Воля павших - Олег Верещагин

Горда перекосило:

– А…

– Не веришь – не надо. – Лицо Гоймира вдруг стало злым. – Рассказывай, Крут, что хотел.

Мальчишка довольно уныло и без особого вообще воодушевления начал рассказывать:

– У нас в хозяйстве порешили вчера холостить бычка. А он, понимаете, здоровый вырос невмерно. Если б еще по уму делали, а то оно как обычно покатилось… Нашелся кто-то – не дать самый умный, да самый быстрый – и понеслось под раскат… Трехродный мой с торфяников стал. Чистил задок, а как дело за бычка пошло – сказал, что соседи-то его холостить обучили. Нам бы у тех спросить, да уж где там… Начал он расставлять людей, значит. Дал одному здоровенный кий – мол, бей бычка в лобешник. Еще одного ставит позаду с резаком – давай, как падать начнет, режь ему добро. Двое еще – в тех двоих и я, ума-то временем нету, – приткнул обок, чтобы, как бычка кием пометят, валить его начинали. А сам трехродный в дверях становится – одно слово, князь, и только. И пошло. Тот, что с кием, замахнулся сплеча, а колотушка-то с оскепа и сорвись. Легкой птахой – да прямо трехродному в лоб. Он вместо бычка в дверях – бряк! Но то начало было. Тот, что позаду стоял, видит – кием махнули. Он и взялся за дело. Ну а бычок восчувствовал – сей час его самого главного в жизни лишат, начинает ломить вперед. Его вмах палкой между глаз, а что ему палка? Стоптал… Мы меж делом тем навалились на бок, а бычок у нас из-под рук и выскочи, ну мы мордами в навоз и полегли. Трехродный мой тем часом подниматься начал, да бычок по нему и пробежал.

Олег засмеялся, отчетливо представив себе эту картину. Но больше никто даже не улыбнулся. Гоймир вновь что-то рисовал в блокноте. Йерикка разглядывал носок своего мягкого шкуросапога. Горд по-прежнему стоял у доски, вообще ни на кого не глядя. Резан точил карандаш – точнее, стачивал его.

– Да, – пошевелился Йерикка – Куда ни кинь – всюду клин. Не получается ничего – добычу увеличить.

Это была единственная реплика, последовавшая в ответ на рассказ Крута. Впрочем, он совершенно не отреагировал на невнимание, а продолжал двигать по столу патроны.

– Давайте этим днем больше о рыбе не говорить, – продолжал Резан.

– Ночью, – не отрываясь от блокнота, поправил Гоймир.

– Что? – переспросил Резан.

– Ночью не говорить, – уточнил Гоймир, демонстрируя новую карикатуру: бык в штанах, которые распирали гипертрофированные гениталии, сражался двумя мечами с целой толпой хангаров, а еще столько же лежали вокруг порубленные. На лбу у быка набухала шишка.

На этот раз все посмеялись, но опять-таки – не очень весело. Йерикка подвел итог:

– Хорошо, рыбу оставим в стороне. Пока. Горд, не кривись, затея твоя нужная. На ярмарке закажем Чайкам коч побольше. А этот год уж обойдемся тем, что у нас есть.

– Было время – сами те кочи делали, – тихо сказал Крут.

– Было, – согласился Йерикка. – И вновь будет. А пока так… Ты ружья-то проверил?

– Огненный бой? – встрепенулся мальчишка, отбрасывая с глаз светлые волосы.

– Крут Гордыч – ты? – ехидно спросил Йерикка.

– Ну… я заряды смотрел…

– По одному на зуб пробовал, – беспощадно подвел итог Йерикка. – Второй час сидим, а ты к делу и не приступал.

– Ладно, возьмусь сейчас, – проворчал мальчишка, вставая. Остальные с интересом за ним наблюдали.

Олег опередил Крута, не слишком уверенно смотревшего на «сайги». Он поднялся с сундука, подошел и взял в руки ближайший полуавтомат. Такое оружие он держал не впервые… и стрелял из него несколько раз. Мощная самозарядка для охоты на крупного зверя – впрочем, если дробью, то можно и уток бить. Двенадцатый калибр валит волка – обычно говорят «слона», но отец, учивший Олега стрелять, всегда смеялся: слона свалить ничего не стоит, он легкая добыча, а вот волк иной раз убегает, простреленный в голову! Неметаллические детали не из дерева, а из зернистого углепластика. На Земле такая штучка обойдется тысяч в пять-семь, а тут, интересно, откуда, уж не последний ли дедов подарок?.. Пятизарядный магазин, флажковый предохранитель, удобный затвор с правой стороны ствольной коробки, прицел перекидной… Крепление для оптики. Плавный спуск. Удобная для удержания шейка приклада – шершавый пластик так и прикипает к ладони… Автоматического огня, конечно, нет, у предохранителя всего два положения…

Олег вертел эту штуку в руках, сам толком не зная, зачем за нее взялся – и услышал вопрос Горда:

– Умеешь ли с ней?

