Быстрый взлет. Королевские ВВС против люфтваффе - Джон Брехэм

Переход с конвоем вдоль восточного побережья в Ферт-оф-Форт, который продолжался два дня, взбодрил меня, и я обнаружил, что в компании моряков смог полностью забыть проблемы, которые переполняли меня в течение последних нескольких недель. Мы были полностью заняты на корабле. Иногда нас просили идентифицировать самолеты, и именно тогда мы оценили, насколько раздражали военных моряков появлявшиеся поблизости самолеты. А еще поняли, что если бы они дожидались, пока определят, свой это самолет или вражеский, то часто было бы слишком поздно: самолет получил бы возможность атаковать. Так что их склонность сначала стрелять, а потом задавать вопросы могла быть оправданна.

У входа в Ферт-оф-Форт «Уитсхед» попрощался со своими подопечными и в компании с двумя другими эсминцами и крейсером на скорости направился обратно в Харидж. Слава богу, во время всего перехода море было относительно спокойным и я чувствовал себя хорошо. Но когда двигатели старого «Уитсхеда» работали на полных оборотах, они вызывали такую вибрацию, что я почти испытывал тошноту, однако сумел сохранить честь офицера Королевских ВВС. В Харидж я вернулся новым человеком и был благодарен нашим друзьям-морякам за замечательное гостеприимство.

В то время как Джеко осваивался в Уиттеринге и знакомился с прибором «Serrate», Стикс и я совершили еще один вылет. Это должен был быть наш последний совместный полет за семь месяцев. Очень большому соединению наших бомбардировщиков было приказано атаковать индустриальный центр Мангейма, в юго-западной части Германии. Мы решили, что наиболее подходящей для дозаправки и старта точкой будет аэродром Брэдвелл-Бей, около устья Темзы. Там размещалась 605-я эскадрилья истребителей-бомбардировщиков «москито», в которой служил Дэйв Бломли, муж моей сестры. Я не видел его с начала войны и теперь встретился с ним снова. Мы провели несколько счастливых часов за воспоминаниями, когда я ожидал времени взлета. Дэйв был доволен полетами на истребителях-бомбардировщиках, но завидовал моей эскадрилье с ее радарами и приборами «Serrate». «Москито» совершали по ночам на малой высоте длительные и опасные полеты в глубину вражеской территории, пытаясь найти самолеты противника. Но поскольку они не имели никаких бортовых радаров, их успехи были незначительными.

Незадолго до полуночи девять моих самолетов поднялись в воздух с интервалом в несколько минут, мы набирали высоту в юго-восточном направлении, чтобы вступить в контакт с массами бомбардировщиков, которые собирались в поток перед нами. К северу от Дюнкерка мы видели огонь зенитной артиллерии и прожекторы. Над бельгийско-германской границей темнота нарушалась лишь разрывами зенитных снарядов. Можно было отчетливо разглядеть клубы дыма от взрывавшихся поблизости снарядов, и один или два раза наш самолет сотрясался взрывной волной.

Вокруг нас в небе были видны горящие самолеты. Некоторые из них медленно снижались к земле, в то время как их экипажи безуспешно пытались сохранить управление. Другие падали, подобно пылающим метеорам. При помощи Стикса я преследовал ночной истребитель, но тот включил радар, так что мы должны были начать все снова. Около Льежа Стикс поймал устойчивый сигнал, и после полета по кругу на высоте 3000 м мы, наконец, установили радарный контакт. Было очевидно, что враг не подозревал о нашем присутствии, и Стикс, быстро интерпретируя показания индикаторов своего радара, мастерски вывел меня в позицию с задней полусферы.

На дистанции 135 м я заметил неясный темный объект. Я не мог идентифицировать его с такого расстояния и, развернувшись, чтобы держаться ниже, стал приближаться, пока мы не оказались всего в 90 м от него. Теперь объект приобрел знакомые очертания «Мессершмита-110». С такой дистанции я не мог промахнуться. Я выпустил две короткие очереди из всех десяти наших стволов. Попадания были видны по всей хвостовой части «мессершмита». Он перевернулся через крыло и, загоревшись, по спирали упал на землю.

В этот момент темноту пронзила белая сигнальная ракета, выпущенная с другого самолета поблизости от нас. Возможно, она исходила с немецкого ночного истребителя, пилот которого отмечал место падения, думая, что этот погребальный костер принадлежит одному из наших бомбардировщиков. Мы искали этот или другие немецкие истребители, пока позволяло горючее, но напрасно.

