Хроника № 13 (сборник) - Алексей Слаповский

Молча дошли до рощи.

Лукьянов остановился передохнуть, пошевелил плечами, покрутил шеей, на секунду закрыв глаза, и вдруг ощутил резкий и болезненный удар по ноге. Открыл глаза: шустрый пацан подобрал довольно толстую ветку, держал ее в руке и готовился нанести второй удар.

– Отпускай быстро, а то башку проломлю! – завопил он.

Конечно, голову он вряд ли проломит, подумал Лукьянов, но будет неприятно.

– Брось сейчас же! – приказал он.

Пацан ударил его по плечу. Лукьянов пошел кругом, чтобы зайти ему за спину, не выпуская, естественно, ремня из руки. Но и пацан вертелся. Ударил еще раз, еще, еще. Лукьянов был в смятении: и отпустить нельзя, и что делать, непонятно. Притянуть на ремне к себе и вырвать палку? Пацан за это время, пожалуй, глаза выколет. Попытаться схватить палку и вырвать или сломать? Лукьянов попробовал. Несколько раз получил по рукам, отдергивая их, будто обжигался, но все же удалось, схватил палку, вырвал, занес над головой пацана.

– Только попробуй! – ощерился тот.

Лукьянов далеко отбросил палку.

– Маленький ты негодяй, вот ты кто, – сказал он.

– А ты пидор!

– Знаешь что, лучше молчи!

– Сам молчи!

И оба, в самом деле, замолчали. Лукьянов повел его дальше.

После рощи был спуск к речке, за речкой опять небольшой подъем, а вот и Мигуново.

Селу это название очень шло, оно, небольшое, полузаброшенное, доживающее свой век, всё кособочилось и будто действительно подмигивало. Подмигивали пустые окна брошенных домов, подмигивал завалившийся забор, подмигивал заросший бурьяном ржавый трактор – одна фара целая, вместо другой пустая чашка-глазница с червячками проводов, вот этой фарой он и подмигивал: умираю, мол, но не сдаюсь.

В селе была всего одна улица. Пустая. Ни машин, ни людей, ни даже кур. Никого.

Когда поравнялись с первыми домами, пацан опять выкинул штуку: резко повернулся и бросился на Лукьянова, целясь головой в живот. Лукьянов отскочил, высоко подняв руку с ремнем. Пацан опять бросился, выставив костистые кулачки. Совал ими, норовя ударить, и один раз даже достал, ткнул под ребра – и очень больно.

Это выглядело еще нелепей, чем с палкой: Лукьянов отступал, увертывался, почти бежал, а пацан стремился к нему, пытался то стукнуть кулаком, то пнуть ногой. Так они долго и молча кружились, оба запаленно дыша, пока наконец не устали. Остановились.

– И чего ты добился? – спросил Лукьянов.

– Отпусти, сказал! – прохрипел пацан.

Тут на улице показалась старуха с ведром.

– Здравствуйте! – окликнул ее Лукьянов. – Не знаете, чей это?

Старуха подошла поближе, вгляделась. Пацан отвернулся и сквозь зубы, но довольно внятно, пробормотал:

– Только скажи, баб Лен, я Витьку твоему все ноги оторву! И голову! – добавил он – решив, наверное, что отрывание одних только ног может бабку Витька не испугать.

– Я вот оторву кому-то! – в ответ пригрозила старуха. А Лукьянову сказала: – Не знаю я ничего. У нас люди веселые, сегодня скажешь что не так, а завтра дом сожгут.

– Ясно. А участковый у вас тут есть? Милиционер? То есть полиционер или как вы его зовете?

– Никак не зовем. Вон дом зеленый, там в одной половине почта, а в другой участковый, Толька-балбес. Мараться с дурачком, придушил бы на месте, – сказала она, уходя.

– Витька своего придуши! – крикнул ей вслед пацан.

Пошли к указанному дому.

Дверь в почтовую половину была приотворена для сквозняка, а участок оказался закрытым на большой висячий замок. Над дверью вывеска: «ОПОП Мигуново».

ОПОП… Наверное, Опорный Пункт Охраны Порядка, догадался Лукьянов.

Он сел на деревянное крыльцо, внимательно посматривая на пацана. Тот сплевывал, не глядя на Лукьянова.

– Тебя как зовут? – спросил Лукьянов.

– Тебе какая х… разница?

– Не ругайся. Просто интересно.

– Интересно кошка дрищет. Ну Серый.

– Сережа, значит?

– Серый, я сказал.

– А я Виталий Евгеньевич. Скажи, Серый, а зачем тебе столько яблок? Вон какая сумка большая.

– Пошел ты!

– Я серьезно? Может, ты для дела, тогда другой разговор, – подпустил дипломатии Лукьянов.

– Продаю на дороге, – неохотно признался Серый, и Лукьянов мысленно похвалил себя: почти угадал, знает все-таки народную жизнь!

– Деньги нужны?

– А тебе нет?

– Попросил бы, я бы дал. А зачем тебе деньги?

– Чупа-чупс купить.

– Что?

– На палочке такие.

– А. Леденцы?

