недѣльный пансіонеръ, a сестра его между тѣмъ останется y м-съ Пипчинъ и будетъ принимать къ себѣ брата по субботамъ. Такое распоряженіе, — думалъ чадолюбивый отецъ, — исподволь отвлечетъ сына отъ предмета его привязанности; вѣроятно, онъ хорошо помнилъ, какъ неосторожно первый разъ младенецъ былъ оторванъ отъ своей любимой кормилицы!