Пленники хрустального мира - Мария Кущиди

Когда перед собой я увидел едва различимый плачущий силуэт Терезы, быстро уходящий во тьму, я не смог удержаться на месте, бросившись за ней. Что-то очень холодное преградило мне путь, заставив остановиться.

Придя в себя, я осторожно провел руками по ровной поверхности, в какой-то момент нащупав дверную ручку. Она казалась такой холодной, что я едва мог устойчиво схватить ее, переборов неприятное жжение, пронзившее пальцы невидимыми тоненькими иголочками.

Когда я все же опустил дверную ручку, легко толкнув дверь, на меня внезапно набросилась волна могильного холода, переполненная горьковатым привкусом, который медленно оседал на моих губах.

Кругом была непроглядная темнота, не позволяющая увидеть то, что меня окружало в эту трепетную минуту, в которую могло произойти все, что угодно.

Яркий свет, внезапно бросившийся мне прямо в глаза, ослепил меня, и я в очередной раз ощутил на себе давно забытые ощущения, которые были известны только ребенку, беспечно верящему в спасительную силу добра.

Кругом все было покрыто белоснежным снегом, который не переставал сыпать на сонливый мир, предвкушающий какое-то очень трепетное событие для счастливой семьи Кёллер. В этот день все было идеальным, непоколебимым и абсолютно готовым к празднованию двенадцатого дня рождения наследника уважаемой многими семьи. Воздух, пропитанный дурманящим ароматом изысканных блюд, наполнял собой светлые стены поместья, заставляя каждого позабыть о своих некогда важных делах.

Все с нетерпением ждали приезда фотографа, который должен был запечатлеть важный момент в жизни юного наследника, который, по словам отца, обязательно займет его место за дорогим рабочим столом кабинета, став следующим хозяином старинного поместья.

Январское зимнее солнце безукоризненно освещало каждый уголок затерявшегося в хвойном лесу мирка, заставляя крупицы белоснежного снега сиять так ярко, как никогда. Все было идеально в этот день и, казалось, ничто уже не могло его испортить, но финал этой истории сам говорил за себя.

Спрятавшись в тяжелом шкафу, я пытался не дышать, не издавать ни звука, боясь, что он может меня услышать.

Сердце бешено стучало в груди, а по венам текла кровь, заледеневшая от прежде не испытанного страха. Он был где-то здесь, в моей комнате, хоть и не подавал никаких звуков. Я знал, он терпеливо ждет, когда я сдамся, открою дверцу, чтобы проверить, здесь ли он или уже давно ушел. Нет, я однозначно не открою эту проклятую дверцу, не попаду в его руки, как это было тогда. Он не обманет меня на этот раз, у него ничего не выйдет.

Только бы дождаться приезда того фотографа, только бы за мной кто-нибудь пришел, чтобы позвать вниз, ко всем. Но сейчас я здесь, загнан в ловушку, из которой нет выхода. Он обязательно поймает меня, если я сдамся так просто. Нужно ждать, нужно просто ждать, когда приедет фотограф. Сколько сейчас времени? Не знаю, я даже не посмотрел на часы, когда залез в этот шкаф, услышав, как приближаются его шаги. Нет, нужно ждать, набраться терпения и ждать, когда внизу раздастся знакомый голос пожилого фотографа.

Тело быстро начинает неметь, и через пару минут я уже не чувствую ни ног, ни рук, боль в которых усиливается с каждой секундой. Шевелиться нельзя, иначе он услышит, откроет шкаф и увидит меня… Нельзя сдаваться, нужно продолжать ждать, примерно отсчитывая прошедшее время.

Когда внизу раздается долгожданный голос старика, я понимаю, что спасен, забывая о той ноющей боли, что безвольно засела в моем теле. Через пару секунд я слышу, как к комнате приближаются быстрые шаги Терезы. Когда они едва касаются порога комнаты, я спешу открыть дверцу шкафа, чтобы выбраться из этого ящика до того, как Тереза заглянет в мою комнату. Я успеваю как раз в тот момент, когда ее шаги останавливаются на пороге комнаты.

