Антология «Дракула» - Нэнси Холдер

Дюваль и Шин расхохотались.

В течение двух недель Фрэнсис снимал эпизоды с участием «невест Дракулы». В горах было многолюдно, как на Оксфорд-стрит, солдаты Румынской армий толкались бок о бок с английскими студентами, набранными для съемок в массовке в молодежных отелях и студенческих лагерях. Сторатто, взгромоздившись на свою камеру-кран, напоминающую динозавра, наезжал на них, снимая растерянные лица.

Три девушки, две теплокровные и одна вампирша, появившись на площадке, усиленно демонстрировали фальшивую похоть, которая тем не менее зарядила толпу юнцов искренним возбуждением.

Предполагалось, что Кейт будет консультировать невест, но девицы не нуждались в советах. Кейт и самой казалось абсурдным, что она должна учить профессиональных актрис очаровывать и соблазнять. Вампирша по имени Марлей, игравшая белокурую невесту, снималась еще в немых фильмах и расхаживала почти голая, подставив тело холодным ветрам. Ее теплокровные сестры, едва выйдя из кадра, зябко кутались в меха.

Невесты преображались в тесной импровизированной гримерке. Гримировала их Банти, спокойная и разумная англичанка. Теплокровным девушкам, сестрам-близнецам, уроженкам Мальты, один раз уже украсившим своими фото разворот «Плейбоя», приходилось мириться с тем, что тела их полностью покрывают слоем крем-пудры, придающей коже сияние. Для того чтобы вставить клыки — в сотню раз более дорогие, но ничуть не более убедительные, чем та пластмассовая штуковина, которую после вечеринки хранила у себя Кейт, — девицы разевали рот, как на приеме у дантиста.

Фрэнсис, по пятам за которым следовал Ион со сценарием в руках, заглянул в гримерку, чтобы бросить взгляд на невест. Он попросил Марлен раскрыть рот и принялся рассматривать ее изысканно заостренные зубы.

— Мы решили, что с ее клычками ничего делать не надо, — сообщила Банти.

Фрэнсис покачал головой:

— Нет-нет, они должны быть более острыми и крупными.

Банти достала из сумки набор зубов и подошла к Марлен, которая досадливо отмахнулась.

— Не упрямься, детка, — призывала ее к порядку гримерша.

Мелодичный смех, которым ответила ей Марлен, внезапно перешел в змеиное шипение. Фрэнсис испуганно отскочил. Рот у Марлен стал хищным, как пасть кобры, клыки выросли не меньше чем на два дюйма.

Фрэнк довольно кивнул:

— Превосходно.

Марлен присела в реверансе.

Кейт смешалась с толпой, слонявшейся без всякого видимого дела. Она успела привыкнуть к тягучей медлительности съемочного процесса. По сути, процесс этот состоял почти исключительно из одних простоев. Только Фрэнсис, ставший почти худым, постоянно пребывал в движении, на ходу решая проблемы или же признавая их неразрешимыми. Ион, которого киношники называли «сын Дракулы», таскался за ним по пятам как привязанный.

Помосты для массовки, сколоченные местными рабочими задолго до начала съемок, каждую минуту угрожали обрушиться. Судя по всему, плотники, которые, как была уверена Кейт, поставляли также двери в бухарестский отель, вместо хорошего дерева использовали гнилое, и в результате румынские леи потоком хлынули в их карманы, а проку от декораций не было никакого. После того как румыны, возводившие декорации по контракту, разъехались по домам, членам съемочной группы по настоянию Фрэнсиса пришлось работать по ночам, устанавливая подпорки для шатких конструкций. Все это было ужасающе дорого и поразительно неэффективно.

Разрешение на съемки в ущелье Борго до сих пор не было получено. Второй продюсер безвылазно сидела в Бухаресте, в конторе, служившей точной копией диккенсовского «Многоречивого офиса», и всеми правдами и неправдами пыталась получить вожделенный документ. От Фрэнсиса требовали, чтобы он нанял новую группу, целиком состоявшую из местных. То обстоятельство, что группа эта будет сидеть без дела, глядя, как голливудские киношники выполняют свою работу, румынские власти ничуть не смущало.

Чиновник в лоснящемся костюме, который для всей группы воплощал некие темные силы, препятствующие процессу съемок, не сводил с актрис жадного взгляда. Такой вольности, как улыбка, он себе не позволял.

Кейт не сомневалась, что этому человеку глубоко ненавистна сама идея снять фильм про Дракулу. Он делал все возможное, вставляя киношникам палки в колеса. Когда ему выпадал счастливый случай объявить о новом неодолимом препятствии, он начинал прекрасно говорить по-английски, но совершенно забывал этот язык, когда его вежливо просили удалиться со съемочной площадки и не мелькать перед камерами.

