Таверна "Зелёная фея" (СИ) - Доброхотова Мария

— Почему?

И вот снова этот необычный взгляд, долгий, взволнованный.

— Потому что ты важна для меня.

Виара поспешно опустила глаза на руки, что покоились на столе, и мысленно отругала себя. Её реакции становились предсказуемыми. Но сердце так колотилось, и что-то холодело и сжималось в животе от слов Веймара, и Виара не знала, что с этим делать. И Робб был так далеко, а Веймар смотрел на неё и явно ждал какого-то ответа, которого она дать не могла.

— Попробуй мясо, — наконец предложил он. — Еда прекрасно помогает справиться с неловкими ситуациями.

— Я вовсе не…

— Ты пробовала такой соус? — перебил бард, накалывая на вилку лист салата. — Я подсмотрел его у одного повара в далеком портовом городе. У Большого Папочки отлично получилось его повторить. Попробуй!

С этими словами он поднес свою вилку к её лицу, и Виара, чувствуя себя невероятно глупо, открыла ротик, позволяя положить в него кусочек салатного листа. Веймар легко скользнул двумя пальцами по её подбородку, предлагая сомкнуть челюсти и прожевать.

— Ну как? — он улыбнулся, прищурившись.

Виара не сразу поняла, что ощущает, но потом распробовала:

— Такой необычный! Похож на закваску, но такой легкий и со вкусом зелени.

— Я же знаю, как ты любишь укроп. Давай же, попробуй ещё.

Еда и правда помогла забыть о неловкости и сменить тему на более легкую и приятную. Веймар много рассказывал о своих странствиях, то и дело упоминая, как ему удалось найти помощь у влиятельных людей.

— Меня бросили в камеру, провонявшую солью и рыбой, — говорил он, демонстрируя, как он кого-то кидает прочь. — Меня хватило на два дня. Не делай такое лицо! Мне дали не дали лютню, а я столько мелодий придумал! Это было бы новое слово в музыке, свежее, яркое. Оно бы перевернуло всё! Я бы назвал его… блюз, — мечтательно закончил он.

— Никогда не слышала о таком. Ты же записал эти мелодии, когда вышел?

— Нет, — отмахнулся Веймар. — Вдохновение пропало, и сама музыка как будто осталась там, за решеткой. И когда я выбрался, мне хотелось петь совсем о другом.

— Но как же ты спасся?

— Отличный вопрос! — он легко коснулся щеки Виары. — Я дождался, пока мимо будут проходить разбойники, и как бы случайно пустил любопытный слух о местном мэре. К вечеру уже жандармы нашли их тайное убежище и разворотили его. И выпустили всех пленников, конечно. Наверное, эти недоумки пошли с мэра требовать взятку за хранение тайны, — Веймар коротко рассмеялся, вспоминая старую историю.

— И мэр их принял всерьез?

— Конечно! Слушок-то был правдивым.

Виара покачала головой.

— Веймар, кто ты такой? — спросила она наконец неожиданно серьезно. — В твоих историях ты постоянно говоришь о богатых, влиятельных людях. О знакомстве с ними и их тайнах. Обычный бард такого не знает.

Веймар задумчиво повозил помидорку по древесному спилу, который служил ему тарелкой.

— Ты права. Наверное, я всё-таки хотел, чтобы ты заметила. Чтобы ты узнала меня настоящего. Потому что я родился в очень богатой семье. Пятый сын. Отец приготовил для меня весьма неприятную роль, и я сбежал. И несколько лет путешествовал. пользуясь, однако, иногда печатью своего дома, — он посмотрел на Виару. — Но я хочу, чтобы ты знала. Ради тебя я вернусь.

— Ради меня? — пролепетала Виара.

— Да. Я попрошу прощения, если надо. В ногах у отца буду валяться, лишь бы принял обратно. Я сделаю всё, чтобы у тебя была счастливая жизнь.

Виара смотрела на него во все глаза и забывала, как дышать. Она никогда не задумывалась о своем отношении к Веймару, но его красота, и откровенность, и фонарики на деревьях, и весь вечер — всё это было слишком для маленькой потеряшки, которая и имени-то своего не помнила. Чувства Веймар оказались такими сильными, что казалось, заменили её собственные, заразили её саму, вскипели в крови. И потому она смотрела, смотрела в глаза Веймара, казавшиеся той ночью синими и глубокими, как море, и голова кружилась. А Веймар вдруг оказался совсем рядом. Положил руку на её предплечье, приблизился, замер на несколько волнующих мгновений, а потом прикоснулся губами к её губам.

Сердце замерло. Его губы оказались горячими и твердыми. От кожи едва уловимо пахло оливой. И Виара подалась было вперед, почти ответила на его жест, не зная, как можно по-другому…

Но тут холод обступил её со всех сторон. Ей показалось, что вокруг вырос лес, и гладкие стволы вознеслись в небо. Запахло озоном и хвоей, в воздухе повисла влага. Это была не реальность, но воспоминание, однако почему-то оно внушало ужас. В этом воспоминании был кто-то ещё, кто-то, от кого не сбежать. Виара увидела белоснежные кружевные манжеты и руку с серой кожей. Кончики пальцев незнакомца оказались черными, а ногти длинными и острыми. Эта рука тянулась к ней, Виаре, не смевшей сдвинуться с места, и коснулась её щеки, обжигая холодом. Она зажмурилась, и в следующую секунду почувствовала на губах поцелуй. Это не были губы Веймара, о нет. Это был жестокий поцелуй жестокого существа, который запечатлел обещание и обозначил свои права. В сердце влилось ледяное отчаяние, и ужас сковал мысли. Виара распахнула глаза и отчаянно заорала.

Ольф был готов услышать что-то ужасное. Сердце его было не на месте всю ночь, и она нашёл для себя сотню дел снаружи, лишь бы не возвращаться в таверну. По дорогам скользили молчаливые тени, замирали напротив, шевелились влево-вправо, и Ольф срывал злость на них.

— Чего уставились, тупорылы? Шевели отростками, плыви отсюда! Я мрррляусссь, тебе здесь ничего не светит, урод, — рычал он, перекладывая дрова в поленнице. В темноте это было абсолютно бесполезное занятие и только портило порядок, нежели устраивало его. — И Виару ты не получишь. Если только мои кишки выпустишь…

Вдалеке раздался отчаянный крик. Даже не крик — его призрак. Но Ольф сразу узнал голос. Он был готов услышать зов о помощи и в том же время до смерти боялся этого. Он превратился за мгновение в зверя и белой вспышкой рванулся в лес. Плутать ему не пришлось: запах Виары вёл его, как красная нить.