У Мангейма, неистово горящего вдали, мы повернули обратно в Брэдвелл-Бей и приземлились там спустя три часа после взлета, измотанные, но добившиеся успеха. Один из моих экипажей видел белую ракету и взрыв при падении нашей жертвы. Они смогли подтвердить нашу воздушную победу, которая увеличила общий мой счет до пятнадцати побед, из них четырнадцать – ночью. Постепенно мы подбирались к Джону Каннингхэму, имевшему восемнадцать ночных побед. Я был особенно рад этому успеху, учитывая положение Стикса. Теперь он мог спокойно отдыхать, зная, что все сделал хорошо. За его храбрость и решительность в качестве радиооператора и штурмана я представил его к награждению пряжкой к уже врученному ранее кресту «За летные боевые заслуги». Мы были самым счастливым экипажем, когда несколькими днями позже праздновали официальное объявление об этом награждении.

Наш всеми любимый командир авиастанции груп-каптэн Лэгг был переведен на другое место службы. Он всегда заботился о нас, приобрел привычку находиться в нашем расположении, ожидая, пока не вернется последний самолет, что обычно происходило ранним утром. Затем он присоединялся к нам за обычным завтраком из яичницы с беконом, слушая наши рассказы о проделанной ночью работе. Мы решили устроить для него специальную прощальную вечеринку с обедом и вручением подарков. Окольными путями мы обошли продовольственные ограничения. Благодаря Винну раздобыли большое количество фазанов и особую птицу для главного блюда. Мне не говорили об этом сюрпризе до самой последней минуты. Это был лебедь, любезно зажаренный Винном. Вечеринка прошла великолепно, но мы были опечалены тем фактом, что груп-каптэн покидает нас. Однако Уиттерингу повезло получить на его место не менее симпатичного босса.

В течение периода нелетной погоды мы проводили учения на земле, чтобы каждый мог научиться вести ближний бой. Экипажи самолетов, возглавляемые мною, изображали парашютистов. В конце дня нас «сбросили» с грузовиков в нескольких километрах от аэродрома, и мы должны были вернуться обратно и «уничтожить» самолеты и жизненно важные сооружения. Административный штаб авиастанции и наземный персонал эскадрильи во главе с Дикки Спэрроу отвечал за оборону. Это был сырой вечер. Каждая покрытая грязью группа двигалась к аэродрому окольным маршрутом. Наши руки и лица были черными. Когда мое подразделение достигло района стоянок, уже совсем стемнело, но над аэродромом метались тонкие лучи света и раздавались хлопки взрывпакетов, призванные показать, что обороняющиеся были начеку. Обе стороны имели взрывпакеты, чтобы имитировать гранаты.

Из ругательств и криков было очевидно, что защитники дают жару моим «командос»! В конечном счете мы все же продвинулись вперед и нарисовали мелом кресты на двух «бью», обозначавшие их уничтожение. Затем нас окружили и взяли в плен, но перед этим Стикс попытался бросить взрывпакет. К сожалению, он слишком долго держал его, и тот взорвался у него в руке, повредив ему кисть. Обороняющиеся были настоящими джентльменами. Вместо того чтобы дать нам нагоняй, они отправили старину Стикса к Доку, а всех остальных просто привели в одну из комнат барака, находившегося на стояке и использовавшегося в качестве «лагеря для военнопленных». Помимо неприятности со Стиксом, никаких других несчастных случаев не произошло. Оставалось рассмотреть результаты учений. Были «уничтожены» несколько самолетов и также «взорваны» наземные сооружения. В то же время все мои «командос» были или «убиты», или «взяты в плен». Помимо развлечения и хороших физических упражнений, мы все получили полезные уроки. Главным было то, что было почти невозможно остановить решительного врага и не позволить ему достичь намеченной цели, даже при том, что это могло стоить ему всех его сил. Можно только предполагать, что произошло, если бы немцы в ходе Битвы за Англию решились пожертвовать частью своих опытных десантников для нападения на некоторые из наших ключевых наземных РЛС дальнего обнаружения. Возможно, результат этого известного сражения был бы иным.

Одной из моих забот начиная с того момента, когда начались операции «Serrate», был ограниченный радиус действий «бьюфайтеров». Налеты Бомбардировочного командования на Берлин и на индустриальные районы в Северной Италии ясно показали, что мы могли сопровождать наших друзей не на всем протяжении их маршрутов.

Обычно мы посылали половину пригодных для полетов истребителей с потоком бомбардировщиков, чтобы они летели в нем как можно дольше. Остальные взлетали позже ночью, чтобы встретить возвращавшиеся бомбардировщики снова возможно дальше на их маршруте. Это было не очень хорошо. Это дробило наши небольшие силы пополам, но это было лучшее, что мы могли сделать. Обсуждая эту проблему с офицерами штаба Истребительного командования, я просил, чтобы наши «бью» были заменены «москито», имевшими больший радиус действий. Мне обещали изучить этот вопрос, но немедленно ничего сделать было нельзя. Мы еще не были готовы разрешить «москито» с новейшими бортовыми радарами летать над вражеской территорией.