Быть Лолитой - Элиссон Вуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы понятия не имеем, о чем думала Лолита, когда решила бросить Гумберта. Набоков писал от лица Гумберта через его дневники, когда тот уже был на суде за убийство. Все, что мы знаем о Долорес Гейз, подернуто дымкой тумана; даже ее имя, Лолита, является его выдумкой. Гумберт никогда не называл ее Долорес. Но все равно – она его бросила. Сбежала. Для него это загадка; конечно же, ее похитил другой мужчина, ею воспользовались, ее заставили. Но в реальности все оказалось не так. Должен был быть момент, когда она поняла: «Я больше не хочу быть с ним», – и предприняла необходимые действия. Убежала, выбралась. Давайте пока не будем обсуждать то, где она в итоге оказалась.
Жаль, я не могу сказать, что тогда настал мой момент, в ту ночь, когда я увидела себя в зеркале. В ту ночь, когда он сказал, что я должна все запомнить. Хотела бы я сказать вам, что это была последняя капля, что я переступила черту, поняла, что все станет лишь хуже, увидела признаки насильственных отношений и разорвала с ним все связи, больше никогда его не видела, обрела свой счастливый конец в Итака. Но это другая история. Останься, читатель.
17
Я провела большую часть семестра, пребывая в шоке. Больше всего на свете хотела доказать себе, что ошибаюсь, доказать всем в своей прежней школе, что они ошибались, считая, что я не могу добиться успеха, а уж тем более закончить обучение. Я писала доклады, читала книги от корки до корки по выходным и мучилась, изучая итальянский. Мне не нравился курс, но Ник убедил меня записаться. Он итальянец и сказал, что будет романтично, если однажды мы съездим в Италию, например на медовый месяц. Хотя на самом деле он не знал итальянский. Итальянский не имел ничего общего с латинским, как я надеялась.
Мое настроение стало ухудшаться. Я никогда не знала точно, когда Ник позвонит, и проводила большинство вечеров в своей комнате, ожидая звонка. У меня стоял маленький телевизор с DVD-приставкой, но кабельного телевидения не было. Я смотрела «Ромео + Джульетту» База Лурмана снова и снова. Специально ни с кем не общалась, не заводила других друзей, помимо соседок. Они слышали, когда мы с Ником ссорились по телефону, видели, как он заходит и выходит из моей комнаты иногда на выходных, но я никогда не отвечала на их вопросы и не сплетничала по вечерам во время поздних ужинов за такос, как остальные. Пожимала плечами: «Он просто парень из моей школы», – отвечала что-то невнятное, что никто не запоминал. Ненавидела врать. Проще было просто молчать.
Время шло, его визиты становились все более и более редкими. Я полностью зависела от его расписания, его времени, его автомобиля. Однажды мы жутко поругались, когда в последний момент на выходных он решил отправиться на вечеринку к своему другу. Он сказал, что не может как ни в чем не бывало придумывать отговорки и врать своему другу, поэтому должен пойти. Мы кричали друг на друга по телефону и не разговаривали еще два дня.
На следующей неделе у меня случилась задержка.
Я не сказала ему сразу. Не хотела, чтобы он подумал, что я паникующий подросток. Проводила дни, стараясь концентрироваться на учебе, но в итоге каждый раз ловила себя на том, что пишу свою будущую фамилию в замужестве на полях тетради: «Миссис Элиссон Мари Норт». Или просто таращусь в окно, наблюдая, как ветер играет с ветками деревьев.
Я знала, что, в конце концов, мы все равно поженимся, так все просто произойдет быстрее. Мне всегда думалось, что у нас будут дети. Ник был католиком, об аборте не могло быть и речи. Я представляла себя в белом платье с животом, вынашивающим ребенка, церемонию в кругу семьи и друзей, людей, охающих о том, как мило я выгляжу в фате, поздравляющих Ника с нашим будущим счастьем. «Людям придется узнать. Невозможно скрывать беременность вечно».
Я могу закончить колледж позже. Или не заканчивать. Второй вариант мне нравился меньше, не хотела быть матерью-домохозяйкой, не получившей высшее образование. Тогда я скорее всего не стану писателем и уж тем более не стану актрисой. Может, все-таки он захочет, чтобы я сделала аборт. Однажды слышала, как подруга моей мамы говорила, что когда дело доходит до абортов, парни говорят сначала одно, а потом, когда перед ними действительно возникает проблема, совсем другое. Я нарисовала большую черную рамку вокруг своей потенциально будущей фамилии и закрасила синими чернилами. Не знала, чего я хочу.
Надеялась, он не расстроится. Я пила таблетки, но когда много выпивала, меня тошнило или я ложилась спать, не приняв. Этого было недостаточно, чтобы полностью защититься. Я не была глупой, понимала, что могу забеременеть. Но когда заводила речь о презервативах, он спрашивал, изменяю ли я ему.
– Нет, ни за что, – заверяла я его.
В конце концов я сказала ему по телефону, после того как оставила сообщение с утра: «Нам нужно поговорить. Срочно». Он позвонил мне, как только закончились уроки в школе, по платному телефону на парковке. Я выпалила без лишних слов:
– Думаю, я беременна.
Он затих. Я повторила, рыдая.
Но затем он заговорил без всякого сочувствия в голосе:
– Эли, все в порядке, все хорошо, не плачь, мы справимся с этим вместе. – Он сказал, что приедет на выходных, все отменит, чтобы увидеться со мной. Сказал, что любит меня и все у нас будет хорошо.
– Хорошо, – сказала я ему. Он слушал, как я рыдаю, ждал, пока успокоюсь.
– Итак, я смогу приехать не раньше чем в пятницу вечером. Тебя это устраивает? Я сниму нам номер в отеле. Ничего страшного, если тебе придется заниматься учебой в это время, она важна.
– Хорошо, да.
– Я люблю тебя, – напомнил он мне. – Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя, Ник. – Он снова позвонил мне тем вечером. Мы разговаривали допоздна не о страхах, а о том, как сильно он по мне скучает.
Я заснула быстрее, чем за все прошлые недели, зная, что он позаботится обо мне. Чувствовала, что все могу пережить, несмотря ни на что.
На следующее утро проснулась с пятном крови на
