Собака, которая спустилась с холма. Незабываемая история Лу, лучшего друга и героя - Стив Дьюно

– Ты не прав, тупая башка, – заявил я ему. – Лежать.

Я заставил его лежать добрую минуту, потом подозвал мексиканца и пожал ему руку.

– Вот так он всегда делал, – опасливо заметил тот. – Как пантера.

– Возьми поводок, – сказал я ему.

– Нет-нет-нет.

– Держи. – Я вручил поводок ему. – Булем идти вместе, ты его поведешь, и вы тоже. Все с нами.

Я поднял Бранку с места, и мы пошли к воротам. Старший садовник вел Бранку на поводке. Я заметил, что Норман наблюдает за нами из дома, и жестом позвал его к нам.

– Куда мы идем? – Он вышел с чашкой кофе в одной руке и пончиком в другой.

– Норман, мы теперь – новая стая Бранки, и все вместе мы пойдем гулять по Беверли-Хиллз.

Каждому из них я дал по кусочку мяса. Мы шли по залитой солнцем улице, Бранку по-прежнему вел на поводке мексиканец, косившийся на меня, как на опасного безумца. Садовники продвигались вперед боязливо, как дети по льду, зато Норман на ходу пил кофе и приветственно махал соседям пончиком.

– Круто, – заметил он, когда Бранка потянул мексиканца к пожарному гидранту, чтобы помочиться. – Надо будет каждый день его так водить.

– А вы что, с ним не гуляли? – Я передал поводок следующей жертве. Тощий парень взял ее с таким видом, словно шел на заклание.

– Никогда.

– Это же не кошка, Норман. Это собака. Ему нужна физическая нагрузка и выходы наружу, иначе он будет слишком одинок.

– Как супермен.

– Если держать его постоянно на вилле, он будет охранять ее, как тюрьму строгого режима, и ненавидеть любого, кто туда зайдет.

– Так не годится.

– Да. Вам повезло, что он еще молодой. Мы успели вовремя.

– Твоя очередь, – сказал водитель третьему мексиканцу, и тот повел Бранку на поводке куда увереннее, чем его товарищи.

– Сидеть, сидеть, – внезапно скомандовал он, доставая угощение. Бранка тут же плюхнулся на землю и заглотнул мясо.

– Отлично. – Я забрал у него поводок, радуясь тому, что Бранка послушался и не сожрал садовника на глазах у соседей.

– У меня дома пудель, – заявил тот с гордостью.

– Размером с хомяка, – вмешался тощий, раздвигая пальцы.

– Но ты даже ее боишься, – засмеялся первый.

– У нее вредный характер, как у тебя.

Мы прогулялись по окрестностям всей нашей живописной группой, здороваясь со встречными и демонстрируя, как Бранка умеет сидеть, лежать и ходить рядом. Норман скормил ему остатки пончика, Бранка слопал угощение молниеносно и решил потребовать добавки. Ткнувшись в тощего мексиканца и отпихнув его к Норману, он стал царапать его лапой.

– Что это он?

– Хочет остатки мяса у тебя в кармане.

– Ему отдать? – неуверенно спросил он.

– Скажи ему сесть, а потом дай команду «лапу».

– Он умеет давать лапу? – изумился Норман.

– Само собой. Еще я научил его переворачиваться, крутиться на месте и лаять по команде.

– С ума сойти. Ему пора в телевизор.

– Бранка, сидеть, сидеть, – скомандовал мексиканец. Пес уселся, не сводя с него взгляд. – Бранка, лапу, лапу. – В ладони парня оказалась здоровенная лапища. Они обменялись рукопожатием, человек и собака.

– Очень хорошо. Теперь пойдемте домой.

– Он мне нравится, – заявил водитель.

– Так вы должны гулять хотя бы раз в неделю, Норман, – предупредил я.

– Без проблем. Мне понравилось. Можем и бегать начать, скажи, Бранка?

Я вручил Норману поволок и взял у него чашку из-под кофе.

– Поводите его еще немного и не забывайте: с ним надо как в школе с третьеклассником. Строго, но по справедливости.

– Это запросто! – провозгласил Норман и потрусил вперед со своей огромной собакой на поводке. Мы вчетвером проводили их взглядом, посмотрели друг на друга, пожали плечами.

– Вы уедете, он опять будет с ним, как с ребенком, – сказал водитель. – И этот пес нас всех сожрет.

– Я жить хочу, – заявил коренастый.

– А мне он нравится, – возразил тощий, глядя, как Норман и Бранка весело скачут по улице.

– Он тебя чуть не порвал, как воробья.

– Теперь он хороший.

Я пожал им руки. Мы дошли до ворот, им еще надо было работать. Когда мы прощались, старший садовник повернулся ко мне:

– Он может поменяться, этот пес, да? А может и нет?

– Зависит от Нормана, – честно признался я.

