Дороги Катманду - Рене Баржавель

На каждой из четырех сторон золотой башни нарисованы огромные глаза Будды. Темно-синяя радужная оболочка без зрачка наполовину прикрыта бледно-голубым с золотом верхним веком, над которым совершенной дугой изгибается бровь. Во взгляде нет ни строгости, ни вопроса, ни прощения. Этот взгляд существует не для того, чтобы судить или требовать что-либо. Он просто видит все, что происходит в четырех сторонах света.

Непрерывная цепочка паломников поднимается к Храму по тропинкам и лестницам. Вокруг Храма простирается обширная площадь, усеянная служебными строениями, часовнями, стелами и статуями всех богов индуизма и тантризма, пришедших сюда, чтобы преклонить колени перед мудростью Будды. Среди них медленно перемещаются паломники, собаки, обезьяны, разносчики воды, бонзы, попрошайки, коровы, хиппи, туристы с фотоаппаратами, продавцы лука, бараны, голуби, вороны с оперением табачного цвета, дети со скрипками — пестрая разноцветная толпа, над которой колеблются легкие тени ста тысяч молитв, порожденных ветром.

Оливье к обеду нашел часовню с Зубом Будды и долго не мог отойти от небольшого усатого божка. С ним его не ожидал неприятный сюрприз, доставшийся ему со статуэткой шестирукой богини. Деревянная статуя Будды была просто поставлена на небольшое каменное основание, к которому присоединялась с помощью двух цепей, с одной стороны утопленных в камне. С другой стороны цепи соединялись с помощью колец с основанием статуи. К цепям крепились какие-то странные неуклюжие приспособления, пару раз встреченные Оливье в лавочках Катманду. Они походили одновременно на ствол пушки и на арбалет: это были старинные висячие замки.

Все это железо, грубо выкованное вручную, выглядело непреодолимой преградой для любого похитителя, но Тед одолжил Оливье мощные ножницы, способные перекусить тросы висячего моста Золотые Ворота. Поэтому у него не должно было возникнуть проблем, даже если на ночь перед статуей опускалась железная решетка, прутья которой были толщиной в палец.

Главную сложность представляла толпа паломников.

Оливье быстро выяснил, что даже поздним вечером в храме находились молящиеся. Он спустился в долину, где возле ручья был спрятан мотоцикл, и лег отдохнуть, положив под голову рюкзак. В потемневшем небе над ним одна за другой загорались необычно большие звезды. Он задремал, мечтая о том, какую жизнь он сможет обеспечить Джейн, имея три тысячи долларов. Прежде всего он вылечит ее. Потом отвезет в страну, где не будет здешней грязи. Может быть, в Канаду, где среди снегов и елей живут простые люди, лесорубы и охотники. И постарается, чтобы она была счастлива всю жизнь. Никогда еще этот маленький Будда в забавном тюрбане, на протяжении всех столетий, которые он провел здесь, не видел столь ясной судьбы, не участвовал в столь благом деле. Очевидно, он был вырезан из дерева, раскрашен и прикован цепями в этом храме только для того, чтобы дождаться, проявляя терпение, свойственное деревьям и богам, пока не появится юноша с чистым сердцем, который разорвет сковывающие его цепи и отвезет в мир любви.

Выбравшаяся из-за горы луна разбудила Оливье. По дороге к храму он встретил несколько групп паломников, спускавшихся вниз. Было ясно, что ему придется еще подождать.

Окончательно он убедился в этом, когда оказался на месте. Повсюду между храмами и часовнями ему встречались небольшие группы молящихся или просто прогуливавшихся паломников, а также торговцы, неторопливо заворачивавшие цветные порошки в бумагу. Повсюду мелькали огоньки масляных ламп. Оливье направился к храму Будды и остановился достаточно близко, чтобы не терять из виду обстановку. Опустив рюкзак на землю, он сел и приготовился провести таким образом ночь. Он знал, что в таком поведении не было ничего необычного и на него никто не должен был обратить внимание. Он с радостью заметил, что металлическая решетка перед Буддой осталась поднятой. Очевидно, ее давно перестали опускать, потому что почтение перед Буддой было гораздо более надежной защитой от любых посягательств.

Площадь быстро опустела; оставался только один богомолец, одетый в белое, но с черной шапочкой, который, стоя на коленях со сложенными перед грудью руками перед божеством в такой же позе, продолжал что-то говорить, спрашивать, умолять. Бог оставался невозмутимым; он не уставал слушать. Но молящийся был не каменным; в конце концов он почувствовал усталость, с трудом поднялся с колен и медленно направился к ближайшей лестнице, держась за поясницу и постанывая.

