Жертва разума - Джон Сэндфорд

Мэйла это беспокоило. Однако он ничего не предпринимал, потому что Глории хватало ума сидеть тихо. С другой стороны, ей нравилось быть в курсе. Она говорила, что так чувствует себя в безопасности.

И она любила поболтать.

Если Глория сообразила, что он похитил Манетт, то не останется в стороне. Рано или поздно она кому-нибудь все расскажет. Она постоянно находилась на терапии и много говорила о своих проблемах; ей было необходимо, чтобы кто-то их анализировал.

Дерьмо. Глория…

Мэйл выехал на дорогу и направил фургон к дому.

Глория Кросби чувствовала себя превосходно. В течение нескольких недель ей казалось, что она живет в коробке. Один день ничем не отличался от другого, но она ждала какого-то события, которое изменит ее жизнь. Так и случилось. Она не сомневалась, что Джон захватил Энди Манетт и ее детей и придумал план, чтобы выудить из ее родственников кучу денег. Когда они их получат, то смогут уехать. Может быть, на юг. Джон очень умный, у него полно идей, но он плохо разбирается в деталях. Но с этим она прекрасно умеет справляться, как уже доказала в истории с Мартином Ладуксом.

Мартин Ладукс, полный придурок, худший из худших, всего боялся, у него была на все аллергия, он мог не спать ночь напролет, опасаясь вторжения Чужих. Высокий, худой, прыщавый подросток с носовым платком, которым постоянно тер покрасневший нос, со слезящимися глазами, пытающийся улыбнуться, – таким представляла себе Глория Мартина.

Он был совершенно бесполезным, пока штат не выписал всех из больницы, сделав странный жест – каждому выдали страховку, а также поселили в «доме на полпути»[51], посчитав, что они теперь нормальные люди. Страховка и погубила Мартина Ладукса.

Глория сидела на крыльце и терпеливо ждала. Дом был заперт, но Джон находился где-то рядом – сквозь окно она видела, что на подносе в гостиной стоит еда, приготовленная для микроволновой печи.

Она пыталась понять, где он держит Манетт и детей. Дом показался ей пустым. Внутри не было никого живого. В сердце Глории закралась тревога. Может быть, он уже от них избавился?

Нет. Она знала про Джона и Манетт и не сомневалась, что некоторое время он ее у себя продержит.

Глория сидела на передних ступеньках и жевала травинку. Когда Мэйл завел фургон во двор, она встала – одетая во все черное, выглядевшая как ученица злой ведьмы – и устремилась ему навстречу.

– Джон, – сказала она. Ее лицо сохраняло нездоровую бледность человека, который много времени проводит в помещении, так выглядят больные в психушке. – Как ты?

– Нормально, – коротко ответил он. – Что-то случилось?

– Я приехала, чтобы узнать, как дела. Пиво есть?

Он посмотрел на Глорию, и на лице ее прочел и знание, и предвкушение. Она все поняла. Он кивнул.

– Да, конечно. Заходи.

Девушка последовала за ним в дом и огляделась по сторонам.

– Ничего не изменилось, – сказала она. – Есть новые игры?

– Я закончил с играми, – сообщил Мэйл.

Он вытащил два пива из холодильника, протянул одно Глории, и она открутила пробку, не сводя с него глаз.

– У тебя игра Дэвенпорта, – сказала она, взяв в руки коробку. Внутри лежал рекламный буклет и три диска.

– Да. – Джон сделал глоток пива. – Как голова?

– В порядке. – Она принялась листать буклет.

– По-прежнему принимаешь лекарства?

– Ну, иногда. – Она нахмурилась. – Но я оставила их дома.

– Да?

– Да. Не думаю, что могу туда вернуться.

Глория сказала это, решив подразнить Мэйла, чтобы он начал задавать вопросы. Бросив буклет в коробку, она повернулась к нему.

– И почему же? – осведомился Джон.

– Там были полицейские, – ответила она и сделала глоток из бутылки, не сводя с Мэйла глаз. – Они тебя ищут.

– Меня?

– Точно. У них есть твой портрет. Уж не знаю, кто им рассказал о нашем знакомстве, но они знают. Мне удалось их обмануть и ускользнуть из квартиры.

– Господи, ты уверена, что они не следили за тобой… – Мэйл выглянул в окно, ожидая увидеть патрульные машины.

– Да. Они глупые: это было легко. Послушай, ты знаешь, кто с ними?

– Дэвенпорт.

Глория кивнула:

– Точно.

– Проклятье, Глория.

– Я успела сесть в автобус, проехала восемь кварталов, выскочила, прошла через многоквартирный дом, потом у Боба взяла машину…

– Ты ему сказала, что собираешься меня навестить?

