Вся ваша ненависть - Энджи Томас

Самое полезное, что он мне сказал, это: «Не повторяй моих ошибок». – Папа снова смотрит на меня. – Но я их повторил. Меня не оказалось рядом, когда моя малышка пошла в первый класс, да и позднее тоже. И папой она хотела называть другого, а все потому что я был далеко.

Я отворачиваюсь. Он знает, как близки мы стали с дядей Карлосом.

– Но я завязал с Королями, наркотой – со всем. И, поскольку я взял вину на себя, Кинг согласился меня отпустить. Так что те три года того стоили.

Глаза Деванте тускнеют, словно он вспоминает о брате.

– Вам пришлось сесть за решетку, чтобы выйти из игры?

– Я исключение, а не правило, – кивает папа. – Недаром говорят, что гангстером становятся на всю жизнь. Так оно и есть. Нужно быть готовым умереть в банде или за нее. Ты хочешь уйти?

– Да, но сидеть не хочу.

– Он тебя не об этом спрашивал, – говорю я. – Он спросил, хочешь ли ты уйти.

Деванте долго молчит. Потом поднимает глаза на папу:

– Слушайте, я просто хочу жить.

Папа со вздохом гладит бороду.

– Ладно. Я тебе помогу. Но клянусь, если снова возьмешься за старое и начнешь торговать, пожалеешь, что Кинг с тобой не разделался, потому что будешь иметь дело со мной. В школу ходишь?

– Ага.

– И как оценки?

Деванте пожимает плечами.

– Это что еще за хрень? – Папа копирует его жест. – Знаешь оценки, так говори!

– Ну типа, пятерки, четверки, все такое, – бормочет Деванте. – Я не тупой.

– Ладно, хорошо. В школу чтоб ходил обязательно.

– Черт, я не могу вернуться в здешнюю школу. Там Короли. Вы ведь понимаете, что это самоубийство?

– А я и не говорил, что ты пойдешь туда. Мы что-нибудь придумаем, а пока можешь поработать у меня в магазине. Ночевать будешь дома?

– Не. Там меня караулят парни Кинга.

– Кто бы сомневался, – фыркает папа себе под нос. – Ладно, что-нибудь придумаем. Старр, покажи ему, что делать с ценниками.

– Ты и правда с ходу его наймешь? – спрашиваю я.

– Чей это магазин, Старр?

– Твой, но…

– Разговор окончен. Покажи ему, что делать с ценниками.

Деванте злорадно хихикает, и мне хочется хорошенько его треснуть.

– Идем, – бурчу я.

Мы садимся в проходе, скрестив ноги и обложившись чипсами. Папа запирает дверь и возвращается к себе в кабинет. Я беру огромную пачку острых «Читос» и клею на нее ценник в девяносто девять центов.

– Ты должна показать мне, как это делается, – говорит Деванте.

– Я и показываю. Смотри.

Я беру другую пачку. Он подвигается ближе и заглядывает мне через плечо. Слишком близко. Он сопит мне в ухо или типа того. Я отодвигаюсь и смотрю на него.

– Может, хватит?

– Да чем я тебе не угодил? – недоумевает он. – Вчера тоже – подошел, и ты сразу напряглась. Я же тебе ничего не сделал.

Я наклеиваю ценник на пачку «Доритос».

– Мне – нет, зато Деназии – да. И Кении. И неизвестно скольким еще девушкам из Садового Перевала.

– Погоди, Кении я точно ничего не делал.

– Разве не ты взял у нее номер, хотя сам встречаешься с Деназией?

– С Деназией я не встречаюсь – просто потанцевал с ней на вечеринке. – Деванте качает головой. – Она вообразила себя моей девушкой и бесилась, что я общаюсь с Кенией. Если бы я не завис тогда с ними, то смог бы… – Он сглатывает. – Смог бы помочь Дэлвину. Но, когда я к нему подбежал, он уже лежал на полу весь в крови. Я только и смог, что обнять его…

Я вижу, как сама сижу в луже крови.

– Я говорил, что все в порядке, хотя знал…

– …что у него нет ни единого шанса, – заканчиваю я.

Мы молчим.

Меня охватывает странное ощущение дежавю. Я вижу себя – я точно так же по-турецки здесь сижу, но вместо Деванте учу клеить ценники Халиля. Мы не смогли ему помочь, и теперь он мертв. Но, быть может, сумеем помочь Деванте.

Я вручаю ему пачку «Хот Фрайс».

– Как пользоваться этикет-пистолетом[71], показываю один раз, так что соберись.

Он широко улыбается.

– Я весь внимание, красотка.

Поздно ночью, когда мне положено спать, я слышу, как в коридоре мама говорит папе:

– Значит, он бегает от Кинга, а ты решил, что лучше всего спрятать его здесь?

Деванте. В общем, у папы не получилось «что-нибудь придумать», и он решил поселить Деванте у нас. Пару часов назад папа привез нас домой, а потом поехал обратно – защищать магазин от бунтовщиков. Вернулся он только что и сказал, что наш дом – единственное место, где Кинг не будет искать Деванте.

– Я должен хоть как-нибудь ему помочь, – говорит папа.

– Я понимаю, так ты хочешь исправить историю с Халилем…

– Нет…

– Да, – нежно отвечает мама. – Я понимаю, любимый. Я и сама очень жалею, что мы не сумели ему помочь. Но это?.. Это опасно для нашей семьи.

– Это временно. Деванте нельзя оставаться в Садовом Перевале. Наш район плохо на него влияет.

– Погоди-ка, значит, на него район влияет плохо, а на наших детей – хорошо?

– Лиз, перестань. Уже поздно, и сейчас я не хочу ругаться. Я всю ночь проторчал в магазине…

– А я всю ночь не спала и волновалась из-за тебя! И из-за того, что мои дети живут в этом районе.

– С ними все в порядке. И с гангстерами они никак не связаны.

Мама фыркает.

– Ага, только до нормальной школы ехать почти час. И не дай бог Секани захочет поиграть на улице! Мне нужно везти его к брату, дабы не переживать, что его пристрелят, как лучшего друга сестры.

Самое страшное, что под эту категорию подпадает не только Халиль, но и Наташа.

– Ладно, допустим, мы переедем, – кивает папа. – И что потом? Мы станем такими же предателями, как и все те, кто уже свалил, открестившись от родного дома. Вместо того чтобы попытаться изменить хоть что-то, мы убегаем. Этому ты хочешь научить наших детей?

– Я хочу, чтобы мои дети наслаждались жизнью. Понимаю, Мэверик, ты пытаешься помочь своему народу – и я тоже, потому каждый день и горбачусь в клинике. Но переезд не означает, что ты предашь людей или больше не сможешь помогать общине. Просто сейчас ты должен решить, что важнее: твоя семья или Садовый Перевал. Я свое решение уже приняла.

– Что ты пытаешься сказать?

– Я пытаюсь сказать, что сделаю для своих детей все, что потребуется.

Потом слышатся шаги и щелчок закрывающейся двери.

Почти всю ночь я не сплю, гадая, что это значит. Для родителей. Для нас. Да, они говорили