Горящие сердца - Жанакаит Залиханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты сказал? — Ахман стал медленно придвигаться к столу, за которым сидел его неверный друг. Сейчас Ахман был страшен: глаза налились кровью, руки беспокойно загребают воздух... «Если он его вздует — я прощу ему все грехи», — молнией пронеслось в голове у Башира.
— Что ты сказал о деньгах, подлюга? — продолжал наступать Ахман.
Шамиль, видимо, струсил, но еще хорохорился: оторвавшись от зеркала, он медленно поднял голову, как будто боялся испортить свою красивую прическу, и примирительным тоном сказал:
— Да я ничего!
Но Ахмана уже не остановить. С громким криком: «Повтори, что ты сказал!» — он схватил со стола графин с водой и запустил им Шамилю в голову. Если бы Шамиль не изловчился быстро нагнуться, печальный рассказ о его курчавой голове долго бы бродил по свету... Графин угодил в зеркало, и то и другое разбилось вдребезги, засыпав пол осколками стекла. Вода из графина брызнула во все стороны. Шамиль выскочил за дверь, Ахман бросился за ним, но Башир преградил ему путь.
— Перестань, успокойся, прошу тебя. — Он обхватил парня за плечи и усадил на койку. Минуту тому назад он и сам был не прочь поколотить Ахмана, теперь же ему было жаль его. «Зря, зря отдали мы парня на растерзание этому матерому волку», — подумал Башир, стараясь утихомирить Ахмана. А тот, вырываясь, кричал:
— Убью, убью! Будешь знать! — И, уткнувшись лицом в подушку, он зарыдал громко и неистово, как женщина, — во второй раз за сегодняшний день...
«Милый Назир! Письмо твое получила. А ты мое? Не знаю почему, но я до сих пор стесняюсь писать тебе, хоть и многими письмами мы обменялись (о записках уже не говорю!). Может быть, это происходит потому, что писать я вообще не умею и не очень люблю, но ты — другое дело. Будто какой-то маленький человечек сидит в сердце и выстукивает: «пиши, пиши, пиши», а потом спрашивает: «написала, написала, написала?..»
Со вчерашнего дня этот маленький человечек все нашептывает мне: «Позвони Назиру, позвони». А как поговорить с тобой — не знаю. Если бы можно было надеяться, что тебя сразу позовут к телефону — давно позвонила бы. А если не найдут, станут разыскивать, а в это время чужой голос будет расспрашивать меня — кто я, да зачем звоню, да что хочу передать...
Сегодня Николай принес снимки, которые он делал в горах. Удосужился наконец проявить пленки! Многое получилось хорошо — парящие орлы, дикие козы, красавец тур, одиноко стоящий на вершине. И я опять перенеслась мечтой в горы, к тебе... С тех пор, как я перед отъездом в Москву побывала у тебя в ауле, мне все хочется поторопить время, чтобы дни бежали быстрее и поскорее наступило долгожданное новое лето. А они, как назло, тянутся и тянутся. Наступит рассвет — и никак не дождешься сумерек, придет вечер, кажется, что никогда не настанет новый день.
Борис Петрович, видимо, догадывается о наших с тобой отношениях. Он часто вспоминает тебя, ставит в пример Николаю. Особенно охотно рассказывает о том, как он водил их в «Эльбрус», как показал им осеннюю красоту города...
Сегодня купила тебе транзистор. Как ты думаешь, лучше послать по почте или привезти с собой? Когда я принесла его домой, мама меня спросила: «Зачем тебе эта игрушка, ты же не парень?» Я ответила, что проспорила его одному человеку там, в горах, и, кажется, покраснела при этом. Первый раз в жизни солгала маме... Мы с ней — добрые друзья, всегда говорим друг другу правду. А может, это не такой уж большой грех? Ведь неправдой является только одно слово «проспорила», а все остальное — чистая правда...
Господи, Назир, сколько глупостей я тебе сегодня написала! Я так соскучилась и так хочу поговорить с тобой, что вот пишу сейчас все, что приходит на ум, важное и неважное, серьезное и глупое...
Знаешь, что я надумала: позвони мне сам. Номер телефона ты знаешь, легче всего это сделать после десяти вечера. А буду ждать твоего звонка, и никто, кроме меня, не подойдет. Слышишь, с сегодняшнего вечера я буду ждать! Позвонишь?
Как дела у Асхата? А у Ахмана? Как поживает Азамат? По-моему, он истинный горец. Напиши, как живет Ариубат. Наверное, осуждает меня в глубине души? Или нет?
Ну, пора и кончать. Буду по-прежнему терпеливо ждать твоих писем, а теперь еще — и телефонного звонка.
Послушай, ну, неужели же никак нельзя тебе вырваться в Москву? Ну, хоть на несколько денечков? Подумай только, какое бы это было счастье! Вместе бродить по московским улицам и переулкам, ходить в театр, в музеи... Может, и в Ленинград бы слетали на денек-другой! А?
