Племя - Павел Сергеевич Бутяев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А если кто-то начнет заниматься печатанием фальшивых купюр? — возразил Родригес. — Учитывая, что все написано карандашом на обычной бумаге, это не составит трудностей.
— Ох! Мой милый друг, это невозможно. Взгляните на то, сколько здесь печатей и подписей. Подделать это просто невозможно! Печатью занимается только наш парламент.
“Ага, — воскликнул Шон в голове, — Вот, как они себя называют!”
— Так что можете не беспокоиться.
— А если сам парламент начнет выпускать фальшивые деньги в свои карманы? — парировал Шон. Вадим серьезным взглядом посмотрел на него, точно пожирая своими глазами, затем глубоко вздохнул и монотонно ответил.
— Я доверяю своим людям.
“Разве этого достаточно?” — усмехнулся в голове Шон, но на самом деле лишь одобрительно кивнул, слегка улыбнувшись.
— Еще один вопрос, — Шон осмелился и, кажется, даже вошел во вкус в этом разговоре, — почему в наших квартирах нет света? У других, насколько я понял, он есть.
— Ах… Да, возможно мы отключили ваши квартиры от электросети из-за отсутствия в них жителей, — он улыбнулся, но глаза остались как бы по-прежнему серьезными, — я непременно поручу решить этот вопрос. А теперь, — он опустил свой взгляд в бумаги, наконец выпустив Шона и Розу из крепкого хвата этих глаз, — можете идти, займитесь поиском своих дел.
Роза почти молниеносно встала со стула, из-за чего вновь ощутила на себе пристальный взгляд Вадима, но девушка даже не повернулась, лишь шепнула прощание и вышла из кабинета. Шон встал и уже подошел к двери, как вдруг сзади его окликнул Никонов.
— Она весьма странна, Шон, — на выдохе проговорил он. — Тебе бы следовало быть с ней поосторожнее.
— Она в порядке, — совершенно спокойно ответил Шон, не повернув головы в сторону собеседника, — всего лишь нервничает.
— Нервы нужно лечить. Слышишь? Ле-чи-ть, — сказал он длинными паузами.
Шон ухмыльнулся, так и продолжая смотреть на дверь, а затем вышел, не сказав ни слова. Эти последние слова почти что вывели его из себя, он хотел было ответить Вадиму, возможно даже накричать, но вовремя пришло осознание, что лучше не спорить, иначе он вместе с Розой вылетит отсюда на корм мутантам уже завтра.
На улице уже во всю светило солнце, было значительно теплее, чем в прошлые дни. Шон обратил внимание на выходящий из труб некоторых зданий темный дым, медленно поднимающийся ввысь. Сами эти здания были похожи на заводы, но что в них могли делать было большой загадкой. Да и в общем этот город — одна сплошная загадка. До сих пор в голове не укладывались все эти масштабы, возможности и… удобства. Но, что было важнее всего, здесь ты чувствуешь себя с людьми, оставалось лишь понять насколько эти люди приятны. Пока что все представление о них складывалось из радостных встреч поезда и поведения Вадима, а это как раз две крайности. Не было ясно, со всеми ли Никонов так себя ведет или только издевки над Шоном и Розой приносят ему такое удовольствие? Вспомнились слова того парня, который, без преувеличения, восхвалял, даже обожествлял Вадима, называя его исключительно вежливо, с отчеством.
До дома оставалось не больше пятидесяти шагов, когда Роза вдруг дотронулась до плеча Шона, привлекая его внимание, и указала пальцем на массивное здание с красной черепичной, разрушенной в некоторых местах крышей, с большими, чистыми, вымытыми до блеска стеклами и огромной вывеской “Открытие уже скоро”.
— Ты собираешься зайти туда? — спросил Шон как-то недоверчиво, особенно после последних сказанных Вадимом слов. — Будешь слушаться его совету?
— А что остается делать?
“Здесь и не поспоришь”, — подумал Родригес.
— Ты пойдешь со мной? Или я одна?
— Пошли, — вздохнул Шон.
Отворив толстые металлические двери, пара оказалась в огромном помещение, напоминавшем театр. В левой стороне возвышался огромный зал с многочисленными креслами; в другой — помещение, вероятнее всего принадлежавшее персоналу, и высокая сцена, окруженная рваными красными шторами. Возле сцены на кресле сидел пожилой человек, высокого роста, но на порядок худощав. Своей бледной костлявой рукой он осторожно перелистывал страницы тетради, всматриваясь в написанное мелкими задумчивыми глазами, с крайне спокойным взглядом, которые смотрелись несколько даже неправильно на его узком лице. Тонкие, словно карандашные наброски, губы иногда двигались, как бы произнося что-то. На коленях у него лежала темная круглая шляпа, которая, похоже, должна закрывать его седую, уже лысеющую голову. Оторвав свой взгляд от тетради, он посмотрел на своих посетителей сначала как-то недоверчиво, даже угрюмо, но потом, похоже узнал их, и взгляд снова переменился на спокойно-задумчивый. Старик отложил тетрадь в сторону, осторожно встал, поправляя длинное темное пальто, и приблизился к гостям.
— День добрый, — прохрипел он, после чего немного прокашлялся. — Если я не ошибаюсь, вы вчера приехали? — он слегка улыбнулся, осматривая сначала Шона, а потом Розу, как музейные экспонаты, словно оценивая их. — Прошу вас, — он указал на два кресла для зрителей на первом ряду. Все медленно присели и мужчина продолжил. — Прошу простить, я не представился. Меня зовут Котов Лев Ильич. Ваши имена мне известны. Вчера, извиняюсь за некую грубость в этих словах, о вас говорил весь город. Ну, что уж здесь удивляться? Сплетни были, есть и будут. Такова мерзость человеческой натуры. — Розу крайне поражало умение Льва говорить так грамотно, даже не останавливаясь, чтобы подыскать нужное слово, точно проговаривая заученный наизусть текст. — Так какова же цель вашего визита ко мне?
— Это у вас здесь театр, или что-то вроде? — спросил Шон, осматривая зал.
– “Или что-то вроде”. Разве может быть у нас театр? Вы оглянитесь вокруг. Вот, — он словно указал на входную дверь здания, — прямо напротив у нас знаете что? Бар, и каждый будет ходить туда, даже после открытия этого “театра”. Да и об актерах я уж не смею говорить. Думаете, у нас так много желающих?