– Вполне, – кивнул Олег, поднимая глаза.

Гоймир покривился:

– Я же тебе говорил, как он бьет, так что спрашиваешь?

– Наган и гладкий ствол – разное дело, – довольно резонно сказал Горд. И спросил снова: – Хорошо ли бьешь? Метко?

– Метров за… – начал Олег, поморщился и, задумавшись на секунду, поправился: – Сажен за тридцать в гильзу от этой же штуки попаду. Как не фиг делать.

На миг воцарилась многозначительная тишина. Резан сказал:

– Да мы клад откопали…

– Ты стреляешь лучше? – спросил Олег – ему почудилась в голосе насмешка.

– Да ты не ершись, – добродушно ответил Резан. – Я без того, чтоб просмеять… Тридцать сажен – это добро. Очень добро!

– Тем более – патрон, зарядов мало, – добавил Крут. – Две дюжины на два ствола, полдюжины на третий. Покидаем впустую без навычки. Йерикка?

– Гоймир? – встрепенулся рыжий горец, и, когда Гоймир молча кивнул, обратился к Олегу: – Ты у нас вроде гость. Местьником для войны назвался, войны нет, потому откажешься – не обидится никто. Мы вот что хотим предложить – пойдешь завтра с нами на коче?

Снова повисла тишина – на этот раз выжидающая. Больше всего Олег, ошеломленно выслушавший это короткое предложение, хотел завопить: «Да!!!» – и как можно быстрее, пока не передумали, чтобы снова не начались пустые дни и ночи, скука и тоска… Но достоинство требовало соответственной реакции, поэтому мальчишка задумался (тишина стала уважительной – не пустомеля какой ответ дать хочет, вон как думает!), и в эту тишину Олег небрежно обронил:

– Куда? – словно его ждал десяток дел и он еще собирался выбрать, какое интереснее. А про себя он Удивился, как просто все получилось – как в сказке. Зашел со скуки на огонек, а тебе подарили клад.

– Смотри. – Йерикка толчком развернул на столе льняную тряпицу – это оказалась карта. Вычерченная от руки, но очень умело и подробно. – Вот – наша долина. А эта каша – Северные Моря, Снежные Моря. Наш залив, – он махнул рукой на стену, – открывается в них. На островах живут снежища – такие твари с белой, как снег, шкурой. Нам к ярмарке нужна их желчь – да и для себя тоже. Из нее делают лекарство, которое останавливает кровотечение даже из рваных ран. Даже внутреннее, которое часто бывает от данванского оружия. Охотиться на снежищ трудно – они бегают, как лошади, да еще и ныряют, а если лягут – не увидишь, пока не наступишь. Мы ходим на них с рогатинами, охотничьего оружия мало, да и привычки к нему нет. А раз ты говоришь, что хороший стрелок – то согласишься?

Олег посмотрел прямо в глаза Йерикке. И неожиданно понял, что никто из этих ребят В САМОМ ДЕЛЕ не обидится, не затаит злобу или неприязнь, если он, Олег, скажет: «Нет!»

Поэтому «нет» сказать нельзя.

И, сохраняя предельно равнодушный вид знающего себе цену человека, Олег ответил:

– Ладно, пойдем.

– Вот и добро, – с этими словами Гоймир дернул из блокнота и протянул Олегу еще один листок. – Бери для памяти.

Это снова была карикатура: охотник, очень похожий на Олега, со свирепым лицом целился из «сайги», зажмурив один глаз. Огромный и очень ехидный зверь, похожий одновременно на акулу и белого медведя, стоял сзади и закрывал охотнику лапой второй. Внизу что-то было написано. Йерикка, нагнувшись к Олегу, перевел со смехом:

– Ни единого зверя не вижу!

Коч не имел названия. Олегу объяснили, что чести иметь свое имя удостаиваются лишь боевые шнекки. Пузатая посудина, набранная из сосны, была не больше тридцати метров длиной и по здешним масштабам могла считаться лайнером. Весла отсутствовали; на невысокой мачте уныло висел подобранный парус. Зато на носу стоял под чехлом из промасленной кожи самый обычный ДШК. Под носовой же палубой хранились в специальных сундуках охотничье снаряжение и одежда на все случаи жизни. Экипаж этого покорителя северных широт составляли десять крепких ветеранов, а охотничью партию – три десятка подростков, в число которых на правах «огнебойца» вошел Олег.

Никаких жилых кают тут не было. Кают вообще – тоже. Для поселения предлагался провонявший рыбой открытый трюм – Олег знать не знал, как эта штука на самом деле называется, для него это было просто место между пятачками крытых носовой и кормовой палуб. Здесь все и обосновывались совершенно непринужденно, расстилая спальники на гагачьем пуху. Такой же получил и Олег – вместе с комплектом теплой одежды: штаны, безрукавка из шерсти, меховая куртка с капюшоном, трехпалые рукавицы и сапоги-унты, которые тут называли «куты».