Оливье встал и незаметно огляделся. Луна в последней четверти висела достаточно высоко, чтобы освещать самые укромные уголки. Поблизости от Оливье не было ни души. Возможно, конечно, что какой-нибудь паломник дремал где-нибудь у подножья храма, но ходить по площади и осматриваться было бы слишком подозрительно. Нужно было действовать быстро и бесшумно.

Оливье подошел к храму, опустил рюкзак на землю, достал из него кусачки и протянул руки в темноту ниши, где скрывался Будда.

В этот момент в лицо ему с пронзительным воплем кинулся демон. Оливье шарахнулся назад; сердце едва не вырвалось у него из груди. К счастью, это была всего лишь обезьяна. Она взлетела на голову каменного льва в нескольких метрах от Оливье, продолжая визгливо ругаться. Оливье понял, что животное, питавшееся подношениями паломников, постоянно жило рядом со своим щедрым сотрапезником. Разбуженные дикими воплями, на площади проснулись все ее обитатели. Обезьяны принялись верещать, собаки залаяли, вороны закаркали, куры закудахтали. Оливье быстро спрятал кусачки в рюкзак и отошел в сторону, изображая внезапно разбуженного человека. В соседнем храме распахнулись двери, и на площадь вышла вереница монахов с горящими лампами в руках.

Не обращая на суматоху ни малейшего внимания, они совершали утренний обход храма, вращая тысячи молитвенных мельниц, расположенных по его окружности, и распевая молитвы, позволяющие слиться в одно целое их движению по кругу и вращению по своим орбитам планет, галактик, всей Вселенной, а также атомов и вселенных, заключенных в каждом из атомов. Этим достигалась всеобщая гармония таких бесконечно разных и таких одинаковых элементов мира.

Рассветало. Уже можно было различить желтый цвет одеяний монахов и их поблескивающие лысины. Лампы были погашены; в лучах восходящего солнца вспыхнули краски молитв, колеблемых ветром.

Было слишком поздно продолжать попытку. Оливье подавил чувство острого разочарования, подумав, что не случись у него конфликт с обезьяной, его застали бы в самый разгар операции. Но, по крайней мере, теперь он представлял, до какого момента он может работать. Он слишком торопился, подталкиваемый нетерпением. А ведь Тед советовал ему сначала понаблюдать за обстановкой на протяжении двух-трех ночей, прежде чем приступать к делу. Американец мог подождать.

Но кроме американца была еще Джейн. И она тоже ждала.

Спустившись к ручью, он проверил мотоцикл и убедился, что никто не слил у него из бака бензин. Он напился, привел себя в порядок и даже вздремнул пару часов. Проснувшись, ополоснул лицо холодной водой, сел и задумался, пытаясь найти решение вновь возникшей сложной проблемы: как избавиться от обезьяны?

Очевидно, наиболее правильным было бы предложить обезьяне банан, напичканный наркотиком, чтобы она заснула до утра. Конечно, если она согласится сожрать его. А какой наркотик следовало выбрать? Гашиш мог вызвать у нее отвращение. Но попробовать все равно стоило. Найти гашиш можно в каждой деревне. Любой крестьянин прекрасно понимал, о чем идет речь, когда европеец жестом показывал ему, что он хочет курить. Но если ему не повезет здесь, он может вернуться в Катманду и попросить врача, чтобы тот выписал ему сильнодействующее снотворное. Правда, в этом случае он потеряет целые сутки.

Он отправился пешком в ближайшую деревню. Ему нужно было приобрести заодно и что-нибудь съестное. Он не терял надежды, что или в этой деревне, или в какой-нибудь другой найдет гашиш. И следующей ночью постарается не упустить удачу.

Состояние Джейн продолжало улучшаться. Расставаясь с ней, Оливье попросил ее не беспокоиться, потому что он собирался очень скоро вернуться, после чего они должны были уехать из Катманду. Джейн спросила: «А Свен? Свен поедет с нами?» — «Да, конечно, Свен тоже поедет», — ответил Оливье, которого этот вопрос едва не застал врасплох, но он решил, что расскажет ей все, что она забыла, позже.

Через пару часов после отъезда Оливье Джейн начала волноваться. Она то и дело спрашивала у Ивонн: «Где он? Он вернется? Когда? Почему его до сих пор нет?» Ивонн и сама не знала, куда исчез Оливье, но продолжала успокаивать Джейн.

Когда она спросила у мужа, тот заявил, что ничего не знает. Оливье будто бы сказал, что собирается раздобыть денег, чтобы увезти Джейн отсюда и положить ее в больницу. Тед выразил надежду, что Оливье не совершит какую-нибудь глупость и добавил, что в любом случае умывает руки.