Кома - Сергей Анисимов

Часа через два дед Лёша, намекнув Николаю парой несложных жестов действительное положение дел, разыграл ухудшение состояния. Это позволило вести себя совершенно естественно, даже к тому моменту, когда милиционеры уже закончили со своей работой и начали собираться. Никто деда арестовывать и увозить с собой, похоже, и не планировал, – ему только дали подписать полусантиметровую пачку каких-то бумаг, и попросили зайти по знакомому каждому жителю района адресу в середине следующего дня, вместе с женой.

– Если состояние Алексея Степановича будет ухудшаться, я его госпитализирую, – заметил Николай, хотя его никто особо не спрашивал. – В таком возрасте с сердцем не шутят. У него два инфаркта уже было, этого достаточно.

Милиционеры покивали, попросили, если что, перезвонить им по указанному в соответствующей графе бланка телефону, и вежливо распрощались. Такое ощущение, что поступок старика, без лишних разговоров о законности завалившего пару возжелавших лёгких денег отморозков им здорово понравился. В собственной квартире, честно оформленным наградным оружием, имея в активе рыдающую жену и лёгкое ножевое ранение. В некоторое количество не слишком совпадающих друг с другом деталей они, судя по всему, предпочли не вникать. А может и действительно поверили, кто знает.

Когда Наталья Евгеньевна захлопнула дверь за ушедшими милиционерами, продолжающими даже с лестничной площадки желать им всего наилучшего, лежащий на уже перестеленной кровати Алексей Степанович начал рассказывать, – каким всё случившееся было на самом деле.

После того, как Николай ушёл, он просидел у Рабиновича ещё почти час, просто болтая с ним на разные, не связанные с визитом Николая темы. Яков-младший тоже ушёл довольно быстро, в хорошем, вроде бы, настроении. К девяти с копейками он распрощался и не торопясь начал подниматься обратно к себе. Ключи у Алексея Степановича были в кармане домашних брюк, и он уже доставал их, подходя к двери, когда на площадке остановился подъехавший снизу лифт.

– Мне бы дураку, сразу понять, что просто так на третий этаж на лифте не ездят, – сказал он, – У нас одна молодёжь на третьем живёт. Мог бы сразу супуться к соседней двери, или начать подниматься выше, а я обернулся посмотреть…

Вышедшие из лифта крепкие молодые ребята без лишних разговоров толкнули старика к стене и отобрали ключи, после чего сами открыли дверь, впихнув его туда перед собой. Наталья Евгеньевна встретила их в прихожей -вышла на звук открывающейся двери. На её крик – просто ударили по лицу, и пообещали, если не заткнётся сама, помочь. Обоих загнали в большую комнату, и велели сидеть смирно. Младший из двоих налётчиков (к этому моменту дед с женой были уверенны, что попали именно под грабёж) прошёлся по квартире, споро заглядывая во все шкафы, старший – молча рассматривал фотографии на стенах. Баба Наташа несколько раз пыталась что-то сказать, но её просто обрывали. Разговор бандюки начали сами, с задушевного обещания прибить обоих Вдовых на месте, если им не понравится их тон. Назвали Николая – по имени-отчеству, как приличные. Спросили: «Что у вас с ним?». Дед Лёша начал рассказывать про то, что да, знает такого: юный доктор приходит к ним уже несколько лет, когда начинает шалить сердце, а в поликлинику не находишься… Но не дав ему развить тему, старший бандит спокойно ударил деда костяшками пальцев в грудь – несильно, но почему-то так, что он не мог нормально дышать несколько минут, и чуть не потерял сознание от головокружения.

– Я же сказал, – не умничай, – посоветовал он равнодушным, слегка гнусавым голосом, после чего добавил несколько несложных комментариев по поводу того, что просто так доктора у больных два дня подряд не ночуют.

Слушая всё это, Николай только с очень большим трудом заставил себя не спрятать лицо в собственных коленях – то, чего он боялся, и что отметал как маловероятное, всё-таки произошло: он, как последняя скотина, навёл беду на этот дом.

– Когда он придет в следующий раз? – спросил младший, равнодушно кусающий приготовленный к вечеру бабой Наташей пирог, кусок которого он принёс с кухни. – Сегодня? Во сколько?

«Судя по всему, они не отследили твой приход к шести, – отметил дед. -То ли потому, что ты раньше обычного пришёл, то ли ещё почему. Но…».

Через десять минут разговора Алексею Степановичу стало совершенно ясно, что до утра они не доживут: пришедшие собирались устраиваться в квартире надолго, и какая-то лишняя помеха была им явно не нужной. «По их мнению, пришёл бы ты к девяти-десяти, как в последние дни, позвонил бы в дверь, они бы тебе и открыли…». Примерно то же самое осознала и Наталья Евгеньевна, которую бросало в дрожь от совершенно равнодушных, глядящих сквозь них глаз обоих незваных гостей. Было похоже на то, что они совершенно не считали хозяев квартиры за людей. Так, просто, умеющая говорить мебель.