Морозная свежесть ударяет мне прямо в лицо, а непослушный, едва ощутимый ветерок бросает мне в глаза холодные колючие снежинки, заставляя меня прищуриваться. Яркая вспышка резко ослепляет меня, и через какое-то мгновение худощавый старик, бурно обсуждая что-то с родителями, протягивает им свеженькую фотографию, которая обязательно будет добавлена в семейный фотоальбом, а затем годами будет храниться в отцовском кабинете.

Когда все оживленно удаляются в сторону поместья, предвкушая утонченные краски бала, я чувствую, как он снова сморит на меня, не сводя своего холодного взгляда, от которого по моей спине всегда пробегала целая армия покалывающих мурашек.

Я не могу сдвинуться с места, понимая, что он уже не перестанет смотреть, наблюдая за каждым моим движением.

Нужно было перестать обращать на него внимание. Нужно было просто забыть о том, что он всегда находился рядом.

Подходя к своему логическому завершению, праздник постепенно терял свой шарм, безумно измотав каждого, кто принимал в нем активное участие.

За окном уже давно опускалась ночная мгла, укрывая засыпающий мирок темной вуалью.

Попрощавшись с Эндианом, я направился в свою комнату, едва передвигая ногами.

Этот день я вряд ли когда-то смогу забыть, ведь он был просто неотразим, а это теплое чувство радости, которое, как мне казалось, давно мною забылось, снова вспыхнуло в моей груди, и я уже не мог (да и не хотел) ему противостоять.

Когда моя рука легко легла на дверную ручку, вот-вот готовая опустить ее вниз, я почувствовал, как какое-то резкое чувство насквозь пронзило меня.

Холод забрался в мои легкие, скоро поработив и все тело. Я чувствовал, как он снова прожигает меня своим презирающим взглядом, в котором никогда ничего и не было, кроме этого ненавистного пустого чувства.

Едва найдя в себе силы, чтобы обернуться, я в последний раз увидел его холодные серые глаза, которые медленно выпивали из меня последние капли жизни.

Бросив опустевшее тело в зимнем лесу, надежно спрятав его в мертвом диком терновнике, он искренне надеялся, что обо мне забудут так же легко, как когда-то забыли о нем. Но как же он тогда ошибся, разрушив не только одну хрупкую жизнь, но и все, что было создано семьей большими усилиями.

Почувствовав что-то неладное, материнское сердце Терезы привело ее к мертвому телу любимого сына, едва запорошенному легким снежком. Тогда весь ее мир резко перевернулся с ног на голову, а ее душа, не выдержавшая вида этой невинной крови, оборвалась, как тонкая струна.

Она не хотела этого делать, но что-то заставляло ее наказать виновника в гибели целого мира, ради которого она когда-то пожертвовала всем, собирая его буквально по кирпичикам. Ее руки, держащие подушку над постелью спящего ребенка, никак не могли унять дрожь. Тереза не хотела этого делать, она не хотела причинять кому-то вред, но когда она окончательно призналась себе в этом, перед ней уже лежало бездыханное тело сына, лицо которого было закрыто пуховой подушкой.

Она не могла поверить, что смогла это сделать, смогла забрать жизнь, которую сама же создала, когда-то очень давно обещая любить и защищать. Что ей оставалось теперь, когда она так легко все потеряла, погрузившись во тьму, что беззаконно тянула к ней свои скользкие руки?..

Покачиваясь, она вышла из комнаты, задыхаясь от собственных слез. Незаметно пройдя по спящим коридорам, она вышла во двор, упав на колени перед великим ночным светилом. Как же она могла предать свою любовь? Как же она смогла все потерять в один миг?..

Белоснежная пелена ледяного тумана, преступно подкравшаяся к ней, поглотила ее, обратив некогда горячую кровь в самый настоящий лед.

Когда туман отступил, Тереза была уже мертва. Она вряд ли могла чувствовать, как по ее волосам голубоглазая девочка нежно проводила своей крохотной ручкой, напевая ей тихую мелодию, от которой холод постепенно начал усиливаться.

Задыхаясь от нехватки воздуха, я, схватившись за грудь, лихорадочно пытался вернуть себя к жизни. Голова кружилась, а перед глазами безбожно зияла холодная