Феллах - Абд ар-Рахман аш-Шаркави

В практике строительства социализма уже накоплен достаточный опыт, и он говорит о том, что нарушение демократических свобод, как правило, ведет к приостановке социалистического развития. Вы, очевидно, именно этого и добиваетесь. Таких, как вы, немного, но каждый из вас старается принести как можно больший вред делу социализма. Не гнушаясь любыми недозволенными методами, вы пытаетесь защищать свои собственные интересы. Вам наплевать на социализм. Но вы пыжитесь доказать, что только вы являетесь истинными социалистами. Позволь, однако, тебя спросить, какой такой ты социалист, если наплевательски относишься к людям, унижаешь, топчешь их человеческое достоинство? Думаешь, все тебе сойдет с рук? Нет, ошибаешься! Свобода — это сердцевина социализма. Вы же хотите выхолостить его, лишить людей права свободно выражать свое мнение. Вас пугает, что они могут разоблачить таких, как ты, оппортунистов, представителей так называемого нового класса, которые цепляются за свои привилегии и заботятся только о своих личных интересах. Поэтому-то вы и боитесь встретиться лицом к лицу с рабочим и крестьянином или вести открытую дискуссию с представителями честной, трудовой интеллигенции. Куда проще, конечно, любого, кто станет вам поперек дороги или поднимет против вас голос, обвинить в измене социализму и запрятать в тюрьму, лишить свободы. Сами же вы хотели бы только паразитировать на социализме…

— Хватит! — не выдержав наконец, взорвался Бараи. — Я известный и всеми уважаемый адвокат и не позволю, чтобы меня оскорбляли выскочки из рабочих и обвиняли чуть ли не в подрывной деятельности против социализма. Я, если хочешь знать, приношу социализму в тысячу раз больше пользы, чем ты, потому что обществу в период строительства социализма прежде всего нужны специалисты высокой квалификации, обладающие знаниями и опытом. Ведь социализм — это такой общественный строй, который должен наиболее полно удовлетворить духовные и материальные потребности людей в условиях социальной справедливости и экономического процветания…

— О, какие красивые слова вы умеете говорить! — засмеялся Омар. — Даже усвоили основы научного социализма. Признайтесь, устаз, что в этом есть и моя заслуга. Не знаю только, потребности каких именно людей вы собираетесь удовлетворять? Очевидно, все-таки прежде всего свои. А социализм в первую очередь заботится об удовлетворении потребностей рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции. Что же касается социальной справедливости и экономического процветания, о чем вы так часто упоминаете, вкладывая, очевидно, и в это свой смысл, то социализм гарантирует их обеспечение только в условиях свободы. И не какой-то абстрактной свободы, а свободы для трудового человека. Социализм указывает единственный верный путь для счастья человека. На протяжении всей истории люди стремились к свободе и счастью. Эти устремления нашли отражение и в различных религиях, и в философских течениях, и во всевозможных модных учениях двадцатого века. О свободе кричали и феодалы и капиталисты. Но могла ли идти речь о подлинной свободе там, где царствовали угнетение, эксплуатация человека человеком, основанные на частной собственности на средства производства? Социализм ликвидировал позорную систему эксплуатации. Он передал средства производства, торговлю, банки в руки народа и тем самым предоставил ему возможность пользоваться не только всеми благами своего труда, но и впервые почувствовать себя свободным и счастливым. Именно поэтому мы считаем, что социализм воплотил в себе все светлые идеалы лучших умов человечества, мечтавших о торжестве гуманизма и справедливости. Пусть все люди честно трудятся, вдохновенно творят, пользуются свободой, наслаждаются всеми радостями жизни — вот это и будет социализм! Понял, устаз?

— Ты меня учишь? — взбеленился Бараи. — Кому ты читаешь лекцию о социализме? Мне? Так я сам умею их читать еще лучше, чем ты. Не слишком ли много вы, культурные рабочие, берете на себя? Едва научились по слогам читать, а уже философствуете и учите интеллигенцию! Ну, что ты лезешь, куда тебя не просят? Суешь свой нос в дела, которые совершенно тебя не касаются?

