Санаторий смерти - Эллери Квин

Римский театр».

На последней букве красовалась жирная клякса. Квин поднял глаза и улыбнулся.

— Действительно, очень мило со стороны театра, мистер Морган. Я вот только спрашиваю себя… — Он прервался, чтобы подать знак Джонсону, который все это время сидел в углу, молча наблюдая за ходом допроса. — Приведите ко мне мистера Панцера, директора, и если где-нибудь тут еще вертится ответственный за рекламу, — фамилия его что-то вроде Биллсон или Пиллсон, — попросите его тоже зайти сюда.

Когда Джонсон вышел из кабинета, инспектор снова повернулся к адвокату.

— Можно попросить на минутку ваши перчатки, мистер Морган?

Морган молча подал Квину перчатки — обычные перчатки из белого шелка, полагающиеся к фраку. Квин взял их и принялся с любопытством разглядывать. Он явно намеревался обследовать их со всей тщательностью: вывернул на левую сторону, долго изучал пятнышко на указательном пальце и даже попробовал его на язык, не преминув сделать какое-то шутливое замечание. Когда исследование было завершено, он торжественно вернул перчатки адвокату.

— И еще одно, Морган. У вас просто прекрасный цилиндр. Можно взглянуть на него?

Адвокат, по-прежнему не говоря ни слова, положил свой цилиндр на письменный стол. Квин, беззаботно насвистывая какой-то шлягер, повертел его в руках. Это был блестящий цилиндр отличного качества. На шелковом белом подкладе золотыми буквами значилось имя изготовителя: «Джеймс Чомси и К°», рядом таким же золотом на ленте были выведены два инициала: «Б.М.». Квин улыбнулся и примерил цилиндр — он оказался немного маловат. Квин тотчас же снял его и отдал Моргану.

— Очень мило с вашей стороны, что вы позволяете мне такие вольности, — сказал он, что-то быстро записывая на листке бумаги, извлеченном из кармана.

Дверь открылась, вошли Панцер, Джонсон и Гарри Нельсон. Панцер неуверенно сделал несколько шагов по направлению к инспектору, а Нельсон сразу плюхнулся в одно из кресел.

— Чем мы можем быть вам полезны, инспектор? — спросил Панцер слегка дрожащим голосом.

— Мистер Панцер, сколько сортов почтовой бумаги вы используете в своем театре?

Директор удивленно поглядел на него.

— Только один. Образец вы положили перед собой на письменный стол.

— Хм… — Квин протянул Панцеру приглашение, которое ему дал Морган.

— Я бы хотел, чтобы вы очень внимательно посмотрели на этот лист, мистер Панцер. Как вы полагаете, есть у вас в театре такая почтовая бумага?

Директор удивленно посмотрел на листок с приглашением.

— Нет, не думаю. Я даже уверен в этом. Что это еще такое? — воскликнул он, пробежав взглядом первые строчки, напечатанные на машинке. — Нельсон! Я вас спрашиваю! Что это такое? Ваша последняя шутка ради привлечения внимания публики? — Он в ярости помахал приглашением перед носом Нельсона.

Нельсон выхватил листок из рук директора.

— Черт бы меня побрал, — пробормотал он, — это прямо находка сезона! — Он продолжал читать со все возрастающим удивлением. Затем отдал листок Панцеру и, чувствуя на себе укоризненные взгляды всех присутствующих, сказал: — Сожалею, но вынужден отказаться от высокой чести быть причастным к этой великолепной выдумке. Черт, почему она не пришла в голову мне?

Директор в волнении повернулся к Квину.

— Это в высшей степени странно, инспектор. Насколько я знаю, Римский театр никогда не пользовался такой почтовой бумагой, и могу заверить вас, что я никогда не позволил бы такой рекламной выходки. А если Нельсон заявляет, что он здесь ни при чем…

Квин бережно положил приглашение к себе в карман.

— У меня к вам все, господа. Благодарю вас.

Он кивнул директору и агенту по рекламе, дав им понять, что они могут идти, и испытующе поглядел на адвоката, который покраснел до корней волос. Инспектор слегка хлопнул ладонью по столу.

— Что вы теперь скажете, мистер Морган?

Морган вскочил.

— Это какая-то проклятая нечистая игра! — воскликнул он и погрозил Квину кулаком. — Я понимаю в ней не больше, чем… чем вы, уж простите меня за резкость! Кроме того, если вы думаете, что можно таким образом взять меня на пушку, то ошибаетесь! Осматривать мою шляпу, перчатки… Бог ты мой, как вы еще не обследовали мои кальсоны, инспектор!

Он смолк, чтобы перевести дух.

— Но, мой дорогой Морган, — мягко сказал инспектор, — из-за чего вы так волнуетесь? Можно подумать, что я обвиняю вас в убийстве Монти Фильда. Садитесь и успокойтесь. Я всего-то задал вам один простой вопрос.

