Вершалинский рай - Алексей Карпюк

— Зачем приперся, длинногривый?!

И в видного сановника православной церкви из-за спины передних мужиков полетели гнилые помидоры и яблоки — Ломник не забыл, как в прошлом году встречали бастующие кожевники в Кринках представителя продажного профсоюза пана Капитулку.

Дьякон и отец Яков мужественно бросились спасать гостя.

Вернувшись в Гродно, архиерей созвал в консистории экстренное совещание священников, служащих и старост храмов. Он срамил подчиненных вполне светскими, полными горечи словами:

— Темные мужики, сектанты, а как работают, а? Не чета всем нам! Господи, как они сумели поднять народ! Как люди ему верят! Руки да грязные сапоги целуют неграмотному балбесу, на коленях подползают испрашивать благословения!.. Почему не верят нам, образованным? Потому, что они упорно отстаивают свою линию! А мы? Мы — кто в лес, кто по дрова!..

Те, к кому обращался архиерей, вместе с материальным достатком приобрели характерные черты чиновничьего сословия — склонность к карьеризму, соперничеству, подсиживанию, низкопоклонство перед власть имущими и прочие качества, необходимые для того, чтобы быть в фаворе и процветать.

Оглядев сытые, лоснящиеся физиономии подчиненных, владыка Антоний разозлился:

— Главная наша обязанность — сеять мир и согласие, давать мирянам духовную силу и моральную поддержку. А чем занимаетесь вы?! Сколько я сил потратил, чтобы помирить старый архиерейский хор с новым соборным! Сколько времени уходит на обуздание всяких наглецов! Какой-нибудь безграмотный, но расторопный попик бесцеремонно выживает священника с высшим образованием и многодетного, отбирает у него последний кусок хлеба! А кто занял у нас должности церковных старост? Бывшие жандармские ротмистры да владельцы винокурен! Стоит ли удивляться тому, что ширится сектантство, что явился «пророк Илья»?! Каков поп, таков и приход!..

Сановник разъярился не на шутку. Владыка Антоний был нрава крутого, решительный, и присутствующие съежились, опустили глаза — каждый боялся, что владыка упомянет его имя.

— Вы успокаивали меня, что это локальное явление. А проблема не исчезнет от того, что мы закроем на нее глаза… Так могут поступать только платные слуги, каким совершенно нет дела до нашей высокой миссии! Я наведу порядок в своей епархии! Заставлю и вас работать!

Консисторские чиновники в шляпах, посланные на следующий день в Грибовщину, вернулись с пустыми руками — Климович даже не вышел к ним. Тогда архиерей вызвал из Кринок отца Савича.

Отводя глаза в сторону — неловко было ему делиться с посторонним столь обнаженными замыслами, — владыка Антоний сказал протоиерею:

— В Грибовщине должны быть наши глаза и уши. Подберите там бабок, согласных за хорошую плату следить за каждым шагом Альяша и докладывать о нем все. На деньги не скупитесь.

Кто знает, что еще проделал бы гродненский архиерей, чтобы ограничить влияние грибовщинских мужиков на православных прихожан, если бы ему дали как следует развернуться.

Сам того не зная, дядька Альяш давно стал разменной монетой в борьбе между православием и католичеством. За владыкой Антонием с настороженным вниманием следил виленский католический епископ Ромуальд Елбжиховский. За плечами этого видного католика и влиятельного в Польше человека стояла могущественная организация, имеющая тысячелетний опыт борьбы с идейными противниками.

Каждое сообщение референтов из отдела религиозных культов попадало теперь на стол епископа. Когда Елбжиховскому стало ясно, что гродненский владыка становится ему поперек дороги, бискуп нажал на соответствующую кнопку, и хорошо налаженный механизм пришел в действие. Неожиданно для всех в католической газете появился фельетон о непристойном поведении архиерея Гродненской епархии. Со ссылками на многочисленных свидетелей, со смакованием пикантных подробностей журналисты расписали владыку Антония как закоренелого гомосексуалиста.

Опозоренный владыка сел в свой «крайслер» и приказал шоферу гнать машину в Варшаву. По дороге в столицу владыке Антонию было о чем подумать.

Грибовщинская община находилась под контролем консистории всего два месяца, и за это время удалось решить все экономические проблемы епархии.

