Пленники зимы - Владимир Яценко

IY

Судовая кухня мне не нравится.

Пища чересчур острая, беспорядочно приправленная несовместимыми специями. Я вожу вилкой по тарелке, с немалым трудом выуживая из залитой соусом ёмкости варёную фасоль. Эх, как там моя машина? И пожарил бы я себе картошки. Без соли, без перца. Только масло, да головка чеснока. И чтоб никакого кетчупа. Кетчуп – это для нерадивых стряпчих, скрывающих ненависть к своим клиентам за острыми приправами.

– Тебе не нравится мой кок? – спрашивает Калима.

Она сидит рядом и видит нерешительность, с которой я приступаю к очередному блюду.

– Нет, не нравится, – отвечаю, как есть. – Мне кажется, твой кок больше занят своими нездоровыми привычками, чем заботой о моём желудке.

– Калима, – откликается с другого конца стола Герман. – Максим – великолепный повар! Критика коллег – это у него профессиональное…

– Ты умеешь готовить? – вежливо спрашивает Калима.

– Умеет ли он готовить? – подаёт голос Виктор. – Ты ещё спроси, обучен ли он грамоте?

– Светлана, – чуть повысив голос, обращается Калима. – Ты несколько дней прожила с Максимом, какое его самое любимое блюдо?

В наших путалках Света всё больше отмалчивается. Глаза не прячет, улыбается, но сама старается говорить поменьше: на прямые вопросы отвечает односложно, а косвенные пропускает мимо ушей.

Другое дело, если спрашивает Калима. Надо признать, что в плане налаживания контактов, равных нашей хозяйке я ещё не встречал. Иногда мне кажется, что она в своих шортах и с голодным крокодилом посреди австралийских болот сумела бы договориться.

– Не знаю, – ответила Светлана. – Он ни разу не повторился.

Её голос не дрогнул. Жаль. А я вот часто вспоминаю наш последний день. Пожалуй, я был счастлив. Это было сравнимо с тем, как дети начинают ходить, разговаривать.

Потом ты с ними сидишь за букварём, сотни раз повторяешь одни и те же сочетания гласных с согласными, и вдруг они начинают читать. Фантастические ощущения! Так и любовь. Всё вокруг, да около… И вроде бы ни о чём, ни цветов, ни поцелуев, только взгляды, вздохи, случайные касания… И вдруг…

– Где ты научился готовить? – возвращает меня в кают-компанию голос Калимы.

Приходится вернуться.

– Есть такая страна – "Голодная".

– Это как?

– В том смысле, что кроме тебя никто жрать не приготовит. А так как делать "как все" не приучен, пришлось овладеть поварским делом, как искусством.

– Но кто-то же тебя учил, – не унимается Калима. – Кто-то же был рядом? Не по книжкам же ты учился…

– Конечно, конечно, – я утвердительно киваю головой, вытирая салфеткой уголки рта. – Была одна женщина…

– Вау! – вопит Герман. – Женщина! Даёшь про женщину!

– Калима, – гудит Виктор. – Он у нас не просто повар, он и рифмоплёт и ушедав.

Стихи пишет с лёту…

– Точно, – кричит Герман. – Светка у нас танцует, а Максим – поёт, сладкая парочка…

После того, как все вопросы были обсуждены, тарелки побиты, а соглашения подписаны, жёсткость и нервозность в отношениях пропали без остатка. Теперь в нашей кампании царили смех, шутки и взаимопонимание. Вот только Светлана упрямо избегает даже взгляда в мою сторону. Да Калима продолжает удивлять своей загадочностью.

Не понимаю её, не чувствую…

– "Ушедав"? – недоумевает Калима. – Прошу простить мой русский. Что значит "ушедав"?

– В том смысле, что катком по ушам, как начнёт истории рассказывать…

– А ты не перебивай, – неожиданно обрывает его Светлана. – А то не начнёт.

После такой поддержки, конечно же, уклониться от рассказа было никак нельзя.

– Это длинная и грустная история, дамы и господа, – осторожными покашливаниями я вежливо прочищаю горло. – Боюсь вас утомить…

– А ты не бойся, – успокаивает меня Калима. – Мы выносливые. Да и времени у нас: ещё двое суток перехода…

– Давай, давай, – подбадривает меня Герман.

– Когда это у тебя весёлые истории были? – посмеивается Виктор.

Светлана ничего не говорит. Но она смотрит на меня, и я вижу, как у неё блестят глаза, и ничего другого мне уже не нужно. Да и нет меня уже здесь. Весь – там…

Царёвой кухаркой была молодая красивая женщина. Звали её Варварой, и никакими другими талантами, кроме гладкой нежной кожи, кротостью и умением вкусно готовить, она не отличалась. Только для этой истории другие таланты без надобности.

Сейчас, когда поварское искусство, как и любое другое, поставлено на фабричную основу, трудно представить привилегированное положение человека, которому доверен желудок, а значит и здоровье первого лица в государстве. Тут тебе и отдельное помещение, и ход отдельный, чтоб значит, ошибки никакой не вышло. Это для прочих огромная кухня с целой бригадой поваров и подсобников. А для царя-батюшки одна Варвара в сторонке от всех готовила.

Конечно, царством-государством эту долину, затерянную среди высоких гор и непроходимых лесов, назвать можно было лишь с очень большой натяжкой. Тем не менее, на полях трудилось тысяч десять крестьянских душ, перевалы от гостей непрошеных охраняла сотня бойцов пограничной дружины. Да покой мещан-обывателей стерегли две сотни солдат. Они же лишали голов несчастных, кому эти самые головы не по чину высоко заносило.

И головы, что очень важно, рубили взаправду, несмотря на игрушечность державы.

Царь-батюшка, не самый умный, не самый глупый, не злой и не добрый, словом, царь как царь, – что вы, царей не видели? – был ещё не стар, но в летах, любил свою страну, любил жизнь, любил и попить, и покушать… Кухарку свою он тоже любил.

Отчего же не любить того, кто тебя вкусно кормит? Да и она не упрямилась: во-первых, власть, она и в глуши, среди гор, властью остаётся. А на красоту да молодость всякий позарится: нет у человека выше мнения о себе, чем своё собственное. Вот всяк и норовил хозяином себя показать, да мнения Варькиного не спрашивать. Но как слушок прошёл, что сам царь… ну, вы понимаете… Тут, конечно, народишко и отвалил. Служивые-то вот они, прямо на дворцовой площади топоры острят да колья густо жиром натирают. Ежели под топор не повезёт, то уж на колу покорячишься. Не до молодки будет…

И всё бы так и текло своим чередом, если бы однажды мельник не заболел. Муку пшеничную да ржаную, через серебряные сита царёвые сеяную, только он ко дворцу отвозил, да из рук в руки Варе и сдавал. А тут скрутило старика, – все мы из одного теста: с годами моложе не становимся, – срок подходит, а везти муку во дворец нет никакой возможности. Вот он и отправил сына своего старшего. Езжай, мол, Иван, ко дворцу к заднему крыльцу. Да смотри, муку кухарке из рук в руки передай. Не забудь, зовут Варей… не дай Господь злодей какой на дороге станет, да муку нашу белую из зерна отборного подменит…