Серое небо асфальта - Альберт Родионов

Димка не успел даже улыбнуться, снова удивившись успеху Демиурга, в мгновенном изучении современного слэнга, и испугаться за свои внутренние органы, как в коридоре послышался твёрдый шаг… металлическое сальто личины замка, и дверь открылась…

— Чего развалился козёл? — носок сапога взрыл бок под рёбрами и Дима горестно, протяжно хрюкнул, отрицая неверное определение. — Спать, лежать, не положено! — шконка, звякнув цепью, упала навзничь, сапог снова не прошёл мимо и теперь вонзился в солнечное сплетение уже севшего на полу Дмитрия. Шероховатая стена вонзила известковые зубы в спину, но поддержала в положении сидя, дыхание кончилось и рот удивлённо открывшись, не верил, что воздуха нет. Дверь закрылась со всеми полагающимися шумами и шаги за ней удалились…

ГЛАВА 21

— Можно? — дверь кабинета приоткрылась…

Первое, что он увидел — была красная туфелька на каблуке — шпильке. Затем дверь отворилась шире и высокая блондинка, кажется крашеная, вошла в помещение. Она была странно красива в свои тридцать два… или тридцать пять: высокие скулы, оленьи глаза с поднятыми вверх уголками; пухлые, крепко сжатые губы, делали её несколько строгой, но испуг всё же читался в раскосых зеркалах души… и следователь Чистяков довольно усмехнулся:

— Конечно, проходите, присаживайтесь, пожалуйста, — он галантно протянул руку к напротив стоящему стулу и подвинул к себе, положенную на стол повестку. Почитав её несколько дольше, чем обычно, поднял брови и стал рассматривать переносицу женщины, каждую поринку кожи меж глаз, измеряя расстояние между ними… Он почти видел, как удивлённо испуганно бегали её зрачки из угла в угол, и наслаждался… давно чувствуя в себе призвание, верил в предназначение… свыше, в то, что он — сам — таковой и есть!

"Психология — вот его конёк, его плюс, его рост! Этим древним беззубым ищейкам в управлении и невдомёк, что можно творить с материалом при применении психологического подхода к отдельному… он подумал "индивиду", но решил, что это слишком и остановился на термине "вид". Конечно виду! чем они отличаются от животных? Высокоразвитостью? Вряд ли! Стадо, то бишь быдло, неразвитое вовсе, перестаёт быть человечеством, когда над ним экспериментируют!"

Он пожевал губами, нахмурив брови и подумал: не слишком ли горячится с выводами, как-то не скромно звучали мысли в его голове… но это если пытаться увидеть в себе добренького, это для других, пожалуй…

Блондинка ёрзала на стуле и краснела апоплексическим румянцем… Если бы была постарше, он бы подумал: стоит ли так долго держать тишину, но экземпляр был достойный — "кровь с молоком", — говорил про таких его дед, поэтому мысли о человекоживотных вернулись восвояси…

Он подумал, что хочет быть честным, хотя бы перед самим собой, и снова попытался разобраться: нужна ли ему эта мораль — лузеров?!

— Не думаю, — скользнула правда…

Где-то в глубине грудины стало холодно, но приятно от сознания, что он честен, вот именно сейчас, именно с собой, что очень не маловажно. Не мало… оттого, что человек именно себя первого пытается обмануть, а уж потом берётся за окружающих, потом привыкает к своей удобной правде, сидящей на нём, как костюм от классного портного и начинает верить в то, что остальные думают и живут так же, что если не успеешь ты… то успеют тебя!.. Нет, он не дурак, он тонкий психолог, он ещё Фрэйда прочтёт и присных с ним, он, возможно, сам когда-нибудь напишет философский труд или книжку по психологии.

Его лицо озарила, или погасила, (вам виднее) сардоническая улыбка… блондинка отшатнулась и не выдержала паузы:

— Почему вы так на меня смотрите? Я ничего противозаконного не сделала! — она устала нервничать и сделала жёстким взгляд.

— Простите, несколько профессионально, что поделаешь, служба! — улыбка мгновенно села на лицо следователя. — Догадываетесь, о чём пойдёт разговор?

— В самых общих чертах… дело в том, что мы с Дмитрием давно не живём вместе, — Лиза замялась… — Он просит такие огромные деньги… Но я знаю точно — он не мог убить, и избивать одного — толпой… — тоже не мог, это я знаю точно! — она дёрнула в сторону головой, потом кивнула и было не понятно: утверждение это или неуверенность.

