Бой на вылет - Алексей Евтушенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, ничего. Рано докладывать. А может, и вовсе не о чем. Подожду.
— Как скажешь. Пожелания, предложения?
— Всё в штатном режиме.
— Тогда вали отсюда, не мешай работать.
— С удовольствием. До скорых и радостных встреч.
— Пока.
Я уже дошёл до дверей, когда шеф меня окликнул.
— Терехов!
Обернулся.
— В следующий раз всё-таки изволь найти время и переодеться. Понимаешь, зачем или объяснить?
Я понимал. Поэтому молча кивнул и вышел.
Так. Начальство начинает подозревать, что я слишком хорошо вживаюсь в образ. Сначала ты не переодеваешься, а потом начинаешь путать, где твоя родная Реальность, а где иная. Такие случаи бывали. Но у меня и впрямь мало времени, так что пошло начальство в задницу со своими подозрениями. Однако в следующий раз надо и впрямь переодеться, не хватало мне ещё переаттестации.
Как почти всегда, начальство угадало, встреча была личная. Сугубо личная. И место для неё — кабачок «У старого Казимира» я выбрал не случайно. Здесь редко случались шумные пьяные сборища и вкусно кормили.
Ирина пришла как раз в тот момент, когда я, устроившись за крепко стоящим на всех четырёх дубовых резных ногах столом, ополовинил кружку пива и первый раз глянул на часы. Умница. Девушка должна опаздывать на свидание, но не слишком. Ровно настолько, чтобы у кавалера не успело возникнуть желание оглянуться вокруг в поисках возможной замены.
— Привет, — она улыбнулась, и я сразу забыл обо всём: странном и пугающем убийстве на улице Кожевников, необоснованных или обоснованных — не важно — подозрениях начальства, и всех иных Реальностях вместе взятых. Была только Ирина, заманчиво мерцающие огни свечей в её глазах, тихий смех, тонкие тёплые пальцы, а потом, когда ужин остался в прошлом и мы пришли ко мне — нежные губы, грудь, одинаково способная свести с ума четырнадцатилетнего мальчишку, зрелого мужчину и старика, жаркие бёдра и волосы, пахнущие грозой, которая, наконец, наползла на город, залила его ливнем, ослепила всполохами молний и оглушила громовыми раскатами.
— Может быть, останешься до утра? — не в первый уже раз за время нашего знакомства попросил я.
Она только вздохнула и потянулась к одежде. Приличия, чтоб им. Незамужняя молодая девушка должна ночевать дома, иначе на её репутации можно поставить крест. А замуж я Ирину пока не звал. По многим причинам, ни одну из которых нельзя было назвать легковесной. Одна моя профессия чего стоила. Не газетчика — та, другая.
Хотя прецеденты бывали.
Стив Хокер взял жену из иной Реальности, отставшей по времени от нашей минимум на тысячелетие. В итоге: самоубийство жены и психиатрическая лечебница для алкоголиков и наркоманов, в которой Стив пребывает вот уже два года и, говорят, без шансов на выздоровление.
Шарль Готье, порвавший чуть ли не все связи со своей знаменитой семьёй ради того, чтобы стать скаутом Внезеркалья, учёл ошибку Хокера. Он женился на девушке из иной Реальности, не только практически совпадающей с нашей на временной шкале, но даже из страны, похожей на его родную Францию, как одна сестра-близнец на другую. В результате, молодая красавица-жена через полтора года сбежала к его двоюродному брату, который в отличие от Франца, был всецело предан старинному делу производства великолепных коньяков дома Готье.
И это при том, что получение разрешения на брак подобного рода связано с такими бюрократическими и прочими трудностями, каковые нормального разумного человека заставят скорее остаться холостым или подыскать себе жену дома, нежели решиться их преодолеть.
Как бы то ни было, а думать об этом сейчас я не стал. Ибо главный неофициальный принцип работы скаута Внезеркалья «не тряси, само упадёт», как нельзя лучше подходил на сегодня к нашей с Ириной ситуации. А завтра посмотрим.
Домой я возвращался за полночь — после того, как проводил Ирину, заглянул в знакомый полуподвальчик на улице Кленовой, славящийся тем, что там подавали отличный недорогой ром и часто собирались местные художники, поэты и актёры, общение с которыми всегда примиряло меня с несовершенством и злом окружающего мира.
Неизвестно, как повернулись бы события, задержись я в душевном полуподвальчике дольше или, наоборот, уйди раньше на несколько минут. Но я ушёл ровно тогда, когда решил уйти, а потому всё случилось именно так, как случилось.
