Огонь блаженной Серафимы - Коростышевская Татьяна Георгиевна

— Ни в коем случае, милая. — Князь неторопливо приблизился к девушке, обнял ее нежно, погладил заплетенную ко сну косу, что змеилась на спине. — Господин чародей останется у нас погостить. Не зря ведь мчался сквозь ночь к тебе. Приляг, милая, мы с Эльдаром Давидовичем потолкуем.

Серафима добрела к постели, но ложиться не стала, села на краешек, сложив на коленях ладони.

— Итак? — обернулся Кошкин. — Что выбираете, господин чародей? Драку или беседу?

Он присел рядом с девушкой и, взяв ее руку, сплел свои пальцы с ее.

Эльдар стоял абсолютно неподвижно, он лихорадочно прощупывал пространство на предмет навьего поганого колдовства, пытался изучить артефакт, ленту с продолговатой камеей. Князь не солгал. На самом деле он не затягивал удавку на шее Серафимы, а постоянно сдерживал сжатие. Как только его контроль ослабнет, черный атлас задушит девушку, даже не задушит, а моментально перебьет шейные позвонки и гортань.

— Я выбираю беседу, ваше сиятельство.

— Какие у тебя верные друзья, милая. — Кошкин поднес к губам Серафимину ручку и поцеловал костяшки пальцев.

— Убей его к лешему, Эльдар, — попросила барышня Абызова, передернувшись от отвращения. — Сил уже никаких не осталось это терпеть.

Рука князя сжалась так сильно, что хрустнули суставы, Серафима вскрикнула от боли.

— Помолчи, когда мужчины говорят.

— Не желаю жить! Понял, ирод? Желаю в тонкие пределы удалиться, с любимым моим в райских кущах…

Кошкин мазнул рукой ей по лицу, девушка смолкла и упала на спину.

— Простите, Эльдар Давидович, этот нервический припадок моей невесты. — Князь пружинисто поднялся. — Расстроенные чувства, дамские фанаберии, все в таком роде… Да вы присаживайтесь, в ногах правды нет.

Он повел рукой, приглашая Мамаева к столу.

— Разумеется, попрошу вас надеть кое-какие обереги, чтоб сковать вашу, сударь, силу.

— Вынужден отказаться, ваше сиятельство.

— Ну бросьте торговаться. — Кошкин присел к столу и придвинул к себе стоящий на нем ларец. — Обещаю вас не убивать и не калечить…

Его взгляд скользнул по Эльдару сверху вниз.

— К тому же без этих оберегов вы останетесь заточенным в двухаршинном пространстве до того счастливого момента, когда какой-нибудь сильный чародей разрушит печать, в центре которой вы сейчас стоите.

Мамаев посмотрел вниз, начертания скрывались под ковром, но сквозь ворс чувствовались мощные колдовские вибрации.

— Согласитесь, изящно, — хихикнул князь. — Будь печать активна изначально, вы бы ее почуяли. А знаете, на чем я ее замкнул? На вашем безвкусном обереге, который вы посмели подарить чужой невесте! Как только эта пошлейшая звездочка коснулась линий… Вуа-ля!

Трепыхаться Эльдар не стал, сколь мог незаметно попытался выйти из невидимого круга, не преуспел и звонко хлопнул в ладоши. Ковер моментально вспыхнул, на мгновение стало жарко, но пламя быстро прогорело. Мамаев шаркнул ногой, под пеплом на паркете обнаружилась плотная рунная вязь. За пределы рун огонь не распространился.

— Изящно. — Чародей изобразил поклон. — Быстро с этим мне не управиться.

— Вам? — Кошкин рассмеялся. — Да уж будьте покойны, вам с этим не управиться никогда. Будете переминаться с ноги на ногу, пока не явится к вам на выручку кто-нибудь менее огненный. Кто бы это мог быть? Господин Зорин? Ах, моя невеста заверила нас, что сие уже невозможно. К прискорбию, привидения вашего третьего приятеля, господина Крестовского, Серафима Карповна в своем бреду не рассмотрела, но, думаю, он также не жилец.

Князь извлек из шкатулки пару широких металлических браслетов:

— Соглашайтесь. Не то чтобы мне требовалось ваше согласие, но не хочется затевать мальчишескую возню в спальне приличной барышни. Или не соглашайтесь. Тогда я просто оставлю вас здесь, а Серафиму Карповну тайно перевезу в свою резиденцию. Те дни, что остаются до официального представления, пролетят быстро, наполненные всяческими утехами. В них-то я сдерживать себя не собираюсь.

