Эффект Фостера (СИ) - Аллен Селина

– Я выкрикивала тебе, что я НЕ УМЕЮ ПЛАВАТЬ! – Она сощурила глаза, маленькие ноздри затрепетали от ярости наполнявшей ее.

Что я мог ответить? Что я идиот, не воспринявший ее слова всерьез?

– Держись за балки, я подтолкну тебя наверх, – спокойно сказал я. Она сжала губы и хмуро кивнула. Держась одной рукой за край пирса, другую руку я расположил на ее попе и подтолкнул. Барбара вскарабкалась наверх, и я последовал на ней. Она отползла подальше от края пирса и легла на спину, пытаясь отдышаться. Солнце светило на ее бледное лицо, глаза смотрели в небо.

– Господи, как же ты меня раздражаешь, Фостер, – обессилено выдала она.

– Я только что вытащил твою задницу из воды! – вскипел я, стягивая с себя белую футболку и выжимая ее.

Она мгновенно села и уперла в меня свой возмущенный взгляд. Мокрые волосы облепили ее щеки, шею, плечи и грудь. По лицу и одежде сбегали капельки воды.

– Если бы не ты, то я и не оказалась бы там! – заявила она.

– Если бы не я, то ты кормила бы рыб на дне этого озера! – холодно сказал я. Мне не нужна была благодарность, однако мне хотелось, чтобы она просто закрыла свой рот.

Я не успел понять, как это произошло, Барбара занесла руку и с размаху ударила меня по щеке. Моя голова дернулась по инерции, и без того теплая щека стала гореть.

Я коснулся кончиками пальцев пылающей щеки не в силах поверить, что она только что ударила меня, в течение нескольких секунд я смотрел на нее испепеляющим взглядом, ярость нарастала подобно урагану. Она нервно сглотнула и начала отползать, когда поняла, что сделала. Нечеловеческое рычание вырвалось из моего горла, прежде чем я бросился к ней и накрыл ее своим телом, прижимая к пирсу.

– Отпусти, придурок, отпусти!

– Теперь ты не такая смелая? Осторожнее с людьми, которые больше тебя вдвое.

Барбара упиралась холодными ладонями в мои плечи. Она давила на меня, стремясь скинуть с себя, но я даже не чувствовал этого давления. Обессилив, она остановилась и откинула голову назад.

– Пошел ты, Фостер, я тебя ненавижу, ненавижу… – прошептала она, прежде чем распахнуть свои губы и опустить свой взгляд на мои. Моя грудь плотно прижималась к ее, я чувствовал, как под тонкой тканью водолазки и бюстгальтера твердеют ее маленькие соски, а сердце бьется, словно загнанная в клетке птица.

Это было пыткой, ведь все мои мысли были о ее губах. Миллионы раз я чувствовал эту потребность слиться с ее ртом в поцелуе, но даже не мог точно распознать ее для себя. Злился, отворачивался и уходил, чтобы прекратить это.

Я провел пальцем по ее щеке, она дернулась, словно от удара и сжала свои пухлые губки, сверля меня уничижительным взглядом. Я знал, что она тоже чувствует нечто подобное, давно замечал, что когда она не контролирует себя, ненавистный взгляд меняется на любопытный. Но упрямая Барби никогда не покажет слабости, никогда не скажет правды, но все что мне нужно было, я видел в ее глазах, и сейчас ее голубые радужки потемнели от сильнейшего желания.

Вожделение взыграло и во мне. Долгие годы я корил себя за него, ведь Барбара на четыре года младше меня, что весьма ощутимо в первые двадцать лет жизни. Но сейчас я не мог отстраниться от нее. Все мое тело напряглось. Я опирался на руки, расставленные по обе стороны от нее. Ее дыхание смешалось с моим, бледные щеки, наконец, порозовели.

Мой взгляд помутился. Воспоминания нахлынули лавиной.

– Нет. Она Барбара. Запомни, Джеф, – сказал Оливер Эванс.

После этих слов чета Эвансов удалилась, Барбара, схватившись за отцовскую руку, шла следом. Ее походка была как у маленькой супермодели, светлые локоны пружинили от шагов, а набойки башмачков стучали о гранитную кладку пола. В зале играла тихая музыка, лились голоса и смех людей, но в ушах я слышал только этот стук.

– Джеф, пошли, там поставили лимонад! – Голос Мейсона вырвал меня из странного оцепенения.

