Парк прошлого - Йен Бек

«Вы так здорово ходите по канату, мисс… Даже не представляю, как это у вас получается», — неловко вымолвил он, глядя себе под ноги.

«Спасибо, — отозвалась я. — Думаю, все дело в тренировке».

«Я… — Он смутился, а потом ухмыльнулся и назвал свое имя. — Иафет Маккредди, по крайней мере так меня называют на работе, хотя для друзей я Псалтырь». Он протянул мне руку, и мы обменялись рукопожатием.

Итак, этот юноша, Псалтырь, стал навещать меня (а еще, по-моему, ему нравилось приходить к нам и гладить лошадь) после выступлений. За неделю он бывал у нас два или даже три раза. Рассказывал, что всегда «на бегу», спешит по делам своего нанимателя, какого-то мистера Уильяма Лейтона, выполняет его поручения и все такое.

Яго слышал о мистере Лейтоне.

«Он устраивает у себя спиритические сеансы, дорогущие! А вообще-то мошенник себе на уме, да и вор, — добавил он. — Я бы остерегался обоих: и Псалтыря этого, и Лейтона».

ГЛАВА 29

Стену в каморке, напротив окна, забранного железной решеткой, занавешивало широкое белое полотнище. На фоне этой простыни стоял высокий табурет, с непонятным приспособлением в виде медной скобки. Рядом стоял полицейский с какой-то прямоугольной табличкой. Женщина продиктовала цифры:

— Один, девять, два, четыре, восемь. Полисмен стал царапать мелом на грифельной доске в деревянной раме; с обратной стороны к раме крепилась веревочная петля. Закончил и показал табличку.

Женщина прищурилась и кивнула. Полицейский нацепил грифельную табличку на шею Калебу, цифры оказались у него на груди. Чопорная служительница достала острую металлическую расческу и зачесала густые волосы юноши назад, убирая их со лба.

— По крайней мере вшей нет, — бесцеремонно прокомментировала она.

Прямо напротив Калеба обнаружилась старинная фотокамера — фотоаппарат в ящичном корпусе.

— Один момент! — воскликнул служитель в белом халате.

Калеба усадили на высокую табуретку. Зафиксировали голову у стены с помощью медной скобки, чтобы шеей нельзя было дернуть. Одна коленка у юноши нервно подрагивала. У дальней стены помещения тихо сидели несколько Зевак.

Грифельная табличка казалась ужасно тяжелой, веревка впивалась в шею. Служитель в белом халате засунул голову под черное покрывало на ящике фотоаппарата.

— Не двигайся, — потребовал полицейский. — Дайте свет!

Помещение внезапно озарилось ярким светом.

— И… раз, два, три… готово! — раздался голос из-под покрывала. Полисмен поместил большой медный диск перед глазком камеры. Что-то громко щелкнуло; освещение в комнате потускнело.

Калеб моргнул и поежился, попытался повернуть голову, но медная скобка прочно удерживала его на месте. Служительница ослабила зажим, сняла с несчастного табличку и стерла меловый номер.

— Следуй за мной, — приказала она и повела его по шумному и мрачному коридору в главный зал полицейского участка.

Теперь на лавке вдоль кафельной стены расселись нищие, случайные зрители, модники, Зеваки и… Кого тут только не было! Калебу велели сесть ближе к конторке. Он уткнулся взглядом в пол: везде опилки, под скамейкой целая куча. Местами — красные пятна крови. Юноша испугался, что вот-вот увидит в груде опилок чьи-то выбитые зубы. Он не хотел поднимать головы, чтобы не встречаться взглядом ни с Зеваками, ни с остальными зрителями на скамейке. Вспоминал о своем несчастном отце. Сейчас бы что угодно отдал, только бы услышать его голос, его занудные рассказы на любую тему! А ведь сам сбежал от него! Калеб засомневался, правильно ли поступил. Когда оборванные бандиты подбросили ему нож, когда полилась кровь… действительно ли отец крикнул «Беги!»? Или ему все почудилось от испуга и он побежал напрасно?

Вошел инспектор Принсеп, на ходу коснулся плеча Калеба.

— Ты смотри у меня, — пригрозил он. — 19248, так называемый Браун, Калеб. Я за тобой прослежу, не терплю воришек и карманников!

Калеб поднял голову, синие глаза его вспыхнули.

— Я не во… — начал было он, но вспомнил, что уже признался в этом, и торопливо опустил голову.

Принсеп стремительно вышел из помещения на улицу. Калеб сидел на скамейке; время шло. Юноша разглядывал пол, пытаясь сосчитать кровавые капли среди опилок. Тихо постукивали стрелки часов: «Тик-так, тик-так». Где-то в глубинах здания зазвенел звонок. Полицейский в униформе о чем-то переговаривался с клерком за конторкой.

Калеб сидел в одиночестве на длинной скамейке и ждал; центральный вестибюль освещался газовыми лампами. Долгие часы он рассматривал пустоту, терпел на себе пристальные взгляды Зевак на экскурсии, а потом ненадолго задремал…

Очнулся он от звука распахнувшейся двери.

ГЛАВА 30

Уильям Лейтон прятался у двери в гостиную в своем историческом доме в районе Спиталфилдс. Он притворил дверь так, чтобы осталась крошечная щелка, сквозь которую едва можно было разглядеть миссис Боултер, экономку. Она определенно что-то замышляла. За то время, что Лейтон сидел в своем кабинете на втором этаже, он заметил, что один и тот же оборванец дважды прошел мимо дома. В первый раз бродяга замедлил шаг и оглянулся на парадную дверь, затем последовал дальше. Вскоре на крыльце возникла миссис Боултер, осмотрела улицу и снова скрылась в доме. Примерно через минуту тот же самый оборванец прошел в обратную сторону, задержался ненадолго у двери и двинулся прочь.

Лейтон быстро и тихо спустился по лестнице на первый этаж, прокрался по коридору, обшитому зелеными панелями, мимо портретов лжепредков, проник в гостиную, свою пещеру, битком набитую всяческими сокровищами, и стал ждать. Разумеется, в коридоре появилась нервничающая миссис Боултер; она-то была уверена, что Лейтон наверху, у себя в зале для спиритических сеансов. Экономка распахнула дверь на улицу. Лейтон наблюдал. В этот миг в дом ворвался Псалтырь, схватил миссис Боултер и отшвырнул ее в сторону.

— Отпусти меня, гаденыш! — взвизгнула она.

— Не заводись, мамаша. Где его милость? — справился Псалтырь.

— Наверху, — заявила миссис Боултер, отряхивая передник и поправляя черное гагатовое ожерелье.

— Вообще-то внизу. — Лейтон высунул голову из гостиной.

Вздрогнув, миссис Боултер машинально метнула взгляд на распахнутую уличную дверь, решительно покачала головой и захлопнула створку. Жест предназначался для Лейтона, чтобы он подумал, будто экономка сердится на Псалтыря, но хозяин дома догадался, что его прислуга подала некий знак кому-то на улице.

— Сюда, мистер Маккредди, — пригласил он. — Скорее!