Осьмушка - Валера Дрифтвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Никто, конечно, не собирается ради незнакомой подлеточки полошиться и прятаться подальше, но всё же Тис выходит встречать. На старшачьей спине в пёстром большом платке спит Шарлотка, и трудно сказать, на что заробевший Хаш больше таращится – на Штырёво трёхрядное ожерелье или на высунутую из платка загорелую Шарлоткину ногу.
– Мы много лет ждали вестей от других кланов, – говорит старшак. – Отдохни с нами, Хаш из Последних.
При Тисе разведчик держится молодцом, хотя и заметно, как его ломает при виде не-орков. Получив миску холодной густой ухи, вслух жалеет, что не успел сегодня поохотиться, а то бы обязательно поделился добычей. Ест очень опрятно и тихо, посматривая по сторонам, но когда Булат-красавчик предлагает добавки, Хаш непонимающе молчит и не знает, что ответить.
– Давай сюда миску, – командует Хильда. – Не бойся, не объешь.
– Правду говоришь, сестрейка, – улыбается Булат.
Хаш оторопело глядит, как рыбарка забирает у него опустевшую посудину, как наливает ещё ухи. Поводит покрасневшими усталыми глазами, будто хочет убедиться, что никто не против. Принимает миску из рук Хильды, не коснувшись её пальцев, сглатывает слюну – и наконец принимается жрать, зажмуриваясь и торопясь, как будто ждёт, что Штырь-Ковали вот-вот передумают и отнимут.
Набраться сил и поспать, если хочется, Булаты зовут Хаша к себе в дом. Сначала Пенни немного удивляется, ведь Булатов дом – самый-самый маленький. Может, это потому, что Билли и Чаб сами вызвались присмотреть за гостем, а может, и потому, что только под их тесным кровом не живёт нынче никакой людской человек, и Хашу будет спокойнее.
* * *
Крепким сном разведчика ушатало быстро, но долго спать не пришлось – ещё до вечера подкидывается, как укушенный, и видать не сразу соображает, где. Чабха сидит со штопкой при открытом входе, ногами на улицу, оборачивается к костлявке, голосом успокаивает.
Свою палчёвину с ножевым обломком вежливый Хаш оставляет у Булатов в палатке, и осторожно гуляет туда-сюда по стойбищу. Далеко обходит греющуюся на солнышке бабку Сал, некоторое время хвостится за Черепом, но отстаёт, когда сивого зовёт Руби. На расспросы костлявых отвечает как-то бестолково, без особой ясности. Впрочем, Ёна и Пенни соглашаются, что несмотря на несколько мутные ответы, сам-то Хаш слушает и смотрит кругом очень цепко, как и положено посланному всё как есть разведать.
Вскоре Хаша подзывает Тис. Приглашает посидеть рядом, пока старшак оплетает рукоятку ножика шнуром – взамен износившегося, и развлечь беседой. Чтобы Хашу веселей сиделось, вручает подлетке полосочку вяленого мяса.
– А у вас, следопыт, как больше любят – чтоб рукоять перевитая была или голая?
Хаш отгрызает мясное волоконце и отвечает, что это уж кому как удобнее, вот старшак Последних тоже носит с оплёткой, только с другой. Штырь кивает.
Потом они обсуждают, как лучше делать из золы щёлок: варить, чтобы по-быстрому, или же настаивать, чтобы поядрёней. Впрочем, Тис признаётся, что теперь при должном запасе покупного мыла в клане Штырь-Ковалей со щёлоком заморачиваются нечасто, разве что когда это необходимо для выделки звериной кожи. Хаш уточняет, не для этого ли они держат кошек, и Тис смеётся:
– Не, куда там, не для этого. А Последние какую скотинку держат?
Хаш вздыхает, что как-то прибился к ним одичалый пёс, но в позапрошлую зиму, когда навалило слишком много снегу, пришлось его сожрать. Штырь соглашается, что та зима была отменно люта.
Так они сидят и беседуют о разных разностях довольно долго. Штырю что-то всё не нравится, как у него выходит оплётка, с виду вполне вроде ладная и красивая, и старшак несколько раз, тихонько ругнувшись, распускает почти готовую работу – переделывать. Вот с Тисом подлетка говорит внятно, умно и спокойно, не считая пары вопросов, на которые ответа дать не может, отговариваясь своим незнанием: как обычно у него в клане принято успокаивать маляшек, когда у них режутся зубки, и какие песни любят петь старики по приходу весеннего тепла.
Приходит Коваль. Подсаживается рядком с Тисом, плечо в плечо.
Нынче, когда Хаш спать ушатался, конопатый отлучился из стойбища – действительно пошёл камень класть на покое освобождённого мертваря, и что-то долго там провозился. Может, и впрямь до кучи деревцо туда пересаживал, а то и с цветочками заморочился, с него станется. Ногти у него с земляной каймой, взгляд ясный.
Хаш ёрзает, будто неловко сделалось сидеть на поджатых ногах, а встать и уйти – неучтиво. Штырь хвалит подлетку за хорошую беседу.
– Горд клан Последних толковыми орками.
Хаш старается сдержать счастливую улыбку.
– Штырь-Коваль тоже… не дурачьёв растит, – отвечает гость.
– Нас теперь двадцать три боевых, как ты видишь, – произносит Тис. – Да двои стареньких, да четверо вовсю тянутся, а при удаче – нас ещё больше станет, об том нынче и праздник. Ты говоришь, вас, Последних, поменьше будет?
Хаш определённо ничего такого говорить и не думал, но тут он легко соглашается:
– Да, нас поменьше… – и тут же добавляет: – но в драке каждый стоит трёх! А старшак – девятерых!
– Мало осталось на земле орочьего племени, – говорит Штырь, завершая наконец свою работу и протаскивая хвостик шнура под плотную оплётку. – Надо друг дружки держаться… Ты, Хаш, своим расскажи, что видел. Скажи, у Штырь-Ковалей год идёт сытый. И скажи ещё: мы рады помочь, если что-нибудь нужно.
– Если у вас, например, клинков меньше, чем требуется, – подаёт голос Коваль, – то у нас излишек.
Хаш зыркает на конопатого – лицо у подлетки такое, будто сырьём синь-луковку откусил.
– Мы простоим здесь ещё больше дюжины дней, – говорит Тис. – Передашь своему старшаку.
* * *
Хильдин праздник идёт хорошо. Рыбарка опять нарядилась в красное платьишко прямо поверх тонких порток, похваливает все подарки, даже Кривдину дудку. Дудка крякает как целый утиный выводок, и любой простенький напев с нею кажется ужасно смешным. Как будто всё Хильде нравится: и охапки травы, и аккуратная почти новая ложка с завитушками на ручке («Не у Дрызги ли крадено», – думает Пенни), и маленькая брошечка вроде янтарной – от нэннэчи Магды. Ещё ей перепадает кое-что из бывших царевичевых вещей, например, джинсовая безрукавка, которую костлявые за день успели в четыре руки расшить красными нитками по воротничку и нижнему краю, и всякоразное другое.
Уж и пляшут они обе-двои с белобрысым Марром, будто
