Святослав. Хазария - Валентин Гнатюк

Часть вторая

Покорение Хазарии

Глава 1

Могунская тьма

Лета 6473 (965)

В предрассветной тишине стук копыт усталого скакуна далеко был слышен на дремлющих улицах Киев-града. Простучали конские копыта прямо до княжеского терема. Запылённый всадник слез с коня и на негнущихся от долгой скачки ногах подошёл к охоронцам.

– Гонец от Булата, князю весть, срочно!

Охоронцы растолкали дремавшего помощника начальника стражи Петра-Кандыбу. Недовольный, заспанный, он вышел из терема.

– От какого такого Булата, с какой вестью, чего я среди ночи ради тебя князя будить должен? – напустился он на гонца, раздумывая меж тем, растолкать ли начальника теремной стражи Фарлафа или на самом деле разбудить самого Святослава.

Но коренастый чернявый посланец потребовал решительно и кратко:

– Весть срочная, лично князю, полковник велел передать в любое время дня и ночи! А коли ты такой важный, то сам за задержку перед князем и ответишь! – отрезал гонец, в упор глядя в сонные глаза помощника начальника стражи.

– Ты полегче с угрозами, ишь, какой прыткий, – ворчал Пётр, но уже отворял калитку, чтобы вести несговорчивого гонца к князю.

Едва турьи рога пропели «зорю» и дружина, выстроившись на Ратном поле, воздала честь Хорсу, как Святослав велел сигнальщикам трубить сбор военачальников.

Темники, полутемники и тысяцкие поспешили на зов, туда, где у шатра трепетала на ветру княжеская хоругвь – сокол в солнечном коло.

Князь Святослав в расшитой белой рубахе, простых штанах, подтянутых тьмутороканьским поясом, в постолах из сыромятной кожи и накинутой на плечи белой шёлковой епанче, ходил, заложив руки за спину. Два лета минуло с того самого дня, когда сильно поредевшая дружина, особенно Молодая, возвратилась в родной Киев после взятия Саркела и разгрома войска Уйзена. Всё это время не было крупных сражений, так, мелкие стычки на границах, но каждый день князя и его верных полководцев был накрепко связан с войной. Потому как неустанно стремились они восполнить мощь войска Киевского, собрать и обучить добрых витязей, выносливых и умелых, духом единых с Богами и Пращурами. Денно и нощно заботился князь, чтобы дружина и то ополчение, что в случае войны призвать понадобится, добре были вооружены и имели всё необходимое. В заботах с утра раннего до вечерней зари пролетели два лета, как два дня. Боги помогли обильными урожаями, и последнее полюдье наполнило закрома добрым зерном, а стойла кормом для боевых коней. Скаредные купцы роптали, но несли положенную десятину в казну княжескую, и те пенязи да злато с серебром тут же обращались в оружие и припасы. Основная часть войска уже после окончания весеннего сева была собрана в Киеве. Оттого исполненный решимости Святослав мерил шагами поле, окидывая оком верную ему дружину.

Когда собрались все военачальники, он остановился, помолчал и молвил:

– Друзья мои! Два лета минуло с тех пор, как мы предали огню Саркел, разбили многие хазарские тьмы и воротились в Киев. С тех пор восполнились и окрепли наши полки, застоялись в стойлах сытые кони, залежались в ножнах боевые мечи. Не пора ли отправиться в поход на Итиль и покончить с Хазарией? – Святослав выдержал паузу. – Вот и хочу спросить, друзья мои, что мыслите вы о таком походе?

Вновь залегла тишина. Военачальники молчали – никто не хотел вылезать со своим словом вперёд других.

Тогда Святослав остановил взор на стоявшем в первом ряду старом Притыке.

– Что скажешь, Притыка? – спросил он, поглаживая ус и нетерпеливо сверкая очами.

– Что ответствовать, княже? Сам знаешь, в слове я не искусен. Коль надобно, будем биться, как всегда бились – врага не щадя и себя не жалея, до последнего! – пророкотал верный темник.

– Не о том вопрошаю, – качнул головой Святослав, – не о храбрости и силе вашей, кои не подлежат сомнению. Совета прошу, как нам сподручней идти на Итиль?

– А как скажешь, княже, так и пойдём. Коль велишь с полуночи, так с полудня никто не выступит, – отвечал, блеснув лукавой искоркой в очах, Притыка.

Среди военачальников пробежал сдержанный смешок.

