Настоящая любовь - Мэри Бэлоу

— Возможно ли, — произнес всадник низким тихим голосом и в то же время очень ясным, несмотря на шум вокруг, — что среди моих детей есть одна настоящая дочь?

— Да. — Она посмотрела ему прямо в глаза, поблескивавшие в щелках маски. — Но я не одна, здесь есть и другие. Мы представляем всех женщин, которые так же, как и мужчины, считают, что пора протестовать против гнета, но они остались дома из-за детей или не смея ослушаться мужей и отцов.

— О, смелые речи, дочь моя, — сказал он.

В эту секунду она действительно осмелела, и ей очень польстила такая похвала.

Он отпустил ее подбородок и снова поднял руки, призвав людей к тишине. Удивительно, но он добился своего через несколько мгновений.

— Дети мои, — произнес он, — на сегодня достаточно. В следующий раз мы разрушим не одно из этих мерзких сооружений. Мои дочери сообщат вам, когда и где. Я горжусь вами сегодня. Вы действовали смело и решительно… и дисциплинированно. Теперь ступайте. Многим из вас предстоит долгий путь домой.

Люди почувствовали спад напряжения. Дорога домой действительно была не из коротких. Марджед улыбнулась Дилану, решив не показывать свою усталость. Тут на ее плечо легко опустилась чья-то рука, она обернулась и увидела Ребекку, который еще не отъехал. Он отпустил плечо и протянул ей руку ладонью вверх.

— Ну же, дочь моя, — сказал он, — возьми мою руку, поставь ногу в стремя и поедем со мной.

Она почему-то испугалась. Ведь он не был ее врагом. Перед ней был предводитель, лучше которого и желать нельзя. У нее даже закралась предательская мысль, что Юрвин и то не был бы так хорош. За одну ночь этот человек добился ее уважения, восхищения и преданности. Но выглядел он как-то призрачно, хотя в то же время очень реально. Была глубокая ночь. К тому же Марджед не знала, кто он.

— Я не боюсь идти домой, — сказала она, — несмотря на то что я женщина.

Она готова была поклясться, что в его взгляде промелькнула улыбка.

— В таком случае садись на коня ради меня, — сказал он. — Я тоже женщина, и такой поздней ночью мне нужна компания.

Тогда она улыбнулась. Все-таки приятно будет проехать хотя бы часть пути, пока их тропинки не разойдутся в разные стороны. Конечно, к тому времени ее друзья останутся далеко позади и остаток пути ей придется проделать в полном одиночестве. Но она никогда не боялась темноты и сейчас не боится.

Она приняла его руку, подняла ногу в стремя и в следующую секунду уже сидела боком на спине лошади, перед седлом, его руки, подбиравшие поводья, надежно оградили се с обеих сторон.

Он удерживал лошадь на месте, пока последний человек не исчез в темноте. Только тогда они тронулись в путь. Марджед сидела не шевелясь, стараясь побороть одышку, чтобы он не заметил. Одно ей стало ясно после краткого общения с Ребеккой, когда она так легко оказалась на лошади; Ребекка был очень сильным мужчиной.

В эту ночь все три его «я» слились в одно. Образование и воспитание усилили его природный дар повелевать, которым он обладал еще мальчишкой. Он использовал этот дар и то, чему его научили, чтобы еще раз доказать самому себе, что он валлиец, представитель своего народа. Его не покидало чувство, что он делает правое дело. Он испытывал глубокую любовь к своему народу, которым повелевал, и глубокую преданность их делу. А еще он понял, что роль Ребекки — как раз для него. Роль женщины и матери напомнила ему, что он борется за справедливость и что это можно делать достойно, не теряя сострадания.

Эта ночь на самом деле ему очень понравилась. Она напомнила ему годы детства, а заодно дала понять, от сколь многого он вынужден был отказаться в двенадцать лет и сколь многое он вынужден был отдать добровольно из благоразумия. Ему показалось, что шестнадцать лет он жил в подвешенном состоянии, а теперь вновь обрел себя благодаря чуду.

Он наблюдал со стороны, как несколько сот людей крушили заставу и домик смотрителя — по традиции Ребекка и ее дочери не участвовали в самом разрушении.

А затем он увидел Марджед. Он не был бы так уверен, если бы уже не видел ее в этом же наряде в ту ночь, когда лошадей выпустили из конюшни, а на его постели оказалась мокрая зола. Сегодня она была в шапочке, и, насколько он мог заметить, бросив короткий взгляд на ее лицо, оно было зачернено, как у всех остальных участников бунта. Но у него не возникло никакого сомнения, что это женщина. Не возникло никакого сомнения, что это Марджед.

Первым его побуждением было держаться подальше. Насколько хороша его маскировка? Но Герейнта всегда отличала смелость, даже в детстве. Если маска не сможет обмануть Марджед, тогда, вероятно, она не обманет и того, кто захочет предать его. И наоборот, если он проведет Марджед, то проведет кого угодно.

Вот так он и устроил проверку, свесившись с лошади и взяв Марджед рукой за подбородок, чтобы вынудить ее хорошенько его рассмотреть. Он говорил, наклонившись к ней совсем близко, так, чтобы она могла видеть его, несмотря на темноту.

Она не узнала его.

Он совсем осмелел, когда распустил свое войско, отправив людей по домам. Их беседа с Марджед длилась недолго. Что, если продолжить ее, да еще на совсем близком расстоянии? Он заранее продумал все до мелочей. В тот день не использовал свой обычный одеколон и убедился, что и одежда, которая была на нем под костюмом Ребекки, тоже не пахнет одеколоном. Но может быть, он пренебрег какой-нибудь мелочью, которая сейчас его выдаст?

Мог бы и не проверять. Слишком опасно. Даже если бы удалось обмануть Марджед, это было бы несправедливо по отношению к ней. Она ненавидела его, и не без причины. Причем очень весомой.

Но мальчишкой он никогда не мог побороть искушения, а от осторожности, приобретенной с годами, не осталось и следа после всех событий этой ночи. В детстве чем опаснее была затея, тем легче он брался за ее осуществление. Просто чудо, что самое суровое наказание, выпавшее на его долю, — порка до волдырей, которую он получил от одного из садовников Тегфана.

Он вновь свесился с седла и дотронулся до плеча Марджед.

И уговорил ее поехать вместе с ним.

А потом смотрел, как люди исчезают в темноте, торопясь домой, и пытался усмирить дыхание. У него не было причин задыхаться. Он ведь последние полчаса был простым наблюдателем.

Но он уже начал понимать, что, наверное, совершил ошибку. Его локти, между которыми оказалась Марджед, не дотрагивались до нее, но чувствовали жар ее тела. Нога, куда уперлось ее колено, была словно ошпарена. Он вдыхал запах золы, пота и женщины — невыносимо чувственный аромат.

Марджед. Ах, Марджед.

— Где ты живешь, дочь моя? — спросил он.

Когда она оказалась так близко от него, было невероятно трудно повернуть голову и посмотреть ему в глаза. Это были светлые глаза, серые или голубые — точнее определить она не могла. Вблизи он выглядел неестественно огромным и крепким. И, как ни странно, очень мужественным, несмотря на женское одеяние и маску.