История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 1) - Уильям Теккерей

Если уж говорить начистоту, то главной виновницей сплетен была сама миссис Портмен. Всякой новостью, какую доводилось услышать этой легковерной женщине, она делилась с соседями; а когда тайна Пена стала ей известна после скандальчика в Чаттерисе, бедный пастор уже знал, что на следующее утро тайна эта станет достоянием всего прихода. Так и случилось: не прошло и суток, как в читальной комнате, у модистки, в обувной лавке и в гостином ряду на рыночной площади, у миссис Симкоу, в конторе фабрики, да и на самой фабрике — повсюду только об этом и говорили, и безрассудное поведение Артура Пенденниса было у всех на устах.

Пастор Портмен много чего наслушался в тот день, встречая на улице знакомых. Бедный священник знал, что молву пустила его драгоценная Бетси, и в душе горько на нее сетовал. А впрочем — это было неминуемо, не сегодня так завтра, и пусть уж лучше знают все, как было на самом деле. Нет нужды распространяться о том, чего, по мнению клеверингцев, заслуживала миссис Пенденнис, так избаловавшая сына, и этот не по летам прыткий повеса Артур, посмевший сделать предложение актерке. Если можно обвинить наших соотечественников в чванстве, а у нас его, право же, хоть отбавляй, то не найдется никого чванливее захудалых старых провинциальных дворянок. "Боже милостивый! — трезвонила молва. — Вот она, материнская слепота! Потакать своевольному, дерзкому мальчишке, который корчит из себя лорда на своей чистокровной лошади. Наше общество ему, видите ли, не подходит, так он вздумал жениться на какой-то мерзкой размалеванной актрисе из балагана, а скорее всего — и сам мечтал с нею лицедействовать. Будь жив мистер Пенденнис, царствие ему небесное, нипочем бы он не допустил до такого позора".

Да, по всей вероятности, не допустил бы, и мы бы сейчас не были заняты жизнеописанием Пена. А он и вправду задирал нос перед жителями Клеверинга. По природе откровенный и гордый, он не выносил их кудахтанья, мелких сплетен и мелочных обид и не скрывал своего к ним пренебрежения. Из всего городка он признавал только пастора Портмена и его помощника: даже миссис Портмен недолюбливала и его и его мать, которая держалась в стороне от местного общества, платившего ей за это насмешливым презрением. Гордячка, тянется за лучшими семействами графства! Да кто она такая? Форсу много, а мяса покупает втрое меньше, чем миссис Баркер, жена фабриканта.

И прочее тому подобное: предоставляем читателю дорисовать эту картину сообразно своему вкусу и воспоминаниям о деревенских сплетнях. Мы же хотели только показать, каким образом у хорошей женщины, занятой лишь исполнением своего долга перед ближними и перед своими детьми, и у славного юноши, честного, горячего, доброжелательного, нашлись враги и завистники среди людей, менее их достойных и не видевших от них ничего дурного. Клеверингские шавки громко тявкали вокруг Фэрокса и с упоением рвали Пена в клочки.

Пастор Портмен и Сморк остерегались сообщать вдове о потоках злословия, изливавшихся на бедного Пена, — его осведомителем был Гландерс, тоже добрый знакомый семьи. Нетрудно вообразить возмущение Пена, которому вдобавок некого было призвать к ответу. На воротах Фэрокса какие-то шутники стали писать мелом: "Браво, Фодерингэй!" — и прочие намеки на события в Чаттерисе. Однажды ночью к этим же воротам прилепили театральную афишу. В другой раз, когда Пен верхом проезжал через нижним город, ему послышалось, что над ним глумятся фабричные; и в довершение всего, когда он вышел как-то из пасторского сада на кладбище, где бездельничала кучка Уопшотовых питомцев, самый старший из них, верзила лет двадцати, сын мелкопоместного дворянчика, проживавший на дому у мистера Уопшота, стал в живописную позу на краю свежевырытой могилы и, скверно ухмыльнувшись Пену, начал декламировать строки Гамлета над трупом Офелии.

С громким и, кажется, богохульным воплем Пен в бешенстве ринулся на Хобнелла, полоснул его по лицу хлыстом, оказавшимся у него в руке, отшвырнул хлыст, предложил подлецу защищаться и через минуту уже столкнул обалдевшего озорника в могилу, ожидавшую совсем другого постояльца. Потом, стиснув кулаки, весь дрожа от страстного волнения, он стал вызывать на бой других негодяев, приятелей мистера Хобнелла, застывших на месте с разинутым ртом. Однако те попятились, глухо ворча, и предпочли удалиться, ибо в эту минуту мистер Хобнелл вылез из могилы с окровавленным носом и губой, а у калитки появился пастор Портмен.