«Их в сечу легче вовлечь, чем в разговор», – подумал про себя Святослав. Он желал знать, как отнесутся его верные боевые соратники к этому походу, – с охотой ли пойдут или просто воле княжеской подчиняясь. Ведал Святослав, что в Киеве некоторые горожане, особенно купцы, выказывают недовольство войной с Каганом: мол, пока хазары нас не трогают, и нам воевать ни к чему. Лепше торг вести, а то итильских купцов в Киеве почти не стало. Вон цареградские гости с Хазарией успешный торг ведут, и богатства великие наживают…

Держа в голове эти разговоры, и пытал князь темников, и ходил стремительно, будто пардус перед охотой, весь в напряжении от переполнявшей его силы и нетерпения.

Улыбнулся он в ответ на слова старого Притыки и опять спросил:

– Так что вы скажете, надобно воевать с хазарами или пусть едут на наши торжища?

Отозвался тут старый Горицвет. Тряхнув седым чубом и блеснув чёрными очами, он воскликнул:

– Те хазары суть волки хищные! Допустим их на торжища, они тут же начнут селения грабить, людей в полон уводить. Про Верягу и прочих, павших от коварной руки хазарской, я уже не говорю – они все тут у каждого из нас! – Горицвет гулко ударил в грудь, где билось его горячее сердце.

– Много натерпелись от них наши братья – вятичи с радимичами, – и мы, кияне, к ним свой счёт имеем!

– Точно, вон в прошлый поход побили ихних тарханов, так на их место тут же новые налезли.

– Давно пора воздать им сторицей! – воскликнуло сразу несколько голосов.

Святослав поднял руку, требуя тишины:

– Так, друзья мои, верно мыслите. Нынче на заре прискакал вестник из Донского полка на восходе, – хазарский отряд к нам движется. Видно, не пошёл им впрок урок предыдущий. Или надеются, степные волки, что мы тут зажирели, обабились, а мечи наши ржавчиной покрылись? – Голос князя зазвучал грозно, в очах засверкали искры, будто булатные клинки в скрещении. Речь его всё больше наполнялась той чудной волховской силой, которая воспламеняла в сердцах и душах воинов жаркий огонь праведного гнева, отваги и мужества, с коими каждый был готов победить или умереть.

– Мы, конечно, можем выступить, разбить их тьмы и прогнать со святой земли Киевской. Только надолго ли? Пока цело гнездо осиное – Итиль, – не видать нам покоя и мирной жизни!

– Даёшь Итиль!

– В поход, на Хазарию!

– Слава князю! – воскликнули военачальники, в едином порыве выхватывая из ножен и вздымая боевые клинки.

– Слава Киеву! – воскликнул Святослав, потрясая своим мечом. – Слава вам, храбрые соколы, узнаю ваш клёкот гордый и радуюсь в сердце своём грядущим победам с вами! Всё, друзья, завтра на рассвете выступаем!

– Как завтра, княже? – удивлённо воскликнул Свенельд. – Не поспеем ведь до завтра все обозы собрать, припасы приготовить, кузни походные наладить… Шутка ли, в такой поход идти, – надо все силы объединить, из горожан и огнищан ополченцев набрать, да ещё много воев пожилых найдётся, что старше призывного возраста, но силу в руках имеют, опыт боевой и желание идти на хазар…

– Верно речёшь, вуйко. Вот и займись этим. А я налегке выступлю, час дорог. Так что назначаю тебя Обозным темником, собери всё, что считаешь нужным, и выступай за нами, – ответил Святослав, пронзительно взглянув на бывшего воеводу.

Свенельд сцепил зубы от обиды, но сдержался, только крякнул в ответ и проронил:

– Слушаюсь, княже, исполню всё как надобно…

Он понял, что Святослав посчитался с ним за прошлый поход. Князю явно не понравилась его осмотрительность и расчётливая осторожность. И хотя тогда Свенельд доказал свою правоту и, по сути, спас Молодую дружину, возглавив её отход, нынешнее обидное назначение показало, что князь ему не простил. Свенельд скрепя сердце отправился давать распоряжения.

На заре зычно загудели рога, прозвучали команды, задвигались ряды воинов, выстраиваясь в походный порядок. Заклубилась пыль под копытами коней, и Святославова дружина стала покидать град. Заплакали жёны тех, кто уходил на войну, матери и сёстры, а вслед за ними вдовы, что потеряли мужей в прежних походах, а теперь навстречу гибели уходили последние их сыновья и братья.

Вместе с прочими уходили в поход и берестянские огнищане – Звенислав с сыном. Мать Живена выплакала все слёзы, провожая их в дорогу. В битве под Саркелом пал её средний сын Овсенислав. Теперь с отцом уезжал Вышеслав.

Переправившись через Непру, дружина двинулась на восход. Ощетинившись разъездами и дозорами, она походила на огромное живое существо, слушающее тысячами ушей и глядящее тысячами глаз. По первому приказу оно было готово изменить манеру движения и построения, затаиться, стать неприметным либо превратиться в грозную неодолимую силу, летящую по степи под звон булатов и воинских кличей.