– Он нас сожрет.

Насколько мне известно, Бранка никого так и не съел. Я потратил неделю на то, чтобы обучить всех членов семьи, как с ним обращаться, и внушить им, что Бранке нужно взаимодействие с людьми и твердая рука. Норман стал водить его на прогулки, а садовники – приносить угощение. Они разгуливали по району, как бродячий цирк, передавая друг другу поволок и приветствуя запуганных соседей, почтальонов, собак и белок.

Больше я Бранку не видел, и хотя это было только к лучшему, я скучал по этому тугодуму и беспокоился о том, сдержал ли свои обещания Норман.

Но еще больше в эти дни я скучал по Лу. За три года с того самого дня, как я его нашел, мы ни разу не расставались, и теперь мне остро его не хватало. Сейчас он лома преподавал Джинджер основы собачьей жизни, точно так же, как я обучал Бранку за тысячу миль от него, только у Лу это получалось гораздо успешнее.

Норман не знал, как многим он обязан Лу. Бранка был одиноким громилой, не знавшим в жизни других радостей, кроме защиты своего королевства от трех вежливых мексиканцев на стареньком «форде». Но даже самый злобный, самый сильный пес нуждается в друге, которого он не сможет запугать. Лу стал для Бранки старшим братом, на которого тот отчаянно хотел произвести впечатление и которому он не мог причинить никакого вреда. За те месяцы, что он провел с нами, Бранка понял, что значит быть настоящей собакой и как это приятно, когда рядом есть кто-то главнее тебя. Он полюбил нас с Лу не за то, что мы целовали его толстую задницу, а за то, что мы были уверены в себе, честны с ним с самого начала и подарили ему мир и покой, которого он прежде не знал.

Бранка – это лишь один такой пример. Но за несколько лет я видел множество собак, которым оставался шаг до иглы ветеринара, и все они были спасены мной и другими талантливыми тренерами из академии. Злобные питбули, вздорные овчарки, не уверенные в себе доберманы, яростные американские бульдоги, нервные лайки, мрачные акиты, истеричные джек-расселы – список спасенных собак бесконечен.

И каждый из них – без преувеличения – был обязан жизнью Лу. За каждой их ночью, проведенной с семьей, за каждой прогулкой, каждым поглаживанием по голове, каждым куском еды стоял Лу, работавший без страховки. За годами их жизни, за достойной старостью, за возможностью ловить запахи, бегать, ловить мячик, смешить детей – была память о Лу, в сердце каждой собаки, подобно слабому воспоминанию о материнском запахе, навсегда остающемся у щенка.

Он знал, как ему повезло. Я видел это в его взгляде каждое утро. У него была работа, которую он любил, и ему не терпелось отправиться туда. Ему не терпелось умотать до полусмерти злобную собаку, чтобы потом вылизать ему морду, уклониться от клацающих зубов, чтобы потом научить глупого юного пса основам жизни в стае. Лу был отважен и не страшился разъяренных псов, способных вцепиться и разорвать ему глотку: он знал, что слишком умен и ловок, слишком близок к дикой природе, чтобы такого не допустить. Лу был уверен, что рано или поздно найдет подход к любой собаке, поймет, чего ей не хватает, сумеет избавить от страха, злости и одиночества.

Лу был псом старой закалки, из тех, кому работа важнее еды. И он выбрал свою работу: возвращать других собак с порога смерти.

Пока я летел обратно в Сиэтл и думал об этом, я многое понял насчет Лу. Он был не таким, как другие псы. Он был единственным в своем роде. И дело было не в воспитании: это было уникальное сочетание идеальных генов и правильного момента. Благодаря уникальной случайности две собаки в округе Мендосино сошлись и породили его на свет вместе с другими однопометниками, но только Лу в тот лень задержался на вершине холма и посмотрел мне в глаза и сделал свой выбор.

Я пытался читать журнал, но думать мог лишь о том, как сложилась бы моя жизнь, если бы я проехал по тому отрезку дороги на десять секунд раньше или позже, и как ветеринар сказал, что Лу бы погиб от заражения крови, если бы мы его не спасли. Печальная смерть, среди хищников, стервятников и муравьев, безымянный измученный пес, лишившийся шанса стать моим лучшим другом.

Те, с кем мы дружим, во многом определяют нас. В те дни я не мог себе представить, что однажды его не станет, что мне придется жить без него, храня в сердце лишь воспоминания.

Он был совершенством. И я знаю сейчас, что как бы я ни старался, такого в моей жизни больше не будет. Но в те далекие дни он был юн, полон сил, но уже очень мудрым, он рос, мужал, менялся с каждым днем. Мы были одной командой, и казалось, что время застыло на месте и никогда ничего не изменится. Сейчас, оставшись в одиночестве, я думаю о нем, о том, каким уникальным был шанс его появления в моей жизни – и это наполняет меня благоговейным восторгом.