Где-то на земле есть рай - Валерия Вербинина

— Что — Максим? — резко спросил Зарубин.

— Максим Решетов, тот, который бесследно исчез. Он-то какое отношение имеет ко всему этому?

— Да, это вопрос, — хмуро ответил Стас и растер окурок в пепельнице.

— А что, если он вообще никакого отношения к этому делу не имеет? — высказался Антипенко. — Если он пропал, это ведь ничего не значит. Он мог загулять с какой-нибудь девицей, и потом…

— И потом его просто могли убить, — отрезал Ласточкин. — Москва — опасный город… Что, если мы не там его искали? Думали, он жив и строит планы мести, а на самом деле с ним что-нибудь случилось.

Зарубин зевнул.

— Кстати, машина у него была очень хорошая, — заметил он сквозь зевоту. — Может, его из-за нее пришили? Машина-то ведь вместе с ним исчезла.

— Все может быть, — подумав, согласился Ласточкин.

Ночью мне снились беспокойные сны. Будто бы некто, разительно похожий на моего напарника, подарил мне огромный букет цветов, но, как только я взяла его в руки, из бутонов цветов выскочили какие-то малоприятные личности и стали весело палить в меня. Я хотела ужаснуться, но не могла, потому что из пистолетов вырывалось конфетти. В общем, это был самый обыкновенный кошмар.

Следующий день я помню довольно смутно. Кажется, меня грызла досада на то, что расследование Зарубина так блестяще продвигается, а у нас на руках по-прежнему нет никаких козырей. Мы заехали к Косте и забрали официальное заключение по поводу Парамонова. Тихомиров только глянул на документ и пожелтел не хуже своих любимых лимонов.

— Да, ребята, — промолвил он, сокрушенно качая головой, — глубоко копаете! И что у вас за манера такая — нарываться на ровном месте…

За окнами шелестела гроза. Когда она закончилась, мы были уже в частной клинике на другом берегу Москвы-реки, куда нас пустили с большой неохотой. Клиника эта принадлежала мужу Лады, сестры Владислава Парамонова, и занимались в ней в основном пластическими операциями, омолаживающими процедурами и тому подобной чепухой, на которую современные люди согласны тратить какие угодно деньги. Ибо красота, как известно, требует жертв, но прежде всего — денежных.

Нам пришлось прождать около часа, после чего владелец клиники принял нас. Кирилл Васильевич был по-королевски обходителен и по-королевски же величав. Весь женский персонал клиники, а также все пациентки смотрели на него влюбленными глазами, и можете мне поверить, было от чего. Он излучал представительность, надежность и спокойствие. Сразу же учуяв во мне слабое звено, он сделал комплимент моей внешности и намекнул, что она стала бы еще совершеннее, если бы я слегка подправила нос. Он даже готов рискнуть и сделать мне скидку в целых пять процентов, если я соглашусь на операцию. Вы можете смеяться надо мной, но, беседуя с этим обходительным хмырем, я прямо-таки неопреодолимо ощутила собственную ущербность, которая до этого дня умудрялась как-то от меня скрываться. Нос! Мой нос не такой, каким должен быть согласно последней пластической моде этого сезона, а следовательно, вся я тоже не такая. Один шаг до совершенства — значит, никакого совершенства, а все из-за того, что мой же собственный нос меня предал. Какое горе! Какая чудовищная несправедливость! Какая злобная, отвратительная усмешка природы! И все же мне невероятно повезло, ибо рядом находится добрый, душевный, все понимающий кудесник со скальпелем. Пять процентов скидки! Всего пять процентов, и меня ждет нирвана. Райское блаженство ничто по сравнению с исправленным носом! Соглашайтесь, завтра будет поздно, потому что скидка действует далеко не всегда. Скажите «да», яхонтовая вы моя, иначе неминуемо останетесь с носом! Ну так как? Решено?

— Эти операции по исправлению носа… — ввинтился в разговор Ласточкин. — Я правильно понимаю, что хрящи для них и всякий подсобный материал берется у трупов?

Все-таки я обожаю своего напарника. И не только потому, что он порядочный, храбрый, умный и всякое такое, но и за это умение выбрать момент и сказать заветное слово именно тогда, когда оно должно прозвучать. Глупая рыбка — читай Синеокова — вяло трепыхалась в сетях хитрого хирурга, и тут подоспел Ласточкин. От его замечания опытнейший Кирилл Васильевич явно опешил. Сеть слов, которыми он опутывал меня, расплелась. И-и-их! Пальцем в глаз, говорите? Да нет, это был натуральный удар под дых! Чистый нокаут!