— Почему же они меня не касаются? — спокойно возразил Омар. — Я член уездного комитета и поэтому обязан интересоваться всем, что происходит в уезде. Я по-прежнему настаиваю на том, чтобы было созвано экстренное заседание комитета, на котором должен присутствовать секретарь комитета. Я знаю, что он поехал сопровождать иностранных гостей на Асуанскую плотину, но он может извиниться перед ними и вернуться, раз обсуждается такое важное дело. Речь идет о диверсии против социализма, о произволе. Иначе нельзя это расценить. Как это назвать, если честных людей без какой-либо на то серьезной причины бросают в тюрьму? Комитет должен найти виновных, выявить их покровителей, вывести тех и других на чистую воду и привлечь к строгой ответственности. Надо выяснить, кто отдал приказ офицеру полиции арестовать четырех активистов. И если этот приказ был отдан незаконно, то почему офицер не отказался его выполнить?..

Узнав у Омара, какой офицер арестовал моих земляков, я решил, не дожидаясь окончания спора, отправиться в полицию. Ведь, в конце концов, я приехал сюда помочь моим землякам. Встреча с Омаром прибавила мне уверенности в благоприятном исходе дела. Я был очарован им. Крепко пожав Омару на прощание руку, я окрыленный выскочил на улицу. По дороге я думал о том, что именно такие люди, как Омар, избавят рано или поздно мир от нечисти, ибо они не успокоятся до тех пор, пока не добьются подлинной справедливости и свободы.

Глава 12

В управлении полиции я быстро разыскал офицера, которого назвал мне Омар. Однако тот, с удивлением посмотрев на меня, сказал, что впервые слышит о подобном деле. Когда же я дал ему понять, что мне все известно и что пришел я сюда прямо из уездного комитета АСС, офицер, изменившись в лице, стал мне клясться в своей честности и преданности делу социализма. Однако, будучи офицером, он обязан выполнять приказы высших инстанций. К тому же бывают и секретные дела, которые не подлежат обсуждению. Что касается упомянутого мною дела, то им занимаются непосредственно в верхах, откуда и был получен приказ об аресте. На мой вопрос, какие именно верхи отдали этот приказ, офицер только беспомощно развел руками.

Затем, изобразив на своем лице виноватую улыбку, он доверительно сообщил мне:

— Одно могу вам сказать: я этим делом сейчас не занимаюсь. Попробуйте обратиться к офицеру в соседней комнате. Может, он что-нибудь знает.

Однако и в соседней комнате мне заявили, что занимаются совершенно иными вопросами и интересующее меня дело в их компетенцию не входит.

Тогда я решил заглянуть в комнату напротив, предположив, что ошибся дверью. Там за большим письменным столом, заваленным бумагами, сидел молодой офицер угрюмого вида. Перед ним выстроилась довольно длинная очередь посетителей, в большинстве своем бедно одетых мужчин и женщин, все они протягивали офицеру какие-то бумаги и пытались что-то объяснить. Я встал в очередь. Офицер не столько слушал, сколько отчитывал каждого, кто приближался к его столу. Особенно досталось стоящему впереди меня мужчине. Смущенно переминаясь с ноги на ногу, он то и дело разглаживал складки своей просторной галабеи, боясь невзначай задеть разбросанные на столе бумаги.

Отшвырнув его прошение в сторону, офицер принялся кричать, проклиная тот день и час, когда сдуру согласился оставить Каир и приехать в эту дыру, где приходится иметь дело с такими бестолковыми людьми. Пока он так разорялся, стоявший перед ним человек, глядя куда-то поверх его головы, беззвучно шевелил губами. Проследив за его взглядом; я увидел большой плакат, где красивой арабской вязью было написано: «Полиция на службе народа».

С трудом разгадав изображенный на плакате ребус и уяснив его глубокий смысл, мужчина расправил плечи и, к полной неожиданности всех присутствующих, резко оборвал офицера:

— Чего ты раскричался? Чего шумишь? Ты лучше прочти плакат над своей головой: «Полиция на службе народа». Для кого это написано? Для тебя или для красоты? Выходит, мы тебе, а не ты нам служишь? Кто же тебе дал право на нас кричать?

В комнате засмеялись. С разных сторон послышались реплики:

— Правильно говорит старик! Верно!

— Вы разве не согласны с ним, господин офицер? — раздался чей-то властный и решительный голос.

Офицер подскочил.

— Так точно, господин начальник!

— Это начальник полиции… Начальник пришел! — зашептались посетители.

Я подошел к нему и попытался кратко изложить суть своего вопроса. Глубокие морщины на его лице стали словно бы глубже.

— Я с вами согласен — это позорное дело! Во всем, что произошло в вашей деревне, необходимо детально разобраться, — с озабоченным видом резюмировал он, подкрепив свои слова решительным жестом.