— Скорей всего, так оно и есть… но… факты вещь упрямая, тем более показания свидетелей… — следователь полез в стол и достал серую картонную папку. — Вот, смотрите… — он крутнул документы к Лизе и тонким, с аккуратно подпиленным ногтем, пальцем, повёл по бумаге… — Видите? Пенсенков и Коклюшков показывают, что потерпевшего били, после падения на пол, все, кроме Марии Разваловой, между прочим, сожительницы вашего бывшего мужа.

— А она что же? — как-то отрешённо спросила Лиза, рассматривая трещинку рядом с портретом на стене, за спиной следователя.

— А она, судя по показаниям, в это время бегала вызывать скорую!

— Ну?..

— Милиция приехала позже скорой, но все они, каждый в своё время оказались в нужном месте! — следователь грустно вздохнул и чуть оттянул узел галстука вниз. — Вот так вот! — он внимательно всмотрелся в пустые глаза женщины.

— Ну?

Его глаза похолодели, но он сдержался…

— Вам что-то не ясно?

— Именно!

— Вы письмо читали?

— Ну!?

— Что "ну"? Будете мужа вытаскивать или на цугундер его? — следователь сжал губы в тонкие нитки.

Она заметила, что губы мента пропали, и спрятала свои… они даже чем-то стали похожи, он и она.

— У меня нет таких денег, могу адвоката… разве что… — она стыдливо вздохнула. — Сын учится в институте, работаю одна… нет, вряд ли! — её руки нервно разгладили юбку на коленях.

— Адвокат ему, что мёртвому припарки! — жёстко прозвучало в ответ, и она ещё больше склонила голову.

— А если я… — её голос дрогнул, — сообщу о вашем вымогательстве в прокуратуру? — сил поднять голову не нашлось, и голос упёрся в пол…

— Ну, будут у меня неприятности, но у вашего мужа ещё большие, да и доказательства нужны, магнитофона-то в сумке у вас нет?! Или есть? — он натянуто улыбнулся. — Увы, думайте сами, решайте сами, иметь или не иметь! — его сухой смешок посыпал песочком…

И она закашлялась…

Стакан воды был заботливо наполнен и пододвинут…

— Вас поимеешь, как же! Волки! Точнее — шакалы, гиены, стервятники! — пустой стакан громко установился на полировке стола.

— Не нужно так нервничать, я, между прочим, вам помочь хочу, но я не один и не самый главный, — он едко ухмыльнулся, — а был бы самый, то всё бы продала, всё бы заняла, и то было бы мало!

— А не наоборот — в один рот? — Лиза тоже криво усмехнулась с ненавистью глядя на разгулявшегося мусора.

— В таком случае его бы здесь вообще не было — вашего бывшего благоверного, исключалась бы сама возможность попадания его в эти стены, если бы вы имели выход наверх! Видите, как я с вами откровенен?! — он нетерпеливо вздохнул. — Сколько можете? И это разговор последний! Не сговоримся, упекут твоего бича на декашку, то есть на десятку, учти!

— Ну, если мы уже на "ты", то — половину, или пусть сидит, но это уже будет на твоей совести! — Лиза пошла ва-банк, понимая, что плетью обуха не перешибёшь. Если бы здравствовал папа, что-то можно было исправить, но сейчас… Мать Димы тоже исключалась, уже три года, как она уехала на Дальний Восток с новым мужем. Лиза не осуждала её, каждый имеет право хоть на капельку счастья, а если и не счастья, то на право не быть одиноким. Надежда Петровна и так десять лет провдовствовала, и когда в её жизни появился отставной подполковник Мишкин… Она любила называть его по фамилии; "Мишкин" — говорила она и её тускнеющие с возрастом глаза набирали былого блеска. Лиза изредка писала ей, раз в год, примерно, и год назад, как и прошлый, не сказала правды о Диме. Надежда Петровна обижалась, что он не пишет, и грозилась приехать! Лиза подумала: "Не попросить ли денег у неё?.. — но думала не долго. — Пожалуй, серьёзной суммой она помочь не сможет, а по мелочам не стоит её расстраивать, в таком возрасте это просто опасно! Да и не приедет она, так, пугает только! Из-за кого другого, может, подсуетилась бы, но не Димки. — Лиза вспомнила Надежду Петровну, её часто неискреннюю улыбку, постоянно кокетливые девичьи амбиции, километрами завышенное мнение о себе, своей правде, и поёжилась…

Сумма — в семь тысяч долларов — имела место быть, но все она отдать не могла, Фрэд должен был учиться!

— На пару лет учёбы двух тысяч хватит, а там видно будет… Если что… есть ещё квартира! Разменяю… проживу в однокомнатной! — решила она. — Пять… и это окончательно! — твёрдо подтвердила Лиза вслух и, наконец, подняла голову.

Следак сглотнул слюну, втянул на место узел галстука, долго смотрел на жертву и деланно безразлично спросил:

— Когда?