— Мы предпочитаем называть это донорским материалом, — делает попытку подняться уложенный на обе лопатки соперник. Но, судя по тому, как он говорит — сквозь зубы, — он и сам отлично сознает свое поражение.

— А вы всегда спрашиваете согласие у доноров? — невинно интересуется Ласточкин.

— Вся документация у нас в полном порядке, — бросается в атаку Кирилл Васильевич. — Я не ошибаюсь, вы пришли ко мне поговорить именно об этом или о чем-то другом?

— Вы не ошибаетесь, — заверил его Ласточкин и кратко обрисовал суть дела. Совершенно случайно выяснилось, что в могиле Владислава Парамонова обнаружился кто-то другой, так нет ли у почтенного хирурга каких-нибудь соображений по этому поводу?

Следует отдать Кириллу Васильевичу должное: он даже не пытался скрыть свое изумление, а если и попытался, это ему плохо удалось. Нет, он не знал, не предполагал и даже в мыслях не подозревал ничего подобного. Конечно, Слава был, э-э, то есть не только был, но и остался довольно своеобразной личностью, но чтобы выкинуть такое… это выше всякого человеческого понимания. Впрочем, не переставая изумляться, хирург все-таки не преминул поинтересоваться, а какое отношение все происходящее имеет к нему лично.

— Никакого, — отвечал мой напарник с широкой улыбкой. — Если, конечно, не вы сами сделали ему пластическую операцию и помогли скрыться.

Кирилл Васильевич как-то настороженно взглянул на Ласточкина, но уже через мгновение овладел собой и весьма непринужденно рассмеялся.

— Это лучшая шутка, которую я когда-либо слышал, — заявил он.

— Похоже, вас окружают люди без чувства юмора, — без всякой улыбки ответил ему Ласточкин. Однако хирурга, судя по всему, было не так-то легко взять, и он только желчно прищурился.

— А что заставляет вас думать, что я замешан в этом? — спросил он.

— Вы были женаты на сестре Парамонова, — отозвался Ласточкин.

— На Ладе? Ну и что? Из этого вовсе не следует, что я обязательно должен был помогать ее брату.

Он был совершенно прав. Но мой напарник тоже умел держать удар. Он ясно улыбнулся и повернулся к двери.

— Будем надеяться, что Юрий Данилович признает ваши доводы обоснованными, — как бы невзначай уронил он на прощание. — Идем, Лиза.

— Постойте, постойте, — проговорил хирург нам вслед. — А при чем тут Юрий Данилович?

— А вы не догадались? — прищурился Ласточкин.

— Но как же… Но ведь…

На Кирилла Васильевича было жалко смотреть. Он весь взмок от страха. Ласточкин дошел до двери и медленно обернулся.

— Если вы что-то знаете, — с расстановкой промолвил он, — лучше скажите об этом нам. Уверяю, вам это зачтется. А не скажете — вам же будет хуже.

Он не сказал, кем именно зачтется. Да, наверное, этого и не требовалось. За долю секунды Кирилл Васильевич взвесил прошлое и будущее, прикинул возможные риски и осложнения — и без всяких колебаний пошел на попятный.

— Подождите, — сказал он. Мы, впрочем, и так никуда особо не торопились. — Кое-что мне и впрямь известно. Только должен вас сразу же предупредить, что этого слишком мало. И потом, я ни в чем не уверен. Понимаете ли, мы со Славой и в самом деле никогда не были друзьями. — Я уже это понял, — отозвался Ласточкин, не произнося вслух окончание фразы: «…по той скорости, с какой вы его сдали». — Но вы не волнуйтесь, ваши сведения попадут в хорошие руки. Итак?

Глава 7

Воскресенье, 14 апреля. Час истины

— Значит, Екатерина Дашкевич, — сказал Ласточкин, когда мы вернулись в отделение. — Это уже кое-что. Заметь, Лариса Парамонова даже не упоминала о ее существовании, а между тем…

— Между тем все складывается достаточно просто, — сказала я. — Екатерина когда-то работала у Кирилла Васильевича, именно он и познакомил ее с братом жены. Сама Екатерина — неплохой хирург, но меньше года тому назад забросила практику. Уехала за границу, в Швейцарию, где она будто бы получила наследство от родственников, и с тех пор никто не получал от нее никаких вестей.

— Она сделала Парамонову пластическую операцию и скрылась вместе с ним, — подытожил Ласточкин. — Кирилл уверяет, она была серьезно влюблена в этого проходимца… Звони Арбатову.

— Павел!

— Я сказал, звони. Нет у нас с тобой времени раскатывать по Швейцариям. Вот пусть теперь он сам их и ищет. К тому же они почти наверняка сменили имена.