– Нет. – Она явно собой гордилась. – Я объяснила ему, что мне нужно перевезти домой кое-какие школьные вещи. Короче, я взяла у него ключ, спустилась в гараж и взяла машину. Когда я уезжала, меня никто не видел.

Он наблюдал за ней, пока она рассказывала, а когда закончила, кивнул.

– Хорошо. У меня возникли проблемы с копами.

– Я знаю, – сказала Глория, ей не терпелось сделать ему сюрприз. – Они были и здесь.

– Здесь? – Мэйл заметно встревожился.

– Какой-то коп подъехал сразу после меня – они проверяют все фермерские дома. Думаю, твой их больше не будет интересовать – я сказала, что являюсь твоей женой и мы живем здесь вместе.

Мэйл внимательно на нее посмотрел.

– Ты так сказала?

– Да, и они уехали, – ответила она.

– Ладно, – тихо проговорил он.

Глория подхватила подол платья и сделала шутливый реверанс, внезапно став похожей на ворону в черном одеянии.

– Ты увез Манетт с детьми.

Мэйл онемел от ее дерзости, но попытался сделать вид, что удивлен.

– Что?

– Брось, Джон, – вкрадчиво сказала она. – Я же Глория. Ты не можешь мне лгать. Где ты их прячешь?

– Глория…

Однако она покачала головой.

– Мы взяли пятнадцать тысяч, помнишь?

– Да.

– Это было чудесно, – продолжала она. – Я бы хотела помочь тебе получить деньги за Манетт… если ты мне позволишь.

– Господи. – Джон посмотрел на нее и почесал в затылке.

– Я могу на них взглянуть? Ну, конечно, сначала надо надеть на голову чулок или еще что-нибудь в таком роде… Полагаю, твое лицо они не видели.

– Глория, деньги тут ни при чем, – сказал Мэйл. – Важно то, что она со мной сделала, когда я был мальчишкой.

Это заставило ее задуматься.

– Ну, тогда… – Глория резко повернулась на стуле, – …круто.

Мэйл улыбнулся.

– Пойдем, покажу.

– Ты обещал, что перестанешь о ней думать, – сказала Глория, когда они вышли из задней двери.

– Я снова начал, – ответил Джон.

– Почему?

Мэйл не хотел отвечать, но Глория была с ним вместе в тюремной больнице. Унылая и непривлекательная, она являлась одной из немногих женщин, кто мог понять, как работает его разум, что он чувствует.

– Мне начала звонить женщина, которой не нравится Энди Манетт, – сказал он. – Я не знаю, кто она, кроме того, что это женщина. Она сказала, что Манетт до сих пор обо мне говорит, вспоминает, каким я был, что я испытывал к ней сексуальный интерес и что от меня исходили сексуальные флюиды. Она звонила мне раз пятнадцать.

– Господи, как странно, – заметила Глория.

– Да. – Мэйл поскреб подбородок и задумался. – Но самое странное то, что она звонила мне сюда. Она знает, кто я такой, но ни разу не назвала своего имени. И я не смог ее вычислить. Но одно сомнений не вызывает – она терпеть не может Манетт. Она продолжала на меня давить, а я все думал и думал, и довольно скоро… ну, ты знаешь, как это бывает. Словно не можешь выбросить песню из головы.

– Да. Так было, когда я считала до тысячи.

Однажды Глория целый год провела, считая до тысячи, снова и снова. А потом вдруг перестала. Она не чувствовала, что сама имела к этому какое-то отношение – все началось и закончилось, – но радовалась тишине у себя в голове.

– Сводит с ума… – Мэйл усмехнулся.

Когда они спускались по лестнице в затхлый подвал, Глория поняла, кто звонил Джону Мэйлу. Она открыла рот, чтобы ему сказать, но передумала – позднее. Она хотела его подразнить, решив, что такие вещи не следует говорить сразу. Она считала, что Джона необходимо контролировать, хотя бы до некоторой степени; и бороться за свое равноправие.

– Я построил комнату, – сказал Мэйл, показывая на стальную дверь в стене подвала. – Воспользовался старым погребом. Чуть не умер, работая в этой дыре. Мне приходилось останавливаться каждые десять минут и выходить наружу.

Глория кивнула – она знала о его клаустрофобии.

– Открывай.

Энди и Грейс использовали застежку от лифчика девочки, чтобы высвободить гвоздь, но каждые полчаса им приходилось делать перерыв, потому что пальцы начинали слишком сильно болеть. Они постепенно продвигались, и им уже удалось высвободить целых полдюйма гвоздя, но Энди опасалась, что им потребуется неделя, чтобы его вытащить.

Она не рассчитывала на неделю: Мэйл становился все более оживленным и мрачным одновременно. Энди чувствовала, что им овладели демоны, она видела их в его глазах, и он постепенно терял над ними контроль.