Девятый Замок - Хаген Альварсон

— Оставьте его, он сошёл с ума. Пускай останется и подохнет, если таков его выбор. Кьялль из Норферда пивовар не хуже.

И лопнула последняя нить между мною и миром живых.

Впрочем, нет. Ко мне подошёл Эльри.

— Что ты тут устроил? У тебя в голове труха, Снорри?

— Нет. Моя голова пуста.

— Снорри, не глупи. О героях ныне не помнят и не поют на пирах.

— А ты, Эльри Бродячий Пёс, не отговаривал бы меня, а остался бы биться плечом к плечу. Поверь, альдерман не станет скорбеть.

— Дудки. Хватит с меня. Родной край там, где зад в тепле, как мне думается. А я в былое время этого пива нахлебался — иной бы утоп. На болотах Харота, в пещерах Дунхринга, на Стурмсее, при Тар Бранна. Да я рассказывал. И мне не слишком мил грохот тинга мечей. Когда разишь врагов, ты герой и бог. Когда приходится хоронить соратников — ты дерьмо. И ещё. Был такой герой, Гретти сын Асвира. Однажды он сказал:

конецформыначалоформыЗнай, испытатель секиры,

В бранной игре валькирий

Отроду Гретти не прятался

От троих неприятелей.

Но очертя голову

Не полезу под лезвия

Пятерых противников,

Если нужда не заставит.

— И знаешь, Снорри, — прибавил Эльри, — меня нужда не заставляет.

— А где ты пропадал, если это не тайна?

— Не тайна. Когда этот… хм… свартальф сказал мне, что, мол, того, кто идёт на гибель, не радует блеск золота, я не на шутку струхнул. В Вестферде живет один человек, я оставил у него свои старые боевые доспехи. И вот я решил их забрать. Ибо ведомо мне было, что Хелла будет плясать тут, и ножи её уже наточены. Не спрашивай, откуда мне то ведомо. У меня нюх на смерть. Несколько дней я вслушивался в себя, не зная точно, стану ли сражаться. И услышал, что не стану. Если нужда не заставит. Нужды нет, спасибо Свенсону. Так что вот, держи. Тебе, думается, пригодится больше моего.

Эльри развязал мешок и достал железо. Шлем, панцирь, щит. Нож. И секира. Его щербатая боевая секира.

— Как тебе ведомо, этот топор не всегда рубил деревья, — молвил Эльри. — Пусть теперь сослужит тебе службу, друг Снорри.

Он заключил меня в стальные объятия. На миг я подумал, что не выдержу и разревусь, верну ему оружие и пойду на пристань, всхлипывая и размазывая сопли. Митрун и Корд поблагодарят Эльри, меня же поругают для порядка, а потом мы все счастливо поплывём куда-нибудь на юг. А потом вернёмся. И всё будет хорошо. Словно я не оттолкнул только что мою Митрун и не унизил Корд'аэна.

И этот миг прошёл.

— Прощай, Снорри, — улыбаясь, сказал Эльри, — и хорошей охоты. Передай поклон предкам.

— Передам — если меня к ним допустят.

На том и расстались.

Я взял в охапку всё это железо войны и пошёл домой. Сложил подарки Эльри прямо в прихожей на полу, потом всё же пошёл на пристань.

Я спрятался в кустах и решил подождать, пока норинги сядут в лодки и отойдут подальше от берега. Ждать довелось недолго. Через полчаса я встал на прибрежную корягу и проводил взглядом две дюжины ладей и огромное количество плотов и малых лодок. Струг старосты был украшен на носу резной головой дракона. То был обычай северных людей, но мы переняли его давным-давно.