– Ну.

Боже ты мой, подумал Лукьянов, он же ребенок совсем! Леденцов хочет. А я его на ошейнике привел, как бешеную собаку. С другой стороны, что у него, родителей нет, чтобы купить леденцов? Если не дают просто так, заработай, принеси воды, наколи дров. Лукьянов, например, в детстве полы регулярно мыл. Не ради денег, нравилось, когда мама хвалила. Но на кино давала после этого с большей охотой. Нет, надо быть твердым и довести дело до конца. Не ради себя, естественно, ради этого мальчика. Если сейчас спустить все на тормозах, он поймет, что это был только порыв, быстро сошедший на нет, как часто, увы, бывает в русской жизни, разочаруется в мужской силе и воле, это его испортит. Разумное насилие – неотъемлемая часть воспитательного процесса, вспомнил Лукьянов чью-то мудрость. Жаль, нет собственного опыта – Лукьянов в свои тридцать шесть лет еще не имел детей. Жены, впрочем, тоже пока не было.

– Я ссать хочу, – сказал пацан.

Лукьянов огляделся.

– Туалета здесь нет.

– А мне и не надо. Ты отвернись только.

Лукьянов встал, повернулся боком, чтобы и не видеть пацана, но и не выпускать совсем из поля зрения, а Серый подошел к крыльцу, послышалось тихое, мягкое журчание, закончившееся дождевой капелью.

Прекратилось.

Лукьянов повернулся и увидел на крыльце сверкающую на солнце желтоватую лужицу.

– Зачем же ты на крыльцо?

– Пусть освежатся! – хихикнул Серый.

Меж тем Лукьянов сам хотел того же, что и пацан, и уже давно. Но как это сделать? Он же будет в этот момент беззащитным, Серый обязательно нападет. А если и не нападет, все равно как-то неудобно, стеснительно, Лукьянов при посторонних никогда этого не делал, в общественных туалетах не пользовался открытыми писсуарами. Какой-нибудь брутальный бандюга, схвативший малолетнего заложника, наверняка не имел бы таких проблем. Наоборот, использовал бы это для подавления психики ребенка демонстрацией своей фаллического могущества. Грубо? Да. Но естественней, чем мои интеллигентские ужимки. Впрочем, интеллигентство ни при чем, нормальные рефлексы нормального культурного человека.

А в туалет все же очень хочется.

Серый оказался проницателен, он, глянув на задумавшегося Лукьянова, усмехнулся и сказал:

– Тоже пись-пись охота? Валяй. Не бзди, я сзади не нападаю.

– Обойдусь.

– Смотри, в штаны нальешь. Охота же, вижу же! Пись-пись-пись! Пись-пись-пись!

И от этой дурацкой дразнилки желание облегчиться стало просто нестерпимым.

Рядом с крыльцом валялся моток старого электрического провода в оплетке. Лукьянов взял его, подошел к Серому:

– Только не дергайся, хуже будет!

И обмотал ему руки сзади. Потом привязал конец ремня к перилам крыльца, зашел за кусты и там насладился, удивляясь мощи струи и долготе процесса.

Как мало надо для счастья!

Он вышел, повеселевший. Серый прислонился к стене, где была тень, закрыл глаза и терпеливо ждал, чем все кончится.

Наконец к ОПОП подъехал «уазик» с надписью «Полиция», оттуда выскочил белобрысый парень лет двадцати пяти, в форменных штанах и цивильной футболке с надписью «Manchester United», в шлепанцах, взбежал на крыльцо, разбрызгав лужицу (Серый довольно улыбнулся), стал возиться с замком.

– Я к вам, – сказал Лукьянов.

– Чего хотели?

– Вот, мелкое воровство.

– А почему не крупное? Лиз, я щас! – крикнул он в сторону машины и скрылся в доме.

Из окошка машины высунулось приятное личико девушки с крашеными белыми волосами. Очень приятное. Пожалуй, даже красивое. Глядя на девушку, Лукьянов подумал, что занимается какой-то ерундой в то время, когда другие живут полной и жизнерадостной жизнью.

– Ты чего натворил, Чубриков? – спросила девушка.

– Да ниче, Ольга Сергевна, пристал этот маньяк! Педофил какой-то!

– Ты не заговаривайся! – одернул его Лукьянов. – Он яблоки у меня в саду воровал.

– Понятно, – кивнула девушка. – Это в его репертуаре, он весной в спортзале, в школе, цепи от турника спер. Когда вернешь цепи, Чубриков?

– А это я? Кто-то видел? Кто-то доказал? Врете и не краснеете!

– Вы его учительница? – спросил Лукьянов.

– Типа того.

– Я ее лучше всех люблю! – заявил Серый. – Она добрая и красивая. Даже отец говорит: Ольга Сергевна у вас, говорит, классная телка!

– Твой отец скажет! – засмеялась девушка. – Толь, ты скоро?

– Уже!

Участковый выскочил, держа в руках бутылку шампанского и какой-то сверток.

– Подержи, – дал он ценный груз Лукьянову, чтобы закрыть замок. Закрыл, взял свое добро, пошел к машине.