Русский капитал. От Демидовых до Нобелей - Валерий Чумаков

Но первым его всероссийским успехом стало потенциально проигрышное дело франта и кутилы Кострубо-Карицкого, обвинявшегося в вытравливании плода у своей любовницы. Саму любовницу защищали два первостатейных на ту пору российских адвоката – Спасович и князь Урусов. Плевако на процессе выступал последним. По воспоминаниям Спасовича, внешне он «производил впечатление какого-то неотесанного медведя, попавшего не в свою компанию». На протяжении всего процесса молчал, с протестами не выступал, свидетелей не допрашивал и только ждал, когда ему предоставят слово. Не буду пересказывать содержание его речи, скажу только, что даже адвокаты противной стороны прониклись ее логикой и эмоциональностью. Присяжные Кострубо-Карицкого оправдали.

Потом еще были победы – в деле Качки, в состоянии аффекта застрелившей своего возлюбленного, в деле актрисы императорских театров примадонны Висневской, в деле игуменьи Митрофаньи (баронессы Розен), в деле миллионщика Саввы Мамонтова и во многих других.

К началу 1880-х годов имя Плевако уже было на Руси нарицательным. Люди так и говорили об адвокатах: «Плохой мне Плевако достался, найму себе другого». А поэтому, когда Мария Андреевна Демидова решила наконец порвать со своим мужем, она просто остановила извозчика и сказала:

– К Федору Никифоровичу.

Судить с любовью

К тому времени Федор Плевако был уже женат и имел двоих детей. По Москве ходили упорные слухи, что жену свою он выкрал из монастыря, причем монастырское начальство это прекрасно знало и не подавало в суд только потому, что прекрасно понимало всю бесперспективность будущего процесса. Однако после того, как Плевако познакомился с новой своей клиенткой, молодой и прекрасной купчихой Демидовой, вся страсть к первой жене мигом утихла, и Плевако быстро сдал ее обратно в тот же монастырь, откуда и забирал.

Любовь… Тут она уже была взаимной и доходила до обожания. Спустя пару месяцев после первого знакомства Мария Андреевна собрала вещи, детей и, презрев общественное мнение, переехала на Новинский бульвар, к своему любовнику. Который и повел бракоразводный процесс «Мария Андреевна Демидова (Орехова) против своего мужа Василия Васильевича Демидова».

Процесс этот затянулся почти на двадцать лет. Василий Васильевич, ставший в 1882 году, после смерти отца, полноправным хозяином льняной империи, стоившей более 5 000 000 рублей, ни на какие компромиссы не соглашался и «вольную» жене не давал. Более того, он совершенно спокойно относился к тому, что она живет с другим человеком, и упорно заявлял, что изменой это не считает. Демидов постоянно перечислял крупные суммы на образование детей (хотя вообще был человеком очень экономным). Когда он отказался платить налоги в городскую вязниковскую казну, глава города постановил: если он не хочет давать деньги, ему следует целый месяц проходить в одном ботинке и в одной калоше. И ведь проходил. Надевал на правую ногу ботинок, а на левую – калошу, но денег так и не заплатил.

Даже когда Мария Андреевна родила от Федора Плевако первого ребенка, дочку Варю, Василий Васильевич Демидов отреагировал на это спокойно. Дочь, дабы смягчить ее участь и не записывать «незаконнорожденной», была оформлена как «подкидыш» и тут же усыновлена в таком качестве Федором Никифоровичем. Вся Москва прекрасно знала, что это ребенок Марии Андреевны, да и она этого никогда не скрывала, и только Василий Васильевич продолжал утверждать: он верит в то, что ребенка действительно подкинули. То же самое произошло и со вторым ребенком, Сергеем.

До самой своей смерти в 1900 году Василий Васильевич Демидов, которого за глаза в свете называли «льняным оленем» (намекая на рога обманутого мужа), так и не дал жене развода.

Спустя некоторое время после похорон состоялось бракосочетание вдовы Марии Демидовой и адвоката Федора Плевако. По воспоминаниям современников, Мария Андреевна на церемонии выглядела красивее своих молодых дочерей.

В счастливом браке супруги прожили вплоть до 1908 года, когда Федор Никифорович умер от разрыва сердца. Он чувствовал приближавшуюся кончину и за три недели до смерти распорядился «венков на могилу не класть, речей не произносить, вскрыть меня, чтобы все знали, отчего я умер».

Жена пережила его на шесть лет и умерла в 1914 году. Все это время она образцово вела хозяйство, состоявшее из шести доходных домов, усадьбы Пашино и крахмального завода, купленного еще Федором Никифоровичем и переданного в управление жене. Детей Мария Андреевна устроила удачно. До наших времен дошли ветви, связанные с ее старшими дочерьми, Тамарой и Антониной. Первая вышла за известного в царской России книгоиздателя Саблина, внук которого, Андрей Всеволодович Саблин, работает сейчас в Гостелерадиофонде. Вторую выдали за известного военного историка, генерал-лейтенанта Евгения Ивановича Мартынова. Евгений Иванович принял советскую власть и служил военспецом, пока не был расстрелян в 1937 году за «контрсоветскую агитацию среди соседей по дому» (он сказал одному из соседей, что Тухачевский был хорошим стратегом и что Советская армия с его расстрелом многое потеряла). Сейчас в Москве живет его внучка, тележурналистка Марина Сергеевна Мартынова-Савченко.

* * *

На могиле Василия Васильевича Демидова в Вязниках был поставлен замечательный массивный памятник из черного гранита. Памятник настолько внушительный, что его долгое время использовали в качестве постамента для скульптуры Ленина. А черный мрамор памятника Плевако на кладбище Всех скорбящих, по слухам, был в середине 1920-х годов разрезан и использован при постройке мавзолея вождя мирового пролетариата. На этом памятнике была изображена Божья Матерь с умирающим Христом и высечены слова, сказанные адвокатом на процессе Качки: «Не с ненавистью судите, а с любовью судите, если хотите правды».

КОКОРЕВЫ

Торговля, винные откупа и перегонка нефти

Бизнес и политика в России исторически несовместимы. Судьба Василия Александровича Кокорева, водочного, нефтяного и железнодорожного магната, тому подтверждение.

На откуп

В Солигаличе, расположенном на реке Кострома, торговали в основном двумя товарами: солью и водкой.

В 1837 году Василию Кокореву, сыну солигаличского торговца солью Александра Кокорева, исполнилось 20 лет. Нормальный возраст для вступления во взрослую жизнь. Грамоте парень выучился у старообрядческих начетчиков, а от родителей достался ему цепкий и гибкий ум. Отец умер. И Василию остался кое-какой капитал – небольшой, но достаточный для открытия своего дела. Дед Василия варил соль, отец варил, попробовал варить и сам Василий. Попробовал и через три года почти полностью разорился. Тогда он попытался создать лечебницу с использованием солевых ванн, но и тут его ждала неудача: не ехали господа лечиться, поскольку Солигалич – это ведь не Пятигорск и не Баден-Баден, а «российская глубинка» (однако бальнеогрязевой курорт в Солигаличе, открытый в 1841 году, существует и поныне).