Некогда на пожертвования паломников к иконе божьей матери на груше в Журовичах под Слонимом был построен Успенский собор и еще три храма, а у журовичских епископов накопилось такое богатство, которым можно было потягаться с Ходкевичами, Сапегами и даже Радзивиллами…

Нужно найти ключ к грибовщинской стихии, нужно во что бы то ни стало подчинить упрямого мужика и его компанию! Не поддаваться католикам! Ведь и на Журовичи костел потом наложил лапу — в 1776 году решением папской капитулы Журовичская божья матерь на груше была коронована!

В свое время и православного младенца Гавриила из Заблудова католики бессовестно присвоили себе и держали под властью костела лет сто! Неужели они и Климовича перетянут на свою сторону?.. Не может быть того, чтобы митрополит Дионисий его не поддержал.

УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВОГО ВЛАДЫКИ

В Праге, в предместье польской столицы, машина архиерея свернула на улицу Зигмунтовскую, к церкви святой Магдалены, где находилась диоцезия — центр православной церкви в Польше. Имея по своим заслугам право входить без доклада, Антоний с газетой в руках ворвался к главе церкви:

— Ваше высокопреосвященство, снова козни католиков! Я терпел-терпел, но больше не могу!..

Дородный энергичный мужчина в белоснежной митре на голове и с посохом в руках словно ждал гостя из Гродно. Митрополит сразу же стал выговаривать:

— Что вы наделали? Я же вас предупреждал, Сергей Иванович, не задирайтесь! Предупреждал лично, предупреждал через доверенных, я просил вас, когда заезжал к вам в Гродно: одумайтесь, умерьте свой пыл!..

Митрополит спохватился, что их могут подслушать, приказал келейнику-монаху никого в приемную не впускать и перешел на светский тон:

— С кем воевать вздумал, Сергей Иванович?! Бабок каких-то подкупил!..

— О! Вас уже и об этом проинформировали? — удивился архиерей и взмолился: — У меня же все приходы опустели из-за этого мужика! Я вынужден что-то предпринимать!

Постукивая тяжелым посохом (о котором в инвентарной книге диоцезии говорилось: «Серебряный, древний, местами позолоченный, верхние рога чеканной работы, весом 10 фунтов и 4 золотника, 10 пробы»), хозяин зашагал по комнате.

— Пойми, Сергей Иванович, в этой деревеньке всего лишь отчаянная попытка спасти сельские традиции, нарушение которых для примитивного крестьянина равнозначно концу света! С упорством, достойным лучшего применения, мужики огрызаются! Выступать против этого естественного проявления чувств по крайней мере неразумно! Импульс стихийный, и он вскоре погаснет! Пройдет сам, как проходит катар, нужно только терпение!..

Солнце клонилось к западу, освещало крупную фигуру сановника, подошедшего к окну. Митрополит напряженно искал в сознании какой-нибудь еще более веский довод; искрился усыпанный бриллиантами крестик на его белой митре.

— Все это одна из форм отчаянной борьбы за существование этнической группы, объединившейся — перед угрозой поголовной полонизации — вокруг выдуманного кумира грибовщинской церкви и религиозных аксессуаров — хоругвей, икон, колоколов… Но при чем тут мы? У нас же свои дела и проблемы!

Когда Дионисий был никому не известным викарием на Волыни, владыка уже служил архиереем в Петербурге. И вот этот шляхтич поучает его, старого петербургского волка!..

Епископ Антоний с трудом сдерживал себя:

— Как ты можешь говорить так?! Под одним Хелмном поляки разрушили нам полтысячи храмов! Из других церквей выносили священников на руках и бросали на свалку! Уже и в Гродно три церкви пошли на слом! Прихожане не дают мне проходу, тычут ими в глаза, а православный митрополит спокойно рассуждает об этом! Так знай же: у тебя нет диоцезии, нет консисторий, нет приходов! У тебя всем правит вонючий мужик Климович, а ты только изображаешь из себя пастыря православной церкви в Польше!

Дионисий энергично стукнул инкрустированным посохом в пол, застланный персидским ковром.

— Кого ты, Сергей Иванович, упрекаешь в беспринципности и отсутствии патриотизма в деле святой церкви?! Стреляя в митрополита Георгия, царство ему небесное, архимандрит Смарагд целился и в меня! И я только чудом спасся от пули безумного раскольника[26]. Между прочим, чего он добился? Озлобил правительство и насторожил симпатизирующих нам друзей-поляков. Сколько потом пришлось приложить усилий, чтобы развеять настороженность!

— Так что же, по-твоему, вовсе не сопротивляться? — Антоний даже побагровел. — Сегодня коварные ляхи отхватили палец, завтра отрубят голову…