Инсургент - Вероника Рот

— Да. Я хотел бы обсудить союз.

— Союз, — повторяет Эдвард. — Кто дал тебе такое право?

— Он лидер Бесстрашных, — говорю я. — Он имеет полное право.

Эдвард удивленно вскидывает брови. Взгляд Эвелины задерживается на мне буквально на секунду прежде, чем она снова улыбается Тобиасу.

— Интересно, — замечает она. — И она тоже лидер Бесстрашных?

— Нет, — отвечает он. — Она здесь, чтобы помочь мне решить, стоит ли вам доверять

Эвелина кривит губы. Часть меня хочет скорчить рожицу и сказать — «Ха!» — но я довольствуюсь мимолетной улыбкой.

— Мы, безусловно, согласимся на союз… на некоторых условиях, — говорит Эвелин. — Гарантированное и достойное место в любом правительстве, которое появится после того, как с Эрудитами будет покончено, и полный контроль над базой данных Эрудитов.

— Что вы собираетесь делать с данными Эрудитов? — перебиваю я.

— Уничтожим. Единственный способ лишить Эрудитов власти — это лишить их знаний.

Моё первое инстинктивное желание: сказать ей, что она дура, но что-то мешает. Без технологии моделирования, без информации о других фракциях, без их устремления к техническому прогрессу атаки на Отречения не произошло бы. Мои родители были бы живы.

Даже если нам удастся убить Джанин, сможем ли мы доверять Эрудитам? Не нападут ли они и не возьмут ли нас под контроль снова? Я не уверена.

— Что мы получим по этим условиям? — спрашивает Тобиас.

— Необходимые для захвата штаба Эрудитов человеческие силы и места в правительстве наравне с нами.

— Я уверен, что Тори захочет собственноручно избавить мир от Джанин Метьюс, — тихо добавляет он.

Я поднимаю брови: не знала, что ненависть Тори к Джанин — общеизвестный факт, хотя, возможно, это не так. Он должен знать о Тори то, чего больше никто не знает, сейчас, когда они оба являются лидерами.

— Уверена, это можно устроить, — отвечает Эвелин. — Меня не волнует, кто её убьёт, я просто хочу, чтобы она умерла.

Тобиас смотрит на меня. Я хотела бы рассказать ему о раздирающих меня противоречиях… объяснить, почему из всех людей именно у меня есть сомнения по поводу уничтожения Эрудитов. Но я не знаю, как сказать об этом, даже если бы на это было достаточно времени. Он поворачивается к Эвелин.

— По рукам, — говорит он.

Тобиас протягивает руку, и она пожимает её.

— Мы должны встретиться в течение недели, — говорит она. — На нейтральной территории. Большинство Отречённых любезно разрешили нам остаться в их части города, чтобы разработать план борьбы с последствиями атаки.

— Большинство из них, — повторяет он.

Лицо Эвелин становится непроницаемым:

— Боюсь, многие всё ещё поддерживают твоего отца, и он посоветовал им избегать нас, когда наносил визит несколько дней назад, — она горько улыбается. — И как только он предложил изгнать меня, они тут же согласились.

— Они сослали тебя? — уточняет Тобиас. — Я думал, ты ушла.

— Нет, как ты и предполагаешь, Отреченные были склонны к прощению и примирению, но твой отец имеет большое влияние в Отречении, и всегда имел. Я решила уйти, а не сталкиваться с унижением общественного изгнания.

Тобиас выглядит ошеломлённым.

Эдвард, который все это время стоял, прислонившись к стене вагона, говорит:

— Пора!

— Увидимся в течение недели, — говорит Эвелин.

Пока поезд проезжает всё дальше по улицам, Эдвард прыгает. Пару секунд спустя Эвелин следует за ним. Мы с Тобиасом остаёмся в поезде, молча, прислушиваясь к стуку колёс по рельсам.

— Зачем ты привёл меня, если всё равно собирался заключить союз? — наконец, спрашиваю я.

— Ты не остановила меня.

— Что мне полагалось сделать, размахивать руками? — я хмурюсь. — Я этого не люблю.

— Это должно быть сделано.

— Я не думаю, что это сработает, — говорю я. — Должен быть другой способ.

— Какой другой способ? — спрашивает он, скрестив руки на груди. — Тебе просто не нравится она. Не нравится с тех пор, как ты впервые её увидела.

— Очевидно, что она мне не нравиться! Она оставила тебя!

— Они сослали ее. И если я решил простить ее, ты тоже должна попытаться! Я тот, кого оставили, не ты.

— Речь не об этом. Я не доверяю ей. Я думаю, она пытается использовать тебя.

— Ну, это решать не тебе.

— И опять — почему ты привел меня? — спрашиваю я, повторяя его жест. — Ах да, потому что я могу разобраться в ситуации для тебя. Прекрасно, я разобралась, и то, что тебе не нравятся мои выводы, не значит, что…

— Я забыл, как предубеждения влияют на твоё суждение. Помнил бы, не привел бы тебя с собой.

