Повесть о страннике российском - Роберт Штильмарк

В дороге! Да, впереди опять дорога, и какая долгая! Невольно пришла на память старая сказка про то, как Иванушка за тридевять земель ходил свою Марью-царевну искать. Сколько их, чужих-то земель, простирается сейчас перед странником российским! Попробуй сочти! Земля турецкая и болгарская, валашская и молдавская, рекомые Румелией,[20] земля польская и украинская… Хребты Балканские и Карпатские, перевалы горные, тропы лесные, разбойничьи… А там, за горами, за долами, раскинулась отеческая земля, невидимая отселе даже орлиному оку!..

Беглец уже потерял из виду башни Стамбула. Сделалось жарко. На пыльных придорожных травах высохла роса, цикады зазвенели так, будто само знойное марево рождало этот немолчный, дрожащий в воздухе звук. Остатки тумана уходили из долин, превращаясь в пушистые тучки; утренний бриз осторожно переносил их за гряду лесистых предгорий. Свежеумытое небо и тихое нынче море стали одинаково голубыми, как на венецианских эмалях, виденные Баранщиковым в соборе Святого Марка. Вершины кипарисов, врезанные в эту лазурную эмаль, казались не зелеными, а иссиня-черными.

Путник уже миновал одно селение — Бакыркей. Встречных прохожих было немного. Тут, на побережье Мраморного моря, жители предпочитали водное сообщение. К их услугам имелись пристани и всевозможные легкие суда, парусные и гребные. Большие и многоместные лодки назывались здесь «базар-каик» — они доставляли целые партии загородных жителей на стамбульские рынки.

Кстати, своих возможных преследователей Василий тоже заранее направил по ложному следу — в море! Он пустился на хитрость: за несколько дней до побега повстречался ему у Старого моста некий зажиточный турок, самый неисправный должник за сшитую обувь. Хотя этот заказчик владел просторным двухэтажным домом по соседству с жилищем Махмуда, он расплачивался с Селимом только обещаниями, изнашивая уже третью пару туфель, сшитую в кредит. При встрече с ним Василий будто невзначай обмолвился о своем намерении съездить после байрама на причал в Скутари, где, мол, ошвартовалось знакомое чужестранное судно.

— Зачем же почтенному Селиму, моему другу, понадобилось это судно? — удивился турок.

— Хочу получить с капитана небольшой должок, оставшийся за ним с тех пор, как я покинул это судно.

— Ты прав, достойный Селим! — согласился турок. — Не следует прощать неверному даже самого малого долга!.. Впрочем, я очень тороплюсь, друг Селим, да хранит тебя Аллах!

Василий был убежден, что турок не преминет передать Махмуду и Айшедуде содержание этой беседы, как только по округе распространится весть об исчезновении янычара Селима. Кто-нибудь, возможно, добавит, что после парада Селим брал лодку до Скутари. Получив такие сведения, Усман-ата обязательно добьется полицейского осмотра кораблей, покидающих Скутари, и никто не догадается преследовать бывшего моряка здесь, на сухопутной дороге.

А дорога тем временем спустилась в небольшую лощину. Под горбатым каменным мостом шумела речка. Бегущие меж камней струи сверкали, словно от непрестанной игры серебряных рыбок в быстринах. Василий спустился по крутому откосу к воде передохнуть и напиться. Под широкой каменной аркой было сумеречно, свежо и гулко. Странник присел на камень и прикрыл глаза, утомленные слишком ярким солнечным светом. Прислушиваясь к стеклянному шороху и шелесту у ног, он было задремал, но тотчас же пробудился, различив дробный топот копыт наверху. Осторожно глянув наверх, он увидел на мосту маленький отряд конных янычар, идущий на рысях в сторону Агиос Стефанос, или по-турецки Ешилькей, куда держал путь беглец.

Начальник отряда ехал поодаль, справа от воинов, и Василий сразу узнал его. Это был турецкий офицер Дели-Хасан, к которому начальник дворцовой стражи не раз посылал Селима с поручениями. Не погоня ли, несмотря на все меры предосторожности?

Нет, отряд, видимо, пустился не в погоню: конники громко между собой перекликались, обращая мало внимания на дорогу, и держали оружие в седельных тороках и за поясами, а не наготове.

Тем не менее Василий решил держаться осмотрительнее и при первой же возможности найти такого попутчика, в чьем обществе он сам не внушал бы подозрений. Лишь бы, для начала, добраться благополучно до стефанского старосты Панайота Зуриди! Он-то, по расчетам брата Спиридона, и должен помочь путнику замаскироваться.

Дорога повела Василия вдоль побережья. Вскоре он увидел сады, виноградники и тутовые деревья, а в их тени — уютные греческие домики поселка Агиос Стефанос. Маленькая бухта с рыбачьими судами была еще скрыта береговым выступом.

— Не оставлен ли здесь дозор? — подумал беглец, окидывая взглядом дорогу. На самой дороге он не приметил ничего подозрительного, но в стороне, на небольшой плоской возвышенности, в сотне шагов от полосы прибоя, красовался всадник на белой лошади. Чуть поодаль держали лошадей в поводу еще два спешенных всадника.

Что делать? Свернуть с дороги на горную тропку и этим лишь обратить на себя внимание? Хоть местность и холмистая, укрыться пешему от трех всадников невозможно, поймают сразу, если погонятся. Нет, нужно спокойно продолжать путь и пройти мимо кавалеристов. Но кто они?

Не меняя ровного размашистого шага, Василий приближался к площадке. Он уже разглядел, что всадник на белой лошади — не янычар (у замеченного отряда все кони были темных мастей). Видимо, это просто какой-то сановник или богач со своими конными слугами. Приехал сюда полюбоваться морем? О, теперь, когда из-за выступа прибрежного мыса показалась маленькая пристань, у Василия разом отлегло от сердца! Он понял, почему важный «ага» или «бей» торчал здесь поутру, верхом, у дороги! «Ага» отправлял в увеселительное плавание свой гарем и с коня любовался этой картиной.

По узкому дощатому трапу одна за другой перебегали на борт большой лодки пышно разряженные восточные женщины. Каждая, достигнув борта, притворно вскрикивала, будто испугавшись пережитой опасности, и, просеменив по палубе на корму, спешила занять место под красным бархатным балдахином. В отличие от простых «базар-каиков» суденышко было богато разукрашено.

За четырьмя дамами среднего возраста, в которых Баранщиков определил «жен первого ранга», на борт лодки, или, вернее, парусно-гребного ботика, взбежали шесть женщин помоложе, видимо «второразрядных» жен, одалисок. Усевшись на корме, женщины принялись оправлять свои шелковые наряды, браслеты, ожерелья и тюлевые шали, служившие им для укрытия лиц.

Затем под тенью балдахина нашлось местечко и для двух скромного вида, совсем юных рабынь или служанок с открытыми лицами. И, наконец, последней, по счету тринадцатой, в ботик взобралась отвратительная старая ведьма, домонадзирательница, или блюстительница нравов в гареме. Безо всяких церемоний она принялась раздавать направо и налево пинки и тычки, внушая дамам, и молодым, и тем, что постарше, турецкие правила хорошего тона. Бедные затворницы притихли и даже не смели дать волю радости по случаю увеселительной поездки.