Младший снова сходил на кухню, налил себе сока из холодильника, принёс, выпил, разгуливая по комнате, а стакан с остатками просто кинул себе под ноги.

– Меня это тогда как стукнуло, – сказал дед. – Мы этот палас с Пашкой вместе покупали, ну да и чёрт бы с ним, но отпечатки на стакане – он ведь даже не задумался о них ни на секунду. Просто кинул и сел в кресло.

Такое ощущение, что они совершенно ничего не боялись. Ни, разумеется, его, суетливо отвечавшего с многочисленными подробностями и деталями на те вопросы о Николае и связывающих их делах, которые таким же равнодушным, незаинтересованным тоном задавал старший и явно главный из убийц. Ни какой-то там милиции, – ничего.

– Самое ненормальное – у них не было никакого оружия, совсем, -продолжил дед, помолчав.

– Даже нож – себя порезать, мне пришлось потом брать с кухни. Следователь его забрал, пальцы на нём я обеспечил те, которые нужно… С тобой-то, Колька, так запросто не справиться, – он посмотрел на Николая доброжелательно, что после всего сказанного показалось тому просто страшным, – Но ни пистолета, ни ножа в кармане… Просто так, вроде бы, -проходили мимо, да зашли. Но как он стукнул меня… Никогда я такого не чувствовал…

Алексей Степанович начал по новой растирать грудь, и Николай не удержался – подсел поближе и посмотрел ещё раз, разведя руками лацканы потёртой «олимпийки». Кожа покрасневшая, но это наверняка от того же растирания. Его пробила дрожь. Подобное он видел до сих пор только в кино. Одно дело, сломать ударом рёбра – в таком возрасте, как у деда, это даже не особо трудно, но вот так, лёгким и небрежным толчком костяшками практически его отключить… Таким людям оружие не нужно. В отличие от него.

Минут через пятнадцать после начала «беседы», когда дед начал повторяться, оба гостя поднялись с мест и обменялись спокойными взглядами.

– Знаешь, у меня такое уже было раньше, – заметил Алексей Степанович, дойдя до этого места. – Когда ты понимаешь, что жить тебе осталось одну-две минуты, не больше. Кристально так, без каких-то предположений. Просто ясно, и всё. И Наташку жалко, и Пашку с ребятами. И самое обидное, лежит пистолет на полке, за журналом, и не добраться до него – перехватят. Такое чувство безнадёжности, мёртвое, знаешь… Как будто умираешь во сне…

Николай знал. Он помнил, как это бывает: какая накатывает смертельная тоска. Знал это и сам дед, который за свою долгую и бурную жизнь не раз, наверное, видел такое и у себя, и у других. Судя по тому, что на фотографии на стенах «гости» посмотрели, они тоже могли предположить, что он человек бывалый, но больно уж не вязалось это с его робостью, суетливостью в голосе, желании ответить на всё – лишь бы не убили. Возраст… Можно догадаться, что в 83 года человек превращается в мумию самого себя, молодого.

– Да я покажу! – закричал он, суетливо вскакивая с дивана. – У меня его фотография есть, ещё прошлогодняя. Да, Наташа?

И именно тогда, когда оба убийцы посмотрели на неё своими стеклянными глазами, молчавшая до этого, борясь с рыданиями, Наталья Евгеньевна – полненькая румяная старушка в домашнем халате с цветочками, начала визжать. Дико, пронзительно, без слов, во весь объём грудной клетки. Именно этой секунды, когда они полностью сфокусировались на ней, сделав даже уже первый шаг, чтобы заткнуть, как обещали, – именно этого деду Лёше хватило, чтобы сбросив вытянутой рукой поставленный на попа, «птичкой» альманах с обложкой, украшенной рисупком броненосца в штормовом море, дотянуться до своего ТТ. Он развернулся уже как мёртвый, на ходу досылая патрон в патронник, и уверенный, что не успевает, – старший, прыгнув, уже цеплял его жену растопыренными пальцами рук, приседая, чтобы укрыться за ней. Последней доли секунды ему хватило, чтобы до упора прожать спусковую скобу сроду не имевшего предохранительных механизмов пистолета, – как он делал сотни раз начиная с начала сороковых, с первой командирской нашивки на рукаве кителя… Стрелять дед начал не колеблясь, не думая о возможности промаха. Две пули. Ствол задрало вверх. Пуля на метр выше головы отброшенного, валящегося на спину человека, в которого он выстрелил первым, – следов этого промаха Николай не заметил. Доворот на второго, перемещающегося в противоположную сторону, собирающегося нырять под обеденный стол. Промах. Попадание. Второй, точнее уже третий промах, пришедшийся в стену.