— Мои предубеждения? А как насчёт твоих? Что насчёт убеждённости в том, что каждый, кто также сильно ненавидит твоего отца, как ты — союзник?

— Речь идёт не о нём!

— Конечно! Он что-то знает, Тобиас. И мы должны узнать, что.

— Опять? Я думал, мы с этим разобрались. Он лжец, Трис.

— Да? — я поднимаю брови. — Прекрасно, но тогда и твоя мать тоже. Ты думаешь, Отречённые действительно способны изгнать кого-то? Что-то я сомневаюсь.

— Не говори так о моей матери.

Я вижу свет впереди. Свет Пика.

— Чудно, — я иду к двери вагона. — Не буду.

Я выпрыгиваю и бегу ещё какое-то время, чтобы сохранить баланс. Тобиас выпрыгивает следом за мной, но я не оставляю ему шанса поймать меня — я бегу прямо к зданию, вниз по лестнице и обратно к Пику, чтобы найти, где поспать.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Перевод: Катерина Мячина, Мартин Анна, Laney, Дольская Алина, Маренич Екатерина, NastyaMistiKa, Екатерина Забродина

Редактура: Юлия Исаева, allacrimo, Любовь Макарова, Индиль

Меня что-то разбудило.

— Трис! Вставай!

Крик. Я не задаю вопросов. Я перекидываю ноги через край кровати и направляюсь к двери. На ноги ничего не надето, а земля здесь неровная, она забивается между пальцами. Я перевожу взгляд, чтобы понять, кто тащит меня. Кристина. Она почти выбила мой левый локоть из сустава.

— Что случилось? — спрашиваю я. — Что происходит?

— Заткнись и беги!

Мы бежим к Яме, и рёв реки следует за нами наверх по тропе. В последний раз Кристина вытаскивала меня из кровати, чтобы показать тело Ала. Скрипя зубами, я стараюсь не думать об этом. Это не могло случиться снова. Не могло.

Пока мы пересекаем стеклянный пол Пика, появляется одышка (она бежит быстрее меня). Кристина хлопает ладонью по кнопке лифта и проскальзывает в него ещё до того, как двери полностью открываются, протаскивая меня вслед за собой. Она ударяет по кнопке закрытия дверей, а затем по кнопке верхнего этажа.

— Моделированные, — говорит она. — Там моделированные. Не все, только…только некоторые из них.

Она кладет руки на колени и глубоко вдыхает.

— Один из них сказал что-то о Дивергентах, — говорит она.

— Что сказал? — спрашиваю я. — Во время моделирования?

Она кивает.

— Марлен. Было такое чувство, что это не её голос. Слишком… монотонный.

Двери открыты, и я иду за ней вниз по коридору к двери с пометкой ДОСТУП НА КРЫШУ.

— Кристина, — говорю я. — Почему мы идем на крышу?

Она не отвечает. Лестница на крышу пахнет старой краской. Граффити Бесстрашных, нацарапанные черной краской на цементных блоках стен. Символ Бесстрашия. Парные инициалы вместе с плюсами: RG + NT, BR + FH. Пары, которые, вероятно, повзрослели и, наверное, расстались. Я прикасаюсь к груди, чтобы почувствовать собственное сердце. Оно бьется так быстро, что удивительно, как я до сих пор дышу.

Ночью воздух прохладный, от него по рукам бегают мурашки. Мои глаза уже привыкли к темноте, и через крышу я вижу три фигуры, стоящие на выступе, лицом ко мне. Марлен, Гектор и девочка, которую я не узнаю — маленькая Бесстрашная, не старше восьми лет, с зеленой прядью в волосах.

Они до сих пор стоят на выступе, ветер сильно дует, бросая волосы на их лбы, в их глаза, в их рот. Их одежда развевается на ветру, но все они стоят неподвижно.

— Просто спускайся, — говорит Кристина. — Не делай глупостей. Ну, давай…

— Они тебя не слышат, — говорю я тихо, когда иду к ним. — И не видят.

— Мы должны прыгнуть на них одновременно. Я возьму Гека, ты…

— Мы рискуем столкнуть их с крыши. Подстрахуйте девочку, просто на всякий случай.

Она слишком молода для этого, подумала я, но я не имела права говорить такое, потому что это означало бы, что Марлен достаточно взрослая.

Я смотрю на Марлен, чьи глаза пусты, как раскрашенные камешки, как стеклянные шарики. Я чувствую себя так, будто эти шарики скользят по моему горлу вниз к желудку, притягивая меня к земле. Мы не сможем увести её с выступа.

Наконец, она открывает рот и говорит.

— У меня есть сообщение для Дивергентов, — ее голос звучит плоско. Моделирование использует ее голосовые связки, но лишает их естественные колебания человеческих эмоций.