Собака, которая спустилась с холма. Незабываемая история Лу, лучшего друга и героя - Стив Дьюно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Безумный мир. Совсем не такой, как мир собак, где всё решают запахи и звуки, где четко ясно, где правда, а где ложь. У животных все честно, все в открытую. Лу каким-то образом понял, что натворил насильник, и это привело его в ярость, сделало непобедимым. То, что случилось когда-то давно, с грабителями у магазина, на фоне нынешних событий выглядело детской игрой. Лу сделал все для того, чтобы этот негодяй был схвачен и понес наказание, и будь он не гражданской, а полицейской собакой, ему вручили бы медаль.
Какое-то время соседку сверху не было видно. Днем спустя к нам приходил полицейский для опроса свидетелей. Я рассказал ему все, как было, умолчав только о роли Лу.
– Он ее изнасиловал? – спросил я копа.
– Не имею права говорить, – сказал тот. Лу ласково улыбнулся ему снизу вверх и аккуратно наступил лапой на ботинок.
– Но вы его арестовали?
– Ну, – ухмыльнулся он, закрывая блокнот, – кто-то нам крепко помог.
– Вот и славно. – Я тоже улыбнулся.
– Да. Славно. – Он потрепал Лу по голове.
Я рассказывал эту историю друзьям впоследствии, и сейчас впервые об этом пишу. Теперь уже никто не сможет ничего сделать с Лу. Конечно, я сожалею, что мы легли спать в ту ночь слишком рано. Возможно, мы столкнулись бы с этим негодяем на входе и сумели бы ему помешать. Но все, что случается плохого и хорошего, – случается в свое время. И в итоге важны лишь намерения человека и то, как он реагирует в кризисной ситуации.
После той ночи я смотрел на Лу другими глазами. Пусть на каких-то пару минут, но он превратился в дикого зверя, и это, признаюсь, шокировало меня. Я видел агрессивных собак и прежде, и случалось, что свою злость они выплескивали на меня. Но это были от природы нездоровые собаки, ненадежные в повседневной жизни, а Лу оставался таким же нежным и любящим, как всегда, однако теперь я осознавал, что внутри у него таится зверь. Возможно, это было его наследие с диких времен, и за это я любил его лишь сильнее.
О нашей соседке я тоже много думал. Мне хотелось пойти к ней, поговорить, рассказать, как Лу напал на насильника, унизил его, причинил ему боль. Как женщина, которую мой пес никогда в жизни не видел, внезапно стала частью его стаи, потому что он учуял ее боль. Был ли это запах страха, ненависти или звуки, что до него донеслись, – но это выпустило зверя наружу, и зверь встал на ее защиту. Я хотел познакомить ее с Лу, но она исчезла, а когда появилась вновь, я подумал, что лучше оставить все как есть, не будить болезненные воспоминания, потому что это может оказаться невыносимо для нее и опасно для моего пса.
Единственным человеком, кто знал всю эту историю от и до – то, что случилось в доме, и что было после – остается мерзавец, которого Лу схватил. Пусть он рассказывает историю про чокнутого пса, пусть его задница ноет всякий раз, когда он садится на стул. Я надеюсь, он чувствует боль, я надеюсь, она жжет его, как огонь. Я надеюсь, что Лу до сил пор снится ему в кошмарах и дерет его своими клыками, а наяву он переходит на другую сторону улицы всякий раз, как завидит человека с черно-подпалой собакой.
Много недель спустя, когда мы с Лу играли в «чокнутого пса», я вспомнил, что произошло в ту ночь. «Ты самый умный, самый добрый и замечательный пес», – подумал я и понадеялся, что никогда больше такое не повторится.
– Лу, я тебя люблю, – сказал я, прижимая его к груди. Мне было тепло, спокойно и немного грустно.
12
Перемены
Я открыл входную дверь. Вода хлынула на ступеньки. Внутри Лу подпрыгивал на границе зловонной лужи, в которой плавала какая-то грязь, тампоны, туалетная бумага, гнилые листья и невесть что еще.
– Ты не мог это сделать, я верю, – сказал я Лу. От вони меня едва не вывернуло наизнанку. – Но имей хотя бы совесть и не веселись так откровенно.
В ломе прорвало старую канализацию. Я с трудом добрался до ванной и обнаружил источник всей этой мерзости. Она вытекала из душевого стока.
Каким-то образом протекла старая канализация снаружи, соединявшаяся с трубой у меня в ванной, и теперь сточные воды в буквальном смысле грозили меня затопить. Если не считать случая в глубоком детстве, когда чайка нагадила мне прямо в открытый рот, это было самое мерзкое и отвратительное, что я когда-либо испытывал.