Теперь эта мысль не даст мне покоя ни днем, ни ночью. При-ез-жай, при-ез-жай!
Валя».
Письмо это Назир читает каждый день. Много хороших писем прислала ему Валя, но такого еще не было... Кажется, наизусть его выучил. Очень заманчиво, конечно, приглашение приехать в Москву. Может, в самом деле съездить? Отпуск на недельку ему всегда дадут. Но как-то неловко... Здесь он — у себя дома, здесь ему не занимать уверенности в себе и в своих силах. А там, в Москве, как он будет чувствовать себя рядом с Валей? Он — простой горский парень; не разочаруется ли она в нем, сравнив его со своими московскими знакомыми?.. Срочно нужно с кем-то посоветоваться, да, как назло, Асхата нет поблизости. Можно было бы, конечно, съездить к нему на строительство, но, говорят, он уехал в Ростов в командировку...
Недолго думая, Назир направился в Совет, к Ариубат, и молча протянул ей распечатанный конверт.
— Что это? — удивилась она.
— Прочтешь — поймешь, — буркнул он в ответ и выбежал из комнаты.
Немного поостыв, Назир зашел на почту и оттуда позвонил Ариубат по телефону.
— Будь добра, — сказал он ей, — как прочтешь, позвони мне сюда. Я зайду к тебе. Очень нужно посоветоваться.
Ариубат тем временем читала Валино письмо и вспоминала те нежные письма, которые сама она писала Асхату. Теперь ей казалось, что это было очень давно.
Зимой на фермах работа тяжелая и ее больше, чем летом, когда скот пасется на подножном корму. Поэтому Азамат с Кичибатыром теперь частые гости здесь.
Вторая ферма — самая отдаленная, и начальство обычно начинает именно с нее. Вот и сегодня: Кичибатыр еще не успел уехать, а на пороге уже стоит Азамат.
— Э, алан, ты уже здесь! — приветствует председатель парторга. — Собираешься ехать?
— Да, хочу попасть на третью.
— Ладно, тогда я туда не буду заезжать. Только вот что: поругай, пожалуйста, тамошнего учетчика: где-то потерял центнер молока.
— Каким образом?
— Понятия не имею. Если б знал — не поручал бы это дело тебе...
Кичибатыр попрощался со всеми, сел на лошадь и уехал.
Что-то сегодня не нравится Азамату. Не узнает он людей — какие-то они унылые, вялые, и Конака не видно и не слышно...
— Что случилось, Фаризат? — опрашивает председатель. — Может, это Кичибатыр залил водой ваш очаг?
— Нет, он ни в чем не виноват, — отвечает девушка, снимая халат, — я одна всему виной.
— В чем же дело? — не на шутку встревожился Азамат.
— Ладно, отец, оставь ее в покое, — вмешалась в разговор Ханифа, — разве не видишь: у человека беда, а ты пристал с допросом, как следователь. Пойди лучше в коровник, к Конаку, с ним потолкуй.
— Я тебя не спрашиваю, куда мне идти и с кем разговаривать, — резко отвечает отец. — Иди лучше занимайся своим делом. — И, взяв Фаризат за руку, он усадил ее рядом с собой:
— Расскажи мне, дочка, все по порядку.
— Да что здесь рассказывать: послала я в университет контрольную работу, а они не засчитали ее, вернули обратно...
— Ну, это не такая уж большая беда. Я думал, что-нибудь посерьезнее стряслось.
— Куда же серьезнее! — снова вмешивается в разговор Ханифа, которая и не думает никуда уходить.
— Ты-то что в этом понимаешь?
— А то понимаю, что Фаризат с утра ходит, как прибитая, в глаза никому не смотрит.
— Не печалься, дочка, — утешает Азамат. — Я скажу Батыру Османовичу, он чем-нибудь нам поможет — позвонит декану или что другое сделает.
— Я лучше умру, прежде чем он об этом узнает! — со слезами в голосе отвечает Фаризат.
— Ладно, ладно, так и быть, не скажу...
За дверью послышался зычный голос Конака:
— Кичибатыр, ты что, еще не уехал?
Войдя в дом и узнав Азамата, старик, однако, продолжает начатую игру: долго и удивленно смотрит на председателя, протирая глаза и покачивая головой.
— Входи, Конак, что стоишь у порога! — приветствует его Азамат.
— Алан, ты ли это? — вопрошает Конак. — Если ты, то куда подевался Кичибатыр? Ты кто?
— Я это я, — убежденным тоном ответствует председатель.
— А утром разве не Кичибатыр приезжал?
Желая немного рассеять грустное настроение Фаризат, Азамат продолжает шутить:
— Ты, видно, выпил, Конак! А? Разве Кичибатыр был здесь сегодня?
— О, аллах, видно я ошибся, думал, парторг приезжал, а это был ты... Глаза стали подводить...