Хроника № 13 (сборник) - Алексей Слаповский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вой сирены. Затемнение. Прожектора.
Женщины работают. На этот раз Инна на своем месте – приколачивает гвоздиками флажки к древкам. Манайлова лежит на кровати.
ВЕРОНИКА. Вот, блин, одна молчит, а ощущение, что все онемели! Расскажите хоть что-нибудь!
ТЕТЯ КОТЯ. Сама расскажи. Твой тебе не написал? Не позвонил?
ВЕРОНИКА. Какой из восьмерых?
АНЯ. А я думала, у тебя один – любимый.
ВЕРОНИКА. Любимых у меня три. Для траха – еще три. Один для денег. Один для разговоров. И еще один из Америки по переписке прилетает раз в год.
ТЕТЯ КОТЯ. Девять получается.
ВЕРОНИКА. Обсчиталась.И опять молчание.
Манайлова встает, берет табуретку, садится напротив Инны.
МАНАЙЛОВА. А я так скажу: сама виновата! Заморочила нам голову!
ТЕТЯ КОТЯ. Точно, точно!
МАНАЙЛОВА. Нас подставила, Веру Павловну подставила. Да она больше за нас, чем ты, между прочим! Ты ушла и пришла, а ей тут работать, ей порядок нужен. А дай каждому делать, что он хочет, знаешь, что начнется? Уж поверь мне, я много чего повидала: людей без присмотра оставлять нельзя!Пауза.
МАНАЙЛОВА. Ну ладно, давай так, ни тебе, ни нам. И мы дуры, но и ты не одуванчик. Согласна?
Пауза. Манайлова делает движение, чтобы встать и отойти.
ИННА. Ненавижу. Тупые, безмозглые. Вы не женщины. Вы вообще не люди.
ВЕРОНИКА. Ого! Круто!
ИННА. Вера Павловна ваша! Она мне объяснила, за кого я заступаюсь! Вы тут друг другу вешаете лапшу на уши, а она все знает! Вероника за мужчину пострадала, конечно! Сумочки возила, сама ни при чем! Наркокурьер, красиво звучит!
ВЕРОНИКА. Лучше бы ты молчала.
ИННА. А сама дешевой проституцией занималась и клиентов по мелочи обворовывала!
ВЕРОНИКА. Не дешевой и не по мелочи!
ИННА. А опаивала их до смерти – не по мелочи? Товарищ бригадир Манайлова – воровка на доверии, раньше по ресторанам и на курортах пьяных снимала и кошельки вытаскивала, а теперь никто не клюет, по квартирам ходит, будто бы пылесосы продает, тащит, что может, а иногда вообще в метро стоит с протянутой рукой! Нищенка!Манайлова встает, но Инна тоже вскакивает, хватает древко.
ИННА. Не подходи! Глаз выколю! Тетя Котя! – ангел, бабушка, мама заботливая, ничего не сделала, только чужие деньги для семьи брала, конечно, ну да! А сама по своему району учет вела, где живут больные и одинокие старики и старухи, наводила бандитов – и где теперь эти старики и старухи, тетя Котя? А? Почему они все пропали без вести или срочно умерли? Сколько их на твоей совести, а?
ТЕТЯ КОТЯ. Клевета это все! Не доказано!
ИННА. А ты, Анечка…
АНЯ. Молчи! (Хватает у Вероники нож, встает.) Молчи, прошу по-человечески!
ИННА. А ты по-человечески поступила? Снотворным детишек напоила, газ включила и ушла! Мог бы весь дом взорваться, соседи запах учуяли, дверь взломали, только поздно, детки уже дохлые были…
АНЯ. Врешь! И я не просто ушла, я хотела напиться и под поезд броситься!
ИННА. Но не бросилась же!
АНЯ. Меня поймали!
ИННА. Запланированное детоубийство это называется! А ты мне еще плакалась, как ты их любила!Аня бросается на Инну с ножом. Инна отскакивает. Манайлова ставит Ане подножку, та падает, нож отлетает, Манайлова подбирает его. Аня вскакивает и опять нападает на Инну. Та пытается защититься, но на помощь Ане приходят Манайлова, Вероника и Тетя Котя. Они хватают Инну, ставят на колени.
МАНАЙЛОВА. Вот так, сэка, допрыгалась!
ТЕТЯ КОТЯ. Тоже прокурорша нашлась! Если мы чего сделали, то жизнь заставила, а ты все с чистой дури!
ВЕРОНИКА. Вот именно! Ничего святого нет в душе, а туда же!
АНЯ. Дайте я ей уши оторву, чтобы не слушала что попало! И язык заодно!
МАНАЙЛОВА. Спокойно! (Инне.) Так. Слушай. Или мы тебя сейчас уроним до смерти и скажем, что сама упала, или… (Не может придумать, что «или».)
АНЯ. Пусть скажет, что все наврала!
ВЕРОНИКА. Пусть прощения просит. Пусть покрестится и поклянется перед Богом, что больше так не будет!
ИННА. Отпустите! Вы ведь не меня схватили, женщины, вы свою совесть схватили! Она вам мешает!Женщины дружно смеются.
МАНАЙЛОВА. Хорошо Вероника предложила. Крестись и клянись!
ИННА. Не буду!
ТЕТЯ КОТЯ. Не верующая, что ли?
ИННА. Верующая, а насильно креститься не буду!
