Ангелы полуночи - Норма Бейшир

– Откуда вы, Эшли? – поинтересовалась Клаудиа, стараясь играть роль любезной хозяйки. – Откуда вы родом, я имею в виду?

Эшли улыбнулась.

– Из Калифорнии. Там прошла большая часть моей жизни. Я родом из Санта-Елены… Есть такой городок в долине Напа, неподалеку от Сан-Франциско.

– Винодельческий край, – прокомментировал это сообщение Бредли Холлистер. – Ваша семья имеет отношение к винодельческому бизнесу?

– Да.

– Помнится, я где-то читала, что ваши родители владеют виноградником в долине, – заметила Клаудиа. – И не маленьким, если память мне не изменяет.

Эшли на мгновение заколебалась. Возникло сильнейшее искушение солгать снова, но она тут же одернула себя. Пошли они к черту! Если Клаудиа и компания ее светских стервятников во время своего очередного сборища пожелают разорвать меня на части, пусть потешатся. Я горжусь тем, кто я такая.

– Не совсем так, – после паузы ответила Эшли. – Мой отец не владеет виноградником, он на нем работает. Собирает виноград, когда тот созревает. А если есть необходимость, подрабатывает на винном заводе.

Бредли и Клаудиа Холлистер обменялись быстрыми взглядами, но не произнесли ни слова. Эшли почти слышала их мысли. «Ну все, теперь я для них не существую», – подумала она.

И тут заговорил Брендон:

– Думаю, сейчас самый подходящий момент объяснить вам, зачем я привез сюда Эшли. Мы собираемся пожениться. Она хотела встретиться с вами в надежде… получить благословение.

– А как обстоит дело с тобой, Брендон? – спросил Бредли Холлистер. Теперь он не казался ни любезным, ни тем более смущенным. – Ты тоже хочешь получить наше благословение?

– Неплохо бы, хотя и не обязательно, – ответил Брендон, исподлобья глядя на отца. – Меня это не слишком волнует.

Эшли перевела на него недоуменный взгляд. Сказать, что у Брендона с родителями плохие отношения, все равно что назвать Вторую мировую войну незначительным международным инцидентом! Понятно, почему он не рвался сюда.

Прежде чем прозвучало еще хотя бы слово, в двери возник Мейсон, дворецкий Холлистеров.

– Кушать подано, – чопорным, официальным тоном изрек он.

«Весело, наверно, служить в этом доме», – подумала Эшли.

– М-м-м… Пахнет соблазнительно, – заметил Брендон, когда вслед за четой Холлистеров они направлялись в роскошную столовую для официальных приемов. – Интересно, что это?

Эшли заставила себя улыбнуться и прошептала так тихо, что никто, кроме него, не расслышал сказанного:

– Может быть, жертвенный агнец?

– Бредли, мы ни в коем случае не можем допустить, чтобы этот брак состоялся, – заявила Клаудиа Холлистер, обсуждая с мужем планы сына. Подумать только, они уже готовы были с распростертыми объятиями принять Эшли в свою семью, и тут вдруг эта глупая девица так вызывающе заявила, из какой среды – совершенно не соответствующей их положению! – она вышла. – Нужно положить конец безумию, овладевшему Брендоном, и немедленно!

Бредли Холлистера все это, похоже, забавляло:

– Пока она не выложила, что ее отец зарабатывает на жизнь сбором винограда, у тебя на языке было столько меда, что любого диабетика можно было бы довести до комы! Довольно внезапная смена настроения, надо заметить.

Клаудиа едва не испепелила его гневным взглядом.

– Что сие словоблудие означает? То, что ты одобряешь этот брак?

– Нет, конечно, нет. – Голос Холлистера звучал спокойно, даже холодно. – Но вряд ли у нас есть возможность существенно повлиять на сына. По-моему, покинув нас и уехав в Сан-Франциско, он совершенно определенно дал понять, что не хочет нашего вмешательства в свою жизнь.

– И ты собираешься сидеть сложа руки и спокойно наблюдать за тем, как он совершает роковую ошибку? – Клаудиа не верила свои ушам.

– Ничего подобного я не говорил. Но в данный момент наш протест лишь подтолкнет Брендона в ее объятия, – ответил Холлистер. – Пожалуй, это худшее, что мы можем сделать.

Клаудиа наклонилась вперед, опираясь ладонями на массивный стол красного дерева. Тяжелые золотые браслеты звякнули, соскользнув с запястьев.

– Что же в таком случае ты предлагаешь?

– Они пробудут здесь несколько дней, Брендон ведь обещал остаться на Рождество, – ответил Холлистер. – Я тем временем позвоню кое-кому на Западное побережье и постараюсь побольше разузнать о мисс Эшли Гордон. А потом подумаем, что это нам даст.

Клаудиа бросила на мужа сердитый взгляд.

– А если твои люди не найдут ничего, что могло бы нам пригодиться? Эта девица производит впечатление даже чересчур искренней. Позволь напомнить тебе, что как раз это качество меньше всего подходит женщине, близкой нашему сыну. Ведь, что ни говори, ты доверяешь ему некоторые секреты своего бизнеса!

– Успокойся, Клаудиа, – уверенно заявил Холлистер. – Ты знаешь хоть одного человека, на которого мне не удалось откопать никакого компромата?

– Нет, – ответила она, не сводя с него пристального взгляда. – Но…

– А если даже мои люди не смогут ничего найти, тогда мы сами что-нибудь состряпаем. – Холлистер помолчал с легкой улыбкой на губах. – И знаешь, мне понятно, почему эта молодая женщина свела с ума Брендона. Выглядит она просто потрясающе. Из-за такой красавицы любой мужчина может голову потерять.

Эшли лежала с открытыми глазами. Сон не шел, хотя от усталости болело все тело. Они с Брендоном были в Нью-Йорке уже три дня. Постепенно у девушки возникло отчетливое ощущение, что Холлистеры готовы на все, лишь бы изгнать ее из жизни сына навсегда. О, внешне они вели себя достаточно любезно. Но глаза… Лед под маской сердечности. От одного взгляда Клаудии Холлистер ее бросало в дрожь. И все же Эшли решила ничего не говорить о своих впечатлениях Брендону. По крайней мере сейчас. Она понимала, что поступила неразумно. Никто не заставлял ее объяснять Холлистерам, каким образом отец зарабатывает себе на жизнь. «Это не их дело, – с обидой думала она. – Я выхожу замуж за Брендона, а не за его семейство. Он принимает меня такой, какая я есть, и только это имеет значение».

Эшли выбралась из постели и подошла к окну. Глядя на полную луну, висящую над силуэтами небоскребов Манхэттена, девушка внезапно пожалела, что просила Брендона устроить встречу с его родителями. «Ему здесь тоже не по себе. Он не хотел сюда ехать и сделал это только ради меня. А теперь нам обоим плохо».

Нет, она не станет ничего говорить Брендону о той ни на мгновение не ослабевающей враждебности, которую ощущала почти физически. При сыне родители были с ней чрезвычайно любезны. Совершенно очевидно – они не хотели, чтобы он догадался об их истинном отношении к намечающемуся браку, не хотели проявлять своего отношения открыто. «Брендон и без того сердит на них, а что будет, если ему рассказать? Вбивая глубже клин между ними, я себе лучше не сделаю. Напротив, может стать даже хуже. Самое главное – выдержать еще несколько дней. Потом мы уедем, и, надеюсь, я не скоро увижусь с ними.