Дракон восточного моря, кн. 2. Крепость Теней - Елизавета Дворецкая

И вот теперь он лежал, в такой дали от дома, в самом сердце Западных морей, на чужом острове, в загадочной земле, где мир людей так тесно переплетается с Иным миром. Лежал и ничего не хотел – ни славы, ни добычи, ни счастья. И тайны Иного мира его уже не волновали, потому что Острова Блаженных сами выступили из тумана и манили его к себе руками прекрасных белоликих женщин… возможно. А возможно, герои древности уже пересаживались, чтобы освободить ему место за изобильными столами Валхаллы поближе к самому одноглазому хозяину – и неподалеку от его отца, доблестно погибшего Торбранда конунга. Теперь его товарищи – Сигурд, Сигмунд и Синфиотли, но им-то – Эйнару, Аринлейву, Халльмунду, Ормкелю и всем прочим – что теперь делать без него? Большая часть их родилась и выросла в Аскефьорде и была знакома с Торвардом в течение всей своей – или его – жизни. Он был неотделимой частью Аскефьорда, новым воплощением неувядающей славы рода фьялленландских конунгов, самим их Тюром. И в то же время – надежным и верным товарищем любого из них. У каждого из фьяллей словно бы вырвали сердце, и каждый ощущал почти такую же боль, как если бы это действительно произошло. Сельви тем временем встал и огляделся.

– Мы с Виндиром сделаем все, что сумеем, не сомневайтесь, – сказал он, обводя глазами примолкшую дружину. Но каждый видел, как сильно Сельви осунулся за это недолгое время, седина заблестела в его светлых волосах ярче и заметнее, и теперь он, стройный и гибкий, как прежде, уже не казался молодым, а выглядел на все свои пятьдесят лет. – Но сдается мне, тут в брохе есть один человек, который сможет побольше нашего. Что-то мне подсказывает…

– Что за человек? Ты о чем? – Халльмунд с трудом оторвал взгляд от лица Торварда и посмотрел на Сельви бессмысленными от горя глазами.

– Скажи-ка, Хавган, – Сельви обернулся к барду, который уже складывал в уме строки пышной поминально-хвалебной песни в честь доблестно погибшего Торварда конунга, – знатных дев королевского рода на острове Эриу обучают только предсказаниям или искусству врачевания тоже?

– Искусству предсказания, искусству врачевания, искусству рукоделия, сладкой речи и прочим благородным искусствам обучают там, – подтвердил Хавган.

– Так ведь одна такая у нас есть, – напомнил Сельви. – Дочь Брикрена. Если ее папаша ранил конунга, вероятно, она сумеет его вылечить.

– Эта змеюка? – презрительно фыркнул Халльмунд. – Да она его уморит. Я ее близко к конунгу не подпущу!

– Едва ли получится добиться ее согласия. – Хавган тоже покачал головой.

– А мне что-то подсказывает, что она согласится, – не сдавался Сельви. – Ари, – обратился он к сыну, – сходи за ней. Приведи ее сюда. Я сам с ней поговорю. Вы не вмешивайтесь.

Аринлейв покрутил головой, давая понять, что слабо верит в эту затею, но пошел. И никто не возразил – слово Сельви в дружине обладало достаточным весом, чтобы все признали за ним право распоряжаться в отсутствие конунга. К тому же кузнец сам был сродни чародею, и любой из дружины, пораскинув умом, признал бы, что у того могут быть в запасе доводы и средства, способные повлиять даже на самую упрямую и недружелюбно настроенную деву.

Вскоре Тейне-Де в сопровождении Аринлейва спустилась из верхнего покоя, где ее держали, заперев на всякий случай снаружи на засов, и приблизилась к очагу. За время плена служанки броха привели в порядок ее платье, расчесали и уложили волосы, заплетенные в несколько кос, и выглядела она почти как истинная дочь короля – мешал этому только глубоко спрятанный страх в ее близко посаженных желтых глазах. За недолгое время, прошедшее с ее поимки, сам Торвард не вспоминал о ней, и никто другой ее, законную добычу конунга, тоже не тревожил, но она понимала, что участь девы, попавшей во вражеские руки, может быть весьма печальной. Уже ведь не одна и не две дочери уладских и эриннских ригов, ставшие пленницами лохланнцев, окончили свои дни в рабстве на чужбине! А надежды на то, что отец, вернувшись с войском, разобьет врага и освободит ее, пока, похоже, не оправдались. Она держалась прямо и смотрела надменно, но против воли страх проступал в чертах ее лица, и без того не слишком красивых, делая их еще менее привлекательными.

– Послушай, прекрасная и благородная дева! – Сельви плохо представлял, как надо обращаться к подобному созданию, но старался по мере сил. – Вот лежит Торвард конунг, раненный в бою с твоим отцом. Рана его тяжела, и он может умереть. Правда ли, что ты обучалась на острове Эриу не только зловредным предсказаниям, но и врачеванию?

Тейне-Де ничего на это не ответила, только вздернула голову, и ноздри ее дрогнули, словно говоря: допустим, но отдавать мое умение на службу вам, негодяям, я ничуть не намерена!

– И я прошу тебя приложить твои умения к тому, чтобы наш конунг выздоровел, – продолжал Сельви. – Мне приходится тебя просить: ведь ты предрекла ему поражение и гибель, тем самым сделав их почти неизбежными. Теперь единственный способ отвести беду – это чтобы ты незамедлительно предрекла ему скорое благополучное выздоровление. Кто наложил проклятье, тому его и снимать, и я верю, что у тебя получится. Тем более если ты станешь лечить раны конунга и приложишь все усилия к тому, чтобы твое второе, доброе предсказание как можно скорее и полнее сбылось.

Девушка по-прежнему молчала.

– Я думаю, ты все же согласишься, – говорил Сельви среди всеобщей тишины. – Потому что если сбудется первое твое предсказание и наш конунг умрет, то я, Сельви сын Стуре-Одда, от имени всей нашей дружины клянусь, – он окинул быстрым взглядом десятки лиц, напряженно следивших за этой беседой, – клянусь, что ты, Тейне-Де, дочь Брикрена Биле Буады, станешь посмертной спутницей нашего конунга и уйдешь с ним в страну мертвых.

Тейне-Де впервые дрогнула при этих словах и бросила быстрый взгляд на лежащего Торварда, словно хотела убедиться, что он еще не умер.

– А перед тем как тебя задушат веревкой, одновременно вонзая нож в грудь, – ибо таков наш старинный обряд принесения посмертной жертвы, – каждый мужчина из дружины получит право соединиться с тобой, воздавая честь богиням любви и смерти, – невозмутимо продолжал Сельви. – И я не сомневаюсь, что каждый из нас посчитает своим почетным долгом поучаствовать в священном обряде. Желаешь ли ты принять в нем участие – решать тебе. Условия тебе теперь известны.

Он замолчал, фьялли загудели. Тейне-Де молчала, ноздри ее трепетали, взгляд бегал. Смерти как таковой она не побоялась бы – твердостью духа эта дева не уступила бы никому из мужчин. Но сделаться посмертной спутницей и навечно стать в мире мертвых рабыней чужеземного конунга, врага, для нее было бы горем и позором гораздо худшим, чем сама смерть. Обряд погребения тоже ничего хорошего не сулил, и в этом ее убеждали десятки мрачных мужских глаз, устремленных на нее со всех сторон.