МАНАЙЛОВА. А если я тебе глазик выковырну?
АНЯ. Лучше язык отрезать. Дай, я отрежу.
ТЕТЯ КОТЯ. Поклянись, дурочка, не доводи до греха!
ИННА. Не буду! Сволочи, дуры, идиотки!Манайлова замахивается ножом.
Вой сирены. Затемнение. Прожектора.
Из темноты в круг света выходит Вероника.
ВЕРОНИКА. У меня однажды клиент помер. Прямо на мне. Никогда такого не было. …Вы скажете! Что тут прекрасного? Это как в сортире на очке. Если бы с любимой женщиной, а то… Короче, старый был, пыхтел, пыхтел, думаю, еще немного и дым пойдет, он сейчас огонь трением добудет, как древние люди. А он бац – и упал. А я на него смотрю, понимаю, что мертвый, а ничего не чувствую. Будто чурка, а не человек. Мне даже обидно стало. И за себя, и за него. Умер – и даже пожалеть некому. Но неприятно же чувствовать, что ничего не чувствуешь. Я думаю, нет, надо попробовать к ним как к людям отнестись. Стала их про жизнь расспрашивать… Они стараются, рассказывают. Один мне очень понравился. Молодой, жена ушла. Три часа про нее рассказывал. Можно, говорит, я тебя буду Ниной называть? Валяй. Он сам меня – ну понимаете, а сам: Нина, Ниночка, любовь моя!.. Я его первого отравила. И тогда наконец почувствовала, что не просто чувствую, а просто горе у меня, будто я в самом деле Нина и у меня любимый муж умер. Валялась возле него, рыдала. Потом неделю счастливая ходила: слава Богу, значит, я живая, ничто человеческое мне не чуждо, включая сострадание. …Когда человека хоть немножко любишь, то, если его убить, это все-таки не тупо преступление, а… Ну, не знаю. Эмоция. Поступок. Преступление – когда за деньги или… Ну, по материальным причинам… А правда, что секс – это хорошо? Мне иногда кажется, что все притворяются. …Да? Ну, вам повезло. Да по вам видно вообще-то. Я бы вас не стала убивать, вы подлый. То есть не жалко было бы. А если не жалко, зачем убивать? Что интересно, я один раз по-настоящему влюбилась. Жить без него не могла. Вижу – и счастлива. Но секс все равно не пошел у нас как-то. Говорить, общаться – да, а начинает во мне ковыряться, я, конечно, стону… Или стонаю, как правильно? Ору, короче: ес, ес, мой сладкий, май гад, фак ми, гебен зи мир бите нох айн маль! – а сама думаю: кончай уже скорее и давай опять общаться, я тебя опять любить буду… Это что? (Смотрит на воображаемые листки, подсунутые ей.) С какой стати? Да вы что? Это я вам роль рассказывала, у нас тут спектакль самодеятельности, я там роль играю! Там будто женщина сидит на зоне и отбывает срок за убийство, а она его не совершала на самом деле, мужчина лекарство просил, а она у него на квартире была, он говорит: в шкафчике, ну я и взяла, то есть она, из шкафчика, а шкафчиков-то два! Я что, врач, в лекарствах разбираться? Налила ему в стакан, да и все. …По существу? Могу по существу. Да, под запись. По существу. По существу скажу так: у людей и так ничего нет, а если и Бога не будет, тогда вообще ничего не будет. Вы согласны?
Вой сирены. Затемнение. Прожектора.
Вероника, Аня и Тетя Котя сидят за столом. Манайлова лежит на кровати.
ТЕТЯ КОТЯ. Десятый час уже, а работу не несут. А мы потом будем виноваты. МАНАЙЛОВА. Принесут, никуда не денутся.
Ждут.
Открывается дверь, Вера Павловна вносит коробку, бросает ее на пол.
Вероника и Аня подходят, чтобы взять коробку. Вероника с удивлением заглядывает.
ВЕРОНИКА. Это что?
ВЕРА ПАВЛОВНА. Флажки.
МАНАЙЛОВА. Переделывать, что ли?
ВЕРА ПАВЛОВНА. Типа того. Флажки заказчикам сдали, они расплатились, вы на эти деньги жрете и пьете, между прочим, а теперь у них новый заказ: маленьких флажков получилось много, а больших не хватает. Не выбрасывать же маленькие-то? Надо их сшить в большие. На Олимпийских играх висеть будут. Или на чемпионате каком-то, не помню. Гордость страны будут изображать, не хрен собачий!
АНЯ. Из кусков некрасиво.
ВЕРА ПАВЛОВНА. А кто издали увидит? Норма для начала – шестьсот флажков распороть и обратно сшить.
МАНАЙЛОВА. А вот нет!
ВЕРА ПАВЛОВНА. Да это немного, ты чего, Манайлова?
МАНАЙЛОВА. Людмила Петровна меня зовут! Передай по начальству: мы этого делать не будем! Мы не мартышки!
АНЯ. Вот именно!
ВЕРОНИКА. Ненормальный абсурд какой-то!
ТЕТЯ КОТЯ. В самом деле, как это: шили, шили, а теперь расшивай? Чокнешься!
МАНАЙЛОВА. И пусть в карцер сажают, пусть что хотят делают! Не будем работать!
АНЯ. Тем более – в таких условиях!Вой сирены.
Женщины кричат, а что кричат – не слышно.
Сирена умолкает одновременно с голосами женщин.