— Избавьте меня от подробностей, ваше сиятельство, — сказал Эльдар. — Давайте ваши побрякушки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Вот и славно, — опасливо приблизившись, Кошкин надел на запястья чародея браслеты, которые, будто обладая собственной злой волей, прижались к коже со всех сторон.

Мамаев вышел из круга и сел у стола.

— Теперь наконец вы изволите сообщить мне, для чего затеяли эту авантюру?

— Именно эту? — весело переспросил князь. — Извольте. Моя, сударь, драгоценная невеста, как вы уже осведомлены, сновидица и именно в этом качестве интересует меня более прочего. Мне нужно, чтоб вы, Эльдар Давидович, уговорили ее снять запреты Артемидора.

— Я?

— У вас с нею много общего: одна стихия, общие друзья…

— И вы желаете, чтоб она справилась с запорами, будучи лишенной стихийных сил?

— Не вижу связи. Сновидчество лишь питается огнем, но не исходит от него.

— Питается!

— Ах, вы сызнова торгуетесь, господин Мамаев. Если бы я не собрал на вас полного досье, решил бы, что вы, сударь, — гнум, либо купец. Серафима безо всяких чародейских штучек видит призраков, что напрямую свидетельствует о том, что огонь тут вовсе ни при чем.

Хлопнула входная дверь внизу, дом наполнился громкими голосами.

— Какой великолепный фейерверк! — высоким голосом восхищалась женщина. — Павел Андреевич, я в восторге!

Кошкин поморщился:

— Хозяйка вернулась, время сменить диспозицию. Помогите Серафиме Карповне одеться, она сверхъестественно быстро умудрилась лишиться всей прислуги. — Он пошел к выходу. — И не вздумайте безобразничать. Вы оба, горячие мои, в полной моей власти. И не шалите, я ревнив.

Дробно сбежав по лестнице — Эльдар слышал его топот, Анатоль рассыпался в комплиментах барышне Бобыниной, принялся отдавать распоряжения. Народу там было преизрядно, мужские и женские голоса сливались веселым праздничным хором.

— Сорок девять, — сказала Серафима, будто в бреду.

Мамаев вздохнул и раздвинул дверцы гардероба. В то, что Ванька погиб, он не поверил ни на секунду. А с прочим они разберутся, сдюжат, не впервой.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ,

в коей Серафима знакомится со старым паном, а надворная советница Попович способствует берендийскому саморазвитию

Получить оскорбленiе оть старика и не подумать о мести ему не значить унизиться; ему прощають ради его возраста и сѣдинъ; точно так же, склоняясь подъ благословенiемъ епископа или передъ маршальскимъ титуломъ.

Жизнь в свете, дома и при дворе. Правила этикета, предназначенные для высших слоев России. 1890 г., Санкт-Петербург

Вернувшись в спальню, я застала навью за оживленной беседой с Натальей Наумовной. Они обе смолкли при моем появлении, синхронно ко мне обернувшись.

— Что бы она ни говорила тебе, Натали, — начала я, — это ложь. Ты не сможешь…

— Сызнова бредит! — завопила нянька. — Что ж такое, люди добрые?

Дыхание перехватило от сжатия ленты.

— Отчего же не подействовало зелье? — У кузины на подбородке виднелся след засохшей рвоты. — Или, может, обряд?

— Хозяин все исправит, — успокоила навья. — Уж будьте покойны. Ради вас, барышня, он и не на такое способен.

— Ну да. — Наталья, пошатываясь, подошла ко мне, дернула за руку, бросила на изгвазданные простыни. — Скажи спасибо, Фимка, что твое тело мне целехоньким надобно. А то…

Она замахнулась, щеку ожгло ударом.

— Ну-ну, барышня… Серафимочка наша Карповна послушной девочкой будет, полежит в спаленке тише мышки, покамест вы с хозяином беседовать будете. Наталья Наумовна, голубушка, охолоньтесь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А если она права и ты мне врешь? — взвизгнула кузина и отвесила затрещину уже навье.

Та зашипела от боли, но покорно опустила глаза в пол:

— Никак не возможно, благодетельница, хозяин велел вас холить и лелеять, и охранять от слов либо действий враждебных. За все время, что вам служу…