– Ладно, пойдем, – сказал я, нехотя отворачиваясь от Барби.

У фуршетного стола – барной стойки стоял официант, который помогал с напитками и закусками. Он подал стакан с яблочным лимонадом Мейсону, а затем и мне. Я решил самостоятельно принести ей лимонад, и выбрал, почему-то, вишневый. Во-первых, он был красным, во-вторых, она любила вишневые карамельки, значит, и лимонад ей понравится.

– Ты взял два, я тоже хочу! – заскулил Мейсон.

Я на правах старшего брата шикнул на него.

– Это не для меня, это для девочки-куклы.

Услышав мои объяснения, он заозирался по сторонам, сразу замечая Барбару.

– Она не кукла, она настоящая девочка! – засмеялся он.

– Ты знаком с ней?

– Она часто бывает у меня в гостях. Балбала моя подлуга. – Пора бы ему уже начать выговаривать пресловутую «р», иначе когда он пойдет в школу, то пацаны будут дразнить его.

Я направился к девочке в розовом платье, Мейсон увязался за мной. Когда она заметила меня, то странно нахмурилась, но стоило круглым глазам остановиться на лице Мейсона, Барбара чуть заметно улыбнулась.

Это поселило раздражение во мне. Я заслонил брата собою, чтобы она не смотрела так на него, и без разговоров протянул ей стакан с лимонадом.

– Это для тебя, – сказал я, но прозвучало это так резко, что девочка чуть отошла назад. Она взглянула на маму и только после того, как Хелена одобрительно кивнула головой, взяла стакан из моих рук.

– Что нужно сказать, детка? – спросила ее мама.

Барбара держала стакан двумя руками и смотрела на меня, словно предыдущая наша встреча стерлась из ее головы.

– Спасибо.

Что-то было не так. Она постоянно хмурилась и держалась на расстоянии.

– Что такое, ты не любишь вишневый лимонад? Я могу принести другой. Там есть еще яблочный и апельсиновый, есть лимонный. Кстати, странно называть яблочный лимонад лимонадом, было бы лучше называть его «яблонадом», а апельсиновый лимонад мог бы быть «апельсинадом».

Барбара улыбнулась, отчего мое сердце сорвалось в пропасть, а все тело будто парализовало. Я завис, пялясь на ее улыбку так, словно до этого никогда не видел, как улыбаются люди.

– Так неправильно. Моя учительница говорит, что нельзя придумывать новые слова.

– Она ничего не понимает, – фыркнул я.

Барбара стояла неподвижно, смотрела на меня все тем же хмурым взглядом и улыбка исчезла.

– Смотри, тут есть еще трубочка, – сказал я, шагая к ней, чтобы указать на соломинку в стакане. Барбара выпучила глаза и отстранилась. Вишневый лимонад качнулся в стакане, едва не выплескиваясь на розовое платье.

Будет жаль, если такое платье запачкается.

– Я же просто хотел показать трубочку, – раздосадовано сказал я.

Она моргнула несколько раз и краем глаза взглянула на своего отца, который в этот момент заливисто смеялся с шутки какого-то мужчины.

– Папа сказал, что у тебя дурная кровь.

Стоило словам сорваться с ее маленьких розовых губ, я рассвирепел. Не впервые я слышал такое о себе.

– Что такое дулная кловь? – спросил Мейсон, раздражая меня этим еще сильнее.

Глаза Барбары перескакивали от моего лица к лицу Мейсона и обратно. Пальцами я сильно сжимал стакан, разглядывая розовый ободок на ее голове.

Меня наполняла злость – злость на родителей Барбары, на моего отца, на всех этих людей в зале и главным образом на маленькую Барби. Она была такой идеальной и чистой, не дурная кровь в отличие от меня. И такой ее образ, который совсем не присущ маленьким девочкам, отличавший ее от остальных, взбесил меня. Я решил, что ей не помешало бы немного запачкаться, и выплеснул свой яблочный лимонад прямо на нее, газировка попала на нижнюю часть ее лица, шею и залила розовое идеальное платье, которое больше не было идеальным.

Барбара зажмурилась и открыла рот, вдыхая так глубоко, словно только что вынырнула из холодной воды. Ее рука разжалась, и стакан с красной газировкой упал к ее ногам, осколки разлетелись по гранитному полу, а красные пятна напитка брызнули на ее белые носки с рюшами и лакированные башмачки.