Морган упал в кресло. Дрожащей рукой он вытер подбородок и произнес:

— Прошу простить меня, инспектор. Я просто вышел из себя. Но от всех этих фокусов… — Он говорил все тише, а последние слова буквально пробормотал себе под нос.

Квин насмешливо глядел на него. Джонсон осторожно кашлянул, деликатно разглядывая потолок. Издалека снова донесся шум и опять смолк, как по мановению волшебной палочки. Наконец, тишину нарушил Квин.

— Это все, Морган. Можете идти.

Адвокат тяжело поднялся, открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но передумал, сжал губы и надел свой цилиндр. По знаку инспектора встал и Джонсон. Открыв адвокату дверь, он вышел за ним следом.

Оставшись в кабинете один, Квин развил бурную деятельность. Он извлек из кармана четыре билета с оторванным контролем, письмо-приглашение, которое дал ему Морган, и дамскую сумочку, найденную в кармане покойного. Ее он открыл во второй раз за вечер и выложил все содержимое на стол перед собой. Несколько визитных карточек, на которых затейливо было выведено «Франсес Айвз-Поуп», два кружевных носовых платка, пудра, румяна, губная помада, маленький кошелек, где обнаружилось двадцать долларов купюрами и несколько монет, ключ от двери. Квин какое-то время самозабвенно занимался изучением всех этих вещей. Потом снова сложил их в сумочку, сунул ее в карман, в другой положил обрывки билетов и письмо, встал и не спеша огляделся. Подошел к вешалке, снял единственную висевшую там шляпу — круглую, фетровую — и обследовал ее изнутри. Казалось, его заинтересовали инициалы «Л.П.» и размер 63/4. Потом он повесил шляпу обратно и открыл дверь.

Четыре человека, сидевшие в приемной, с видимым облегчением вскочили. Квин, улыбаясь, стоял на пороге, держа руки в карманах пальто.

— Наконец-то дело дошло и до вас, — сказал он. — Вы не могли бы все зайти в кабинет?

Он вежливо отступил в сторону и пропустил их — троих женщин и молодого человека. Женщины сели, причем молодой человек галантно подвинул кресло каждой из них. Теперь четыре пары глаз неотрывно следили за инспектором, который по-прежнему стоял в дверях. Он еще раз выглянул в приемную, закрыл дверь и солидной походкой прошел к своему креслу за письменным столом.

— Ну вот, — сказал он, — должен извиниться за то, что заставил вас так долго ждать. Знаете ли, дела, дела, служба! Ну, а теперь поглядим. Хм. Да… да, да. Я просто не могу иначе! Ну, ладно! Во-первых, уважаемые дамы и молодой человек, что за узы вас связывают?

Он приветливо посмотрел на самую красивую из трех женщин:

— Я полагаю, мисс, что вас зовут Франсес Айвз-Поуп, хотя еще не имел удовольствия быть вам представленным. Я не ошибся?

Девушка удивленно подняла брови.

— Совершенно верно, сэр, — сказала она звонким голосом. — Но я не понимаю, откуда вам известно мое имя.

Она улыбнулась очаровательнейшей улыбкой, полной шарма и той таинственности, которая привлекает просто необыкновенно. Великолепная фигура, большие карие глаза, нежная кожа. Эта женщина в самом расцвете молодости, казалось, была воплощенное совершенство. Инспектор даже почувствовал себя моложе, глядя на нее. Он улыбнулся ей в ответ.

— Ну, мисс Айвз-Поуп, — хихикнул он, — согласен, это большая загадка для вас. А тот факт, что я вдобавок еще и полицейский, который почему-то знает ваше имя, наводит на малоприятные мысли. Однако все объясняется довольно просто: вас не назовешь неизвестной юной дамой. Я только сегодня видел ваш портрет в газете, в колонке светской хроники.

Девушка рассмеялась, но немножко нервно:

— Так вот значит как! — сказала она. — А я-то уж начала побаиваться. Ну, а теперь скажите, что же вы от меня хотите?

— А все профессия! Все моя профессия, — сокрушенно сказал инспектор. — Всегда стоит лишь мне заинтересоваться каким-то человеком, у меня начинается внутренний конфликт между моими желаниями и профессиональным долгом… Прежде, чем я начну свои расспросы, разрешите узнать, кто ваши друзья?

Инспектор перевел свой взгляд на остальных троих, и они тут же принялись смущенно кашлять.

Франсес голосом, полным шарма, заговорила:

— Простите пожалуйста, инспектор. Позвольте представить мисс Хильду Оранж и мисс Эву Эллис, двух моих очень хороших подруг. А это мистер Стивен Барри, мой жених.