Господин маг, это не лечится! - Катя Водянова

«А еще боится такой авторитарной бабки», – добавила я мысленно.

– Но нельзя же простужаться из-за конфликтов! – разумно возразила она.

– Может и нельзя, но организм – сложная и до конца неизученная система, а мозг вообще удивителен. Он знает, что мальчику в гимназии плохо, и ищет все возможные способы туда его не пускать. Даже если ради этого приходится жертвовать здоровьем. Поэтому и позволяет цепляться всей возможной заразе. Да вы просто попробуйте, переведите его на месяц.

– Если он не может поставить себя в одном месте, то что изменится в другом?

– Иногда выстроить новое проще, чем переделать старое, – и чуть не ляпнула «поверьте моему опыту».

– Хорошо, – она встала и царственно кивнула мне. – Я вышлю вам чек за хлопоты, так разнервничалась сегодня, что забыла прихватить наличные, взяла сущую мелочь. У меня пропала студентка. Крайне талантливая девочка, но не из самой благополучной семьи, а здесь еще от Якова отказался очередной врач. Посоветовал обливать его холодной водой, что за дикость!

– Не такая уж и дикость, только к этому нужно подходить разумно, – я тоже встала, чтобы проводить ее. – И давайте так, если мой совет поможет, то тогда и подумаете о благодарности.

Баташева нехотя согласилась и вышла из комнаты. Могу поспорить, что она все равно вышлет свой чек, не та порода, чтобы не отблагодарить за помощь. Но даже если нет – не расстроюсь. Мне пока на все хватает, а Баташевой я толком не помогла.

Еще я хотела расспросить ее о пропавшей студентке, почему-то думала, что это может быть связано с Полиной. Но пока никак не могла придумать обоснование для своего интереса. Да и в принципе как завести разговор. Баташева неспешно плыла по коридору, едва заметно припадая на левую ногу. Наверняка обычно ходит с тростью, но сейчас или забыла ее, или же специально не взяла по каким-то своим причинам. При этом от нее буквально исходили волны тревоги и боли, и я не решилась лезть с расспросами.

В гостиной же мы наткнулись на Лизавету, листавшую мою книгу с крайне брезгливым выражением лица.

– У Валерии всегда был отвратительный литературный вкус, – произнесла она, не заметив, что я вошла не одна.

– Елизавета! – внезапно грянула Баташева. – А я говорила, что из-за дурного нрава ты потеряешь все роли и будешь сидеть на шее у детей! Но ты и здесь не желаешь прикусить свой ядовитый язык. Так договоришься, что и сын попросит тебя переехать.

– Вера Яковлевна, – она подскочила и тут же задрала повыше нос, – как вы посмели явиться в мой дом?

– Насколько знаю – не твой, иначе ноги моей здесь бы не было! Ты мой самый серьезный педагогический провал за все годы. Такой талант и такой дрянной характер. Десятки режиссеров приходили ко мне и вздыхали, ах, Вера Яковлевна, как из-под вашего крыла мог выпорхнуть такой птенец? Позор, Елизавета!

– Лизавета! – почти выкрикнула она и совершенно по-простецки уперла руки в бока. При этом маска утонченной и возвышенной красавицы сползла с ее лица, сменившись другой, совершенно мне не знакомой.

Сейчас дорогая не-свекровь больше походила на рыночную торговку, чем на бывшую актрису. И еще – на старую и злую волчицу. Казалось, сейчас она согнется, вздыбит шерсть и зарычит, показывая клыки.

– Я не собираюсь потакать твоему странному желанию коверкать собственное имя, – невозмутимо ответила Вера Яковлевна. – И не кривись так, шрамы от вмешательств выступают. Тебя же наверняка предупреждали, что если решилась перекроить лицо, то не стоит его напрягать?

– Да сколько можно меня поучать? – взвилась Лизавета, а я благоразумно отошла в сторону, чтобы не попасть в эпицентр их разборок. Яков тоже пытался слиться со стеной рядом с дверью в столовую и все еще прижимал к себе ошалевшую Мотю.

– Я блистала на сцене несколько десятков лет! Все в Снежеграде знают Лизавету Гордееву! И только вы до сих пор относитесь как к какой-то сопливой институтке!

– Вот потому, что все тебя знают, ты и доживаешь свой век у сына, а не играешь в театре, – припечатала Баташева. – Но это даже к лучшему, меньшая площадь для разброса яда.

Она огляделась, заметила внука и властно произнесла:

– Яков, отпусти несчастное животное и идем домой, мне неприятно здесь находиться. А вам, милочка, – она внезапно поймала мой взгляд, – стоило бы попробовать себя в театре, потрясающие внешние данные. Только ради Отца Небесного, выбросите это дрянное платье.

– Спасибо, я совершенно не творческий человек, – улыбнулась я и отправилась провожать гостей.

Надо будет все же поговорить с Ильей насчет горничной. Если не получается поймать эту, то, может быть, стоит нанять другую?

Когда же я вернулась в гостиную, Лизавета замерла возле окна и украдкой выглядывала на улицу из-за шторы. Могу поспорить, следила за тем, чтобы Вера Яковлевна упаковалась в мобиль и благополучно отбыла куда-подальше. При этом Лизавета сжимала кулаки и почти побагровела от злости.

– Не расстраивайтесь, – осторожно произнесла я, – уверена, она похвалила меня только для того, чтобы вас задеть.

Лизавета повернулась ко мне и нехотя произнесла.

– Эта старая грымза никого не хвалит просто так. Но в данном случае она просто озвучила очевидную вещь: у вас, Софья, выдающиеся внешние данные. С такими стоило бы найти себе цель получше, чем Илья. Он ведь так непроходимо глуп, что даже не сможет в полной мере вас оценить! И вы зачахнете в этом доме, как запертый в коробку жемчуг. Вот он сиял и переливался, а вот уже потускнел и стал просто нелепым куском перламутра.

Я покачала головой. Уж что-что, а тускнеть и чахнуть я не собиралась. Выправлю документы и тогда развернусь по полной. А уж если смогу получить диплом…

Внешность слишком мимолетна. Да и не привыкла я делать на нее ставку, хотя в молодости была тоже хороша, пусть по типажу и не походила на Полину. Но чтобы крутить мужчинами, используя внешность, нужно иметь определенный склад характера, который плохо сочетается с работой в педиатрии.

– А когда вы познакомились с Баташевой? – спросила Лизавета. – Тоже узнавали насчет ее курса в академии?

– Сегодня и познакомились, – честно ответила я. – Она привела внука на консультацию. В нашем