Вот он, обычай! Идет по сумеречным водам великой реки, улепётывает… Это тоже обычай. Убегать — в обычаях моего народа. По чести говоря, вирфы не шибко любят воевать. Нори Большой Башмак был миролюбивым хозяином, а сын его Ори не держал оружия в руках после того, как отомстил за отца. Улли Охотник, Праотец вирфов, охотился на варгов в горах — да только не с топором и рогатиной, и даже не с самострелом, а при помощи ловушек. Вир Отважный, по имени которого зовется наше племя, был единственным, кто воистину умел держать боевой топор в руках. Наши люди редко наёмничают у других князей. При опасности мы прячемся в лесу, в пещерах или в тумане Руны Нифля. Только вот Руна Нифля тут не помогла бы. Цверги — такие же нибелунги, как и мы. И потому мы уходим.

Гормы не ушли бы…

Что же, плывите, родичи мои! Оправдывайте славу ниддингов! А я стану, один против сотен, и войду в сказания как Безумец Крепости Норгард!

Впрочем, недостойное дело — обманывать, тем более — себя самого. Не будет хирдов и вождей, что станут повторять моё дело. Не будет голоса скальда на пиру ярлов. Не будет…

Да и не надо. Не для славы остаюсь. Не для вечной жизни в сагах и песнях ждет меня хладная сталь и горячая кровь. Я лучше многих знаю, что смерть прекрасна только в легендах о героях. В жизни это боль, вонь и кишки наружу. Ибо я пережил своих родителей и хоронил их. И ещё я помню то убийство в горах, которое совершили Фили и Кили просто из любопытства. И ещё помню, как мы гнали грэтхенов от Эльдирнеса через весть Норгард, убивая всякого, кто отставал. Ведомо мне, как выглядит смерть… Но пусть лучше так, чем жить, зная, что чужие осквернили твой мир.

Митрун это прекрасно поняла. Хоть и сделала вид, что ей не знакомо это чувство. Священное чувство, что превыше тебя…

12

Норгард пуст. Слепы глаза деревянных стафбуров. Сады молчат, лишь изредка вздыхая под напором ветра. Тишина разлилась окрест, и треск ветки под ногой слышен за лигу. Оглушительно квакнула лягушка. Пахнет хмелем и пустошью. Благословенный мир. Покинутый край предков, готовый стать краем мёртвых.

Мои шаги неслышны. Почему-то это радует. Если мир должен опустеть, сначала исчезнут звуки, запахи и краски. Все сольётся в месиво серого и алого. А потом падёт тень. И лишь северный ветер, пожиратель падали, будет кружить над грязно-белой пылью.

Мой милый маленький мир, ты готов?

Готова ли ты, земля моих предков?

Роскошная усадьба старосты Свена Свенсона, Хвитенборг, ты готова? Высок твой белокаменный забор, сияют твои белые стены, широко и приветливо твое крыльцо. Но холод царит в твоих комнатах и подвалах, альдерман среди домов…

Великая госпожа Андара, Мать рек, пожилая и полногрудая эдда, могущественная княгиня и покровительница всего живого — ты готова? Ты, что старше памяти поколений моего народа, помнишь меня, моего отца и деда… Помнишь, как я всё время спорил, что переплыву тебя глубокой осенью, и доспорился до того, что от холода у меня спёрло дыхание на полпути, и ты вынесла меня к противоположному берегу? Помнишь… И трёпку, устроенную мне отцом прямо там же, наверняка тоже помнишь. Милосердная, ты готова?

А готов ли ты, западный берег, усеянный валунами и скалами? Готовы ли вы, хмурые, угрюмые камни, разбросанные богами во дни древних битв? Молчите… Вы храните молчание с тех пор, как мы, несмышлёныши, играли тут в войнушки, лазали тут втайне от родителей… Как-то Фили (или его братец Кили) нашёл под валуном настоящую боевую секиру гормов. О, как мы завидовали! Потом они зарубили в горах детёныша цвергов. И этому мы тоже завидовали. А дня через два к нам пришёл отряд воинов из Белогорья. Они остановились тут отдохнуть, а братья подумали, что это пришли за ними, за топором, и просидели три дня в погребе. И никто им уже не завидовал. А топор пришлось отдать.