— Сделай клыки еще длиннее! — рявкнул Фрэнсис в мегафон.

Актриса-вампир повиновалась.

— Эй, парни, все вы должны быть похотливыми, как коты! — проорал режиссер, обращаясь к массовке.

Ион повторил его пожелание на трех языках. На каждом из них фраза Фрэнсиса разрослась в целую речь. По мере того как смысл сказанного доходил до представителей той или иной национальности, оживлялись различные части толпы.

Электрические дуги, горевшие ярче солнца, пронзали нишу лучами беспощадного слепящего света, превращающею лица в подобие черепов. Кейт без конца моргала, глаза ее слезились. Ей то и дело приходилось снимать очки и протирать их.

Как и все прочие, она мечтала об отдыхе и горячем душе. И о приличной — по ее вампирским понятиям — пище.

Ходили слухи, что, помимо бюрократической волокиты, существуют иные причины, по которым им никак не удается получить разрешение на съемки в ущелье Борго. Актрисы-близняшки, прилетевшие два дня назад, привезли с собой номера «Guardian» и «Time Magazine». Газеты передавались из рук в руки как великая ценность, каждому хотелось узнать свежие новости. Что касается Кейт, она была удивлена тем, что за время ее отъезда дома не произошло ничего достойного внимания.

Самым интересным в «Guardian» оказалась небольшая статейка, посвященная Трансильванскому движению. Из статьи следовало, что барон Мейнстер, один из безвестных последователей Дракулы, обвинен румынскими властями в бандитизме и находится в розыске. Газета сообщала, что барон собрал шайку вампиров, которая рыщет по лесам, затевая кровавые стычки с солдатами армии Чаушеску. Барон чрезвычайно заботился о пополнении; если ему встречался заблудившийся в лесу ребенок, он считал своим долгом превратить его в вампира. Средний возраст бойцов его армии составлял четырнадцать лет. Кейт случалось видеть подобных молодых идиотов: красноглазые, зубастые отморозки, не ведающие, что такое честь и совесть. По слухам, Малютки Мейнстера захватывали целые деревни, истребляли все их население, не щадя даже грудных детей и упивались кровью.

Теперь стало понятно, почему солдаты Румынской армии, занятые в массовке, так нервничают. Над ними постоянно висела угроза того, что командование положит конец их кинокарьере и пошлет их на бой с кровожадными дьяволами. Впрочем, слишком доверять слухам было нельзя; от Кейт и других вампиров румыны старались держаться подальше, поэтому все новости попадали к ним из третьих рук, минуя несколько языковых барьеров.

Какие-то люди в штатском постоянно толкались вокруг съемочной площадки, следили за всем происходящим, размахивая непонятными, но официальными документами перед носом у каждого, у кого их присутствие вызывало вопросы. Лоснящийся Костюм знал все об этих наблюдателях и о тех, кто послал их сюда. Ион старался не попадаться им на глаза. Кейт решила, что ей стоит расспросить парнишку о бароне. Похоже на то, что прежде Ион был одним из Малюток Мейнстера. По какой-то причине он решил от них сбежать. Решил, наверное, что пришло время ему подрасти.

Толпа по сигналу принялась шуметь, изображая возбуждение, но камера-кран внезапно накренилась, и оператор слетел со своего насеста. Фрэнсис заорал во всю глотку, призывая спасать камеру, но, когда Ион перевел его вопль, действовать было уже поздно.

Камера сорвалась с крана и рухнула с тридцатифутовой высоты, разбилась о камень и разлетелась на множество осколков.

Фрэнсис смотрел на ее бренные останки, словно не понимая, что случилось. В это мгновение он напоминал ребенка, который так потрясен утратой любимой игрушки, что даже не может заплакать. Несколько секунд спустя оцепенение сменилось вспышкой ярости.

Кейт догадывалась, что смельчаку, который сообщит Фрэнсису о том, что в ущелье Борго, возможно, разворачивается вооруженный конфликт, придется несладко.

Харкер в карете на исходе дня просматривает документы, которые ему дали перед отъездом. Он вертит в руках письма, запечатанные красным восковым «Д», старинные пергаментные свитки и карты, предписание об отлучении от Церкви. Тут же портреты Влада, гравюры, изображающие князя среди пронзенных колами неверных, портреты похожего на мертвеца старика с белыми усами, а также мутная фотография, на которой с трудом можно разглядеть какого-то угрюмого юнца в нелепой соломенной шляпе.