Последняя из рода Леер - 4 - Ольга Ильина

— Она ребенок почти.

— Дети должны рано или поздно вырастать.

— Но не в подобной ситуации.

— А упрямства в тебе не поубавилось.

— Ты помогать будешь или упрекать?

— Хорошо, — сдался он, — Надо отдохнуть.

— Никакого отдыха. Илана где-то там, и я не собираюсь отдыхать, пока она в опасности. Совсем одна.

— Насколько я знаю, дочка наместника Аделара тебе ровесница, — хмыкнул он.

— И что? Есть люди вдвое старше меня, а беспомощные как дети. А в Илане ни капли силы. Я должна ее бросить?

— Прости. Совсем забыл, на что ты готова ради друзей. Если считаешь их таковыми, конечно.

А вот и первый камешек в мой огород. А я все думала, когда же холодный и равнодушный, слишком закрытый Акрон проявит свое раздражение. Ведь Эйнар и даже Ноэль не стеснялись в выражениях, говорили много и обвиняли не меньше, а Акрон молчал. Теперь открылся.

— Ну, хорошо, — я остановилась и посмотрела на него, — Говори. Здесь и сейчас, все, что хочешь сказать.

— Думаешь, слова помогут?

— Полегчает, наверное.

— Ты просто не знаешь, не понимаешь, каково это было. Для всех. Для него…

— И для тебя. Ты прав, не понимаю. Но открыта для того, чтобы понять.

— Правда, хочешь?

— Если тебе станет легче.

— Будет больно.

— Перетерплю, — беспечно ответила я, и как же сильно об этом пожалела потом, когда мы все-таки сняли гостиницу. И Акрон мне показал то, что навсегда отпечаталось в памяти. То, от чего хотелось кричать во все горло. Лучше бы не показывал.

Сначала ничего не происходило. Он просил снять щиты, словно я с миром собралась беседовать, а потом показал образы. Они прокрались в голову и стали взрываться, словно фейерверк, раскрывая картинки, одну за другой.

Ночь. Темень такая, что любой человек испугался бы, но я видела все. Кресло, мужчину в нем, моего мужчину, и пустоту в его глазах.

— Нужно поесть, — сказала я голосом Акрона. Но тот не отреагировал, — Рейвен, ты слышишь?

Не слышал, а я ничего не чувствовала. Всегда что-то было, а тут пусто. Затем начала накатывать боль. Волнами. Сначала слабо, потом сильнее. Акрон закрылся, когда стало совсем невыносимо. Наследник встал, взгляд стал осмысленным, но чужим. Бездушным каким-то.

— Что ты сказал?

— Поесть надо.

— Да. Точно, — ответил он, но вместо того, чтобы вызвать слугу, пошел к выходу. Но не к кухне. К тренировочному залу. Там было много анвар. Тренировка в самом разгаре. И все, завидев наследника, уважительно поприветствовали, а потом отступили. И я почувствовала их страх. Безотчетный, почти иррациональный, но явно ощутимый. Он выбрал одного. Самого, на его взгляд, сильного. А я даже закрыть глаза не могла. Видела все. Рейвен в этот момент не с анваром бился, а с моим убийцей. Страх и понимание своей несостоятельности одного и ярость, и гнев, разрушительный по своей силе, другого. Я не могла этого выносить больше. Одно воспоминание сменило другое. Та же комната, то же кресло и пустота в глазах наследника. Только за окном день. Поэтому я видела, куда он смотрел. На мой портрет, тот самый, что сейчас висит в галерее.

И боль никуда не ушла. Стало больше. Акрон не выдерживал, и я вместе с ним. Но она была. Через год ее не осталось. Он пытался говорить, я пыталась. Вызвать хоть на какие-то эмоции, но ничего.

У пустоты есть свой вкус, свой запах липкий и терпкий, и ощущение мути внутри. Хуже чем боль. Мы с Акроном это сполна прочувствовали. Вначале его сила помогала, отвлекала наследника. Успокаивала даже. Затем он отказался. Закрылся сам. Появилась пустота.

А потом был Свер, и пустоты почему-то стало больше. В разы. И спокойствие какое-то появилось, равнодушие даже.

— Я не понимаю, — проговорила я, вырываясь из чужих воспоминаний, — Он знал, что я жива, там, в Свере.

— Не знал, — убежденно ответил Акрон, но нахмурился.

— Он сам сказал, что понял. Когда это было?

— Что?

— Последнее воспоминание?

— Год может назад.

— Тогда он точно знал. Что это за пустота там? Она еще есть?

— Нет. После праздника благословения не появлялась.

— Я думаю, он притворялся там. С тобой.

— Зачем?

— Не знаю. Но очень хочу выяснить.

Я много чего хочу. Понять. Все, что не нравится, все, что не понимаю. Я его не понимаю. И Акрона тоже.

— Ты же знаешь все. Прорываешься сквозь такие барьеры, до которых никому не дотянуться.

— Аура, что ты хочешь мне сказать?

— То, что там… В этих воспоминаниях, я не говорю, что это все наигранно, но это расчет.

— На кого?

— Правильный вопрос. Очень правильный.

— На твоего убийцу?

— Да. — Вот только этот расчет на Азраэле не сработал, потому что у него была я, но возможно, сработал на ком-нибудь другом. На том самом носителе тьмы, который так мешал нам жить в последние два года перед убийством.

— Скажи, а почему он не приехал тогда? Что ему помешало?

— Врата. Кто-то убил тогда дежурного стража врат.

Вот и причина. Веская и страшная. Интересно, это Азраэль? Если так, то все объяснимо и другого убийцы во дворце нет, но если не он…

— Что вы узнали о моей смерти? Не поверю, что не пытались выяснить.

— Ты ведь знаешь о своей подруге?

— Да. И догадываюсь, кто мог приказать ей предать нас.

— Король Элиани. Когда он узнал, разорвал все отношения с Эльнисом. Пытался сделать хуже. Макс сдержал. Ведь мы понимали, что его использовали.

— Нас всех тогда использовали.

— Много думала об этом?

— Достаточно, чтобы понять, что могла бы стать разменной монетой в чьей-то политической игре.

— Поэтому предпочла остаться мертвой?

— И поэтому тоже, — согласилась я.

А еще мне хотелось поговорить с Азраэлем. Понять что-то для себя. И страшно было влезать снова во все это. В политику. В чужие игры. Кем я стану на этой шахматной доске жизни? Пешкой, ферзем, королевой? Или самим королем? Беспомощным и неповоротливым, теряющим всех своих друзей и вынужденным с горечью и сожалением смотреть, как они уходят, один за другим, защищая тебя. Пока не останешься совсем один. В шахматах мне всегда было жалко пешек, но в жизни — короля.

Илана бежала. Уже несколько дней, не понимая, куда и зачем. Ей было страшно и одиноко, как никогда в жизни. Приходилось рассчитывать только на себя, на свои силы, которых, как оказалось непозволительно мало. Почти нет. И Рей нет, и Нила, и Тора, и родителей. Она совсем одна. А вокруг столько опасностей, столько лихих людей, которые так и норовят если не ограбить, то толкнуть, надавать затрещин, унизить и ударить побольнее более слабого, костлявого мальчишку. Особенно в толпе города, когда приходится уходить как можно дальше от преследователей. А их немало, как выяснилось.