На Заворотной улице, по которой от Кленовой удобнее всего пройти к моему дому, людей и днём-то обычно мало, а уж ночью и вовсе встретить кого-то — большая редкость. Магазинов и питейных заведений здесь нет, а жители — в основном мелкие буржуа — спать ложатся рано. Поэтому я невольно обратил внимание на человека, который сначала шёл мне навстречу по другой стороне улицы, а затем свернул в подворотню. Обратив же, заметил, что человек не прошёл во двор, а остановился под арочным сводом подворотни, прислонившись к стене и слившись с густой тьмой, там царившей. Слившись для обычных глаз. Но скаутов Внезеркалья, в числе прочего, хорошо учат ночному зрению.
А доверять собственной интуиции мы учимся сами.
Поэтому, ещё особо не задумываясь, что и зачем делаю, я свернул в похожую подворотню на своей стороне улицы, прошёл вглубь, затем тихо вернулся, остановился в точно такой же густой ночной тени, в которой прятался незнакомец, и постарался стать невидимым.
Этому нас тоже учат. Кто такой скаут Внезеркалья? В первую очередь — наблюдатель. Наблюдатель же, если он действительно хочет увидеть важное, должен быть не заметен для тех, за кем он ведёт наблюдение. И дело тут не только в умелой маскировке на местности, хотя маскироваться мы тоже умеем. Дело именно в том, чтобы стать невидимым для других. То есть, войти в такое особое состояние души и тела, когда чужой глаз скользнёт по тебе, как по пустому месту, и проследует дальше, не заметив. Это трудно, но возможно и достигается путём долгих и утомительных тренировок. Но не всеми. Кому-то удаётся, кому-то нет. Мне в своё время удалось.
В полном молчании мы простояли около часа. Каждый в своей глубокой тени. Следовало отдать ему должное — оставаться совершенно неподвижным долгое время он умел. Наконец, тень в тени шевельнулась. Скользнула в глубь подворотни и, словно провалилась в стену. Ясно, поднимается по лестнице, больше ему некуда деться. Пересечь улицу — три секунды. Ещё секунда, и я уже в другой подворотне, у лестницы, ведущей на второй и третий этажи.
Незнакомец поднимается очень тихо, но я следую за ним ещё тише. Он не зажигает ни фонаря, ни спички, ни свечи. Я — тем более. Только луна, время от времени проглядывающая в прорехах среди туч, бросает скупой намёк на свет в узкие, высоко расположенные окна на лестничных площадках. Но и этого намёка мне хватает, чтобы снизу рассмотреть незнакомца, когда он останавливается ненадолго на площадке между вторым и третьим этажом. Останавливается и прислушивается. Я, разумеется, останавливаюсь тоже. На том, за кем я слежу, длинный тёмный плащ и широкополая шляпа, очень похожие на мои. При этом он явно выше меня ростом, его руки забраны в чёрные перчатки, а в едва слышном запахе, который он оставляет после себя, чувствуется странная сладковатая нотка, которую я не могу идентифицировать. И это мне не нравится. Я говорил, что слух и обоняние скаутов Внезеркалья тоже развиваются специальными методами, и у лучших из нас не многим отличаются от обоняния и слуха средней дворняги? Говорю.
Ага, двинулся дальше, остановился на площадке третьего этажа. Здесь только одна дверь — видать, большая квартира. Снова замер. Прислушался, огляделся. Что-то достал из кармана — ключ, отмычка? — приступил к двери.
Хорошо, а если он тут живёт?
Ну да. Зачем тогда час торчал в подворотне, ожидая, пока все уснут и вообще таится?
Ладно, пусть не живёт, пусть это вор. Тебе-то какое дело?
Угу, а то я не знаю местных воров…
Два замка, и оба он открыл совершенно бесшумно и быстро. Значит, всё-таки ключи. Петли тоже не скрипнули.
Закроет обратно на замок или нет? Хозяин бы закрыл. И вор тоже, но лишь в том случае, если бы знал, что в квартире никого нет.
Не закрыл.
И тут я впервые понял, что ввязался в чертовски опасное дело, а оружия при мне — один перочинный нож, который я всегда ношу с собой. Правда, лезвие в нём отточено до бритвенной остроты и стопорится, но против серьёзного противника это слабоватый аргумент. Впрочем, как применить. К тому же отступать поздно. Если там, за дверью, спящая большая и счастливая семья, подобная той, о которой мне пришлось писать сегодня утром…
В тот момент, когда незнакомец проник в спальню и склонился над спящей четой, мне стало ясно, что ждать больше нельзя.
Как он почувствовал моё движение?
Не знаю, но почувствовал, обернулся и выбросил кулак, затянутый в чёрную перчатку, навстречу моему броску.