Пен бросил испепеляющий взгляд вслед мальчишкам, отступавшим на свою сторону кладбища, и воротился в сад пастора Портмена, где и был подвергнут допросу. От волнения он едва мог говорить. Голос его сорвался на словах: "Этот чертов подлец оскорбил меня, сэр", — и пастор пропустил ругательство мимо ушей из уважения к чувствам исстрадавшегося юного сердца.

Старший Пенденнис, человек подлинно светский, как огня боялся мнения ближних, и нелепая игрушечная буря, разыгравшаяся в Клеверинге и грозившая захлестнуть репутацию его племянника, была ему неприятна до чрезвычайности. Доктору Портмену и капитану Гландерсу не под силу было одним опровергнуть наветы всего местного общества, клеймившего юного Пена как последнего распутника и злодея. О стычке на кладбище Пен никому аз домашних не рассказал; он поехал в Бэймут и посоветовался со своим другом Гарри Фокером, а тот в скором времени прибыл в "Герб Клеверингов", откуда и послал Дурачину с письмом к Томасу Хобнеллу, эсквайру, проживающему у его преподобия Дж. Уопшота, в каковом письме вежливо осведомлялся, когда сей джентльмен может его принять.

По возвращении Дурачина доложил, что письмо мистер Хобнелл распечатал и прочитал нескольким товарищам, на которых оно как будто произвело сильное впечатление; что они посовещались и посмеялись, а потом мистер Хобнелл сказал, что ответ пришлет после уроков, и тут зазвонил звонок в класс и вышел сам мистер Уопшот в учительской мантии. Дурачина разбирался в предметах академического гардероба — он ведь сопровождал мистера Фокера в колледж св. Бонифация.

Мистер Фокер решил пока ознакомиться с достопримечательностями Клеверинга; но поскольку архитектурой он не увлекался, прекрасная церковь пастора Портмена не привлекла его внимания, он только заметил мимоходом, что колокольня вся подгнила, как стилтонский сыр. Он побрел по улице, заглядывая в немногочисленные лавки; увидел в окне читальной комнаты капитана Гландерса и, разглядев его внимательно, покивал ему в знак одобрения; с видом глубочайшего интереса справился у мясника, почем нынче мясо и когда ожидаются свежие туши; прижался носом-пуговкой к окну мадам Фрибсби поглядеть, не работает ли там какая-нибудь смазливенькая модисточка, однако увидел в витрине лишь манекен в парижской шляпке да смутно, в глубине комнаты, самое мадам Фрибсби, склоненную над романом. К длительному созерцанию все это не располагало, и мистер Фокер, исчерпав городок, а также конюшню при гостинице, где стояла только пара тех старых одров, что едва зарабатывали себе на пропитание, развозя окрестных господ друг к другу в гости, уже совсем было заскучал, но тут к нему явился наконец посланный от мистера Хобнелла.

То был не кто иной, как сам мистер Уопшот. Всем своим видом выражая крайнее возмущение и держа в руке письмо Пена, он спросил мистера Фокера, как тот посмел доставить ученику его школы столь богопротивное послание, как вызов на дуэль.

А Пен и правда написал своему вчерашнему врагу, что ежели он, после вполне заслуженного наказания за свою наглость, желает потребовать сатисфакции, как принято между джентльменами, то друг мистера Артура Пенденниса мистер Генри Фокер уполномочен обо всем договориться к полному его, мистера Хобнелла, удовлетворению.

— Так это он вас послал с ответом, сэр? — промолвил мистер Фокер, разглядывая черное платье сего духовного лица и наставника юности.

— Если бы он принял этот греховный вызов, я подверг бы его наказанию розгами, — ответил мистер Уопшот и так взглянул на мистера Фокера, словно хотел сказать: "Будь моя воля, я бы и вас с удовольствием выпорол".

— Это чрезвычайно любезно с вашей стороны, сэр, — сказал секундант Пена. — Я уже говорил моему другу, что этот человек едва ли захочет драться, — продолжал он с большим достоинством. — Полагаю, что розги для него предпочтительнее дуэли. Разрешите предложить вам закусить, мистер… не имею чести знать ваше имя.

— Мое имя Уопшот, сэр, я директор здешней школы, сэр, — взбеленился учитель. — Закусить я не желаю, сэр, премного благодарен, и знакомиться с вами, сэр, тоже не имею желания.

— Я-то не искал с вами знакомства, — отпарировал мистер Фокер. — На мой взгляд, духовенство не следовало бы вмешивать в такие дела, но у каждого свой вкус, сэр.

— А на мой взгляд, сэр, мальчикам не следовало бы так легкомысленно болтать о человекоубийстве, — заорал учитель. — Будь вы в числе моих учеников…