Домовладелец не ответил на мой звонок. Он никогда не отвечал. Я оставил сообщение, в котором были слова «департамент здравоохранения», «сантехник», «судебный иск», «желудочные бактерии», «дерьмо», а также некоторые эпитеты, которые нельзя привести в книге.
Он перезвонил через пять минут.
Эта квартира была забавным местом. Здесь я закончил первую книгу и написал половину второй, тоже в соавторстве с Нэнси Баер, под заголовком «Вожак стаи», о том, как важно для собаки ощущать главенство. Наш агент сумел довольно быстро продать и ее тоже, так что я внезапно начал зарабатывать писательским трудом.
Однако протекающие трубы, старая проводка, пьяные ссоры, ночные гулянки и вопли соседей мне изрядно надоели. После захода солнца на улице появлялись торговцы наркотиками и прочая братия, так что честному человеку невозможно было спокойно пройти. Для мемуаров это было, разумеется, довольно живописно, но для повседневной жизни тихого человека с собакой – несколько чересчур, и я стал подыскивать новое место.
Какое-то время я вел совершенно монашеский образ жизни, проводя вечера со своей собакой. Потом полгода длился мой роман с красоткой из Портленда, с которой мы познакомились в клубе. Все закончилось, когда она призналась, что одновременно встречается с пожилым дантистом в Лос-Анджелесе, к которому она летает первым классом, вымогает у него подарки, наслаждается роскошью, а потом возвращается ко мне в Портленд и получает все то, чего ей, видимо, не мог дать стареющий дантист.
Мы с Лу много работали. Я воспитал, должно быть, тысячи собак, так что под конец все они начали сливаться в одного многоголового пса. «Спокойной ночи!» – кричал я ему в окно каждый вечер, и Лу тоненько подвывал у меня за спиной.
В академии на большой лужайке мы завели овец и стали пускать к ним собак. Некоторым это нравилось, другим не очень. Были и такие, которых приходилось уводить как можно скорее, пока овцы еще целы. Увы, но среди них оказался и Лу.
Он всегда был охотником и зорко отслеживал любую белку, хорька или хомяка, попадающего в поле зрения – любого зверька, который подходил под определение еды. Я приучил его сдерживать охотничьи инстинкты, но овцы, вероятно, затрагивали какие-то слишком глубинные струны.
В римской армии ротвейлеры охраняли овец на длительных переходах, и немецкие овчарки тоже признанные пастухи, так что я надеялся, Лу унаследовал все правильные гены. И поначалу, когда мы выпускали его к овцам, он отлично себя вел. Быстрота, скорость реакции и ловкость позволяли ему быть отличной пастушьей собакой. Он не позволял им разбегаться, заставлял сбиваться вместе, за этим было весело наблюдать.
Однако в рацион Лу всегда входила ягнятина, иногда даже сырая. Он обожал этот вкус, и спустя пару дней, как он впервые увидел овец, в голове у него что-то щелкнуло. Он понял, что вокруг неисчерпаемый источник еды, и вместо того, чтобы пасти овец, он принялся их кусать. Сильно. Так, чтобы отгрызть кусок.
Так завершилась короткая пастушья карьера Лу. Это было единственное, с чем он не справился. Но с учетом того, каким хищником Лу был в детстве, ничего удивительного, что овец он воспринимал как огромные мешки с собачьим кормом.
Лу всегда тремя лапами стоял в моем мире, но четвертой – где-то еще. Порой, когда он носился по лесу или замечал на тропинке оленя или енота за изгородью, я видел эту четвертую лапу, и я очень дорожил тем, что Лу – такой, как он есть.
Единственное хорошее, что мне оставила на память о себе красотка из Портленда, была любовь к живой музыке. По выходным я стал ходить по клубам и слушать блюз, который в ту пору играли повсюду. Любители музыки переходили вечерами из одного клуба в другой, общались, выпивали, слушали разных исполнителей и танцевали до упаду В одном из таких клубов я и познакомился с Никки, которая вернула мне веру в женщин и подарила Лу дом на ближайшие пять лет.
– Ты всю ночь собираешься стоять с этой банкой? – спросила она, пританцовывая. Рядом были ее друзья, а на сцене играл коллектив, в котором выступал ее муж. Я жался в углу, как подросток, тогда как они резвились на танцполе, залитом пивом.
– Нет, наверное. – Я принял приглашение, влился в толпу и стал развлекаться, как мог. Никки была миниатюрной, забавной и очаровательной – а также, как я вскоре выяснил, замужней матерью двух сыновей. Но она не могла смотреть спокойно, как кто-то рядом дуется и изнывает от смущения, когда она пляшет, веселится.