Шлюпка - Шарлотта Роган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну нет. Грейс держалась обособленно. Мне думается, она больше прислушивалась к мистеру Харди, нежели к миссис Грант. Мы между собой решили, что ей претит подчиняться женщине. Вы же знаете, муж ее был крупным банкиром, — очевидно, это его влияние. А кроме того, она, как я понимаю, чувствовала свою вину за наше бедственное положение, ведь шлюпка была полна под завязку, когда в нее запихнули Грейс. Нет-нет, если она и держалась с кем-то вместе, так только с Мэри-Энн.
Затем он показал Грете полученное мною письмо, в котором ее рукой было написано: «По мнению адвокатов, я вообще не должна с тобой переписываться, чтобы не создалось впечатление, будто мы в сговоре. Но передай миссис Грант, чтобы она не беспокоилась. Мы все знаем, что нужно делать!» — и спросил:
— Вы о чем-нибудь договаривались с остальными свидетельницами?
— Конечно нет, — ответила Грета.
Но профессионализм мистера Райхманна был настолько высок, что Грета могла говорить что угодно; сейчас ее отрицание дало ему повод обратиться к присяжным:
— Вы заметили, какую власть имели над этими женщинами Урсула Грант и Ханна Уэст? Почему же мы должны считать, что Грейс не поддалась их влиянию?
Кто бы мог подумать, что в последний момент здесь появится Аня Робсон, которая даст самые убийственные показания? В шлюпке она не делала ровным счетом ничего. Ни разу не взялась за черпак, не подошла ни к одному из больных, но, когда она признала это вслух, присяжные нисколько не возмутились, ведь на ее попечении был сынишка, Чарльз.
В начале процесса обвинитель представил суду макет шлюпки с просверленными в скамьях четырьмя десятками круглых отверстий, что позволяло разместить там тридцать девять условных фигурок. Фигурки были помечены фамилиями пассажиров, и он вручил несколько штук Ане, чтобы та расставила их в соответствии с нашим местонахождением в момент расправы над мистером Харди. Мистер Райхманн высказал протест против этих игр: он заявил, что отверстия создают ложное впечатление, будто такие шлюпки вмещают сорок человек, тогда как на этапе предварительного следствия он установил, что конструкция шлюпок не отвечала параметрам, указанным в проектной документации. После того как его протест был отклонен, Аня поставила фигурку Мэри-Энн рядом с моей. Нашла соответствующие дырочки для Ханны, миссис Грант и мистера Харди, а себя поместила прямо за спиной Мэри-Энн. «Они думали, я пустое место, раз занимаюсь только сыном, — высказалась она, — но я-то все видела», — и она принялась честить нас троих на чем свет стоит. Рассказала, как по приказу миссис Грант мы с Ханной избивали мистера Харди, пинали его по коленям и голеням, пока тот не рухнул прямо к нам в объятия. По ее словам, у Мэри-Энн случился глубокий обморок, но мы с Ханной вдвоем без труда одолели мистера Харди, у которого была серьезная травма руки. Аня была права только в одном: ее действительно считали пустым местом, но, если вдуматься, она сумела спасти сына и тем самым выполнила свое единственное предназначение.
Затем мистер Райхманн заставил ее признать, что я, в отличие от большинства женщин, не голосовала за вынесение приговора мистеру Харди. В ответ на дальнейшие вопросы ей пришлось сказать, что после гибели мистера Харди я вернулась на свое место рядом с Мэри-Энн и после этого фактически не общалась ни с Ханной, ни с миссис Грант. Кроме того, она заявила, что все время держала нас с Мэри-Энн в поле зрения и слышала многие наши разговоры.
— Что именно вы слышали?
— По-моему, у них вышла ссора: Мэри-Энн чуть не плакала. Но потом вроде помирились: в последние дни уже сидели в обнимку, только Грейс иногда отходила, чтобы помочь мистеру Нильссону держать курс. Между прочим, Мэри-Энн умерла на руках у Грейс. Видимо, Мэри-Энн попросила Грейс сохранить колечко, которое Роберт, ее жених, подарил ей при помолвке, и Грейс надела его себе на палец перед тем, как покойную Мэри-Энн опустили в море.
Последнюю часть ее показаний я выслушала с неподдельным интересом, потому что вся неделя, которая отделяла гибель мистера Харди от нашего спасения, слилась у меня в одну туманную полосу — я даже не могла понять, куда делась Мэри-Энн. Смутно помню какие-то свои мысли насчет того, что кольцо Мэри-Энн надо бы передать Роберту, но если я и сняла у нее с пальца золотой ободок, то, наверное, где-то потеряла, потому что у меня его нет — это точно.
Когда мы выходили из зала суда, на меня лавиной нахлынули все открытия того дня, и я сказала мистеру Райхманну:
— Это конец. Такие показания не оставляют нам шансов на оправдательный вердикт!
С каким-то тайным ликованием во взгляде он оттащил меня в угол коридора:
— О чем вы? Ее свидетельство по поводу голосования — это наш козырь! Миссис Робсон и Грета тоже оказались на высоте: они провели черту между вами и двумя другими ответчицами. Только почему вы сами не рассказали мне про Мэри-Энн?
— Что именно? — не поняла я.
— Что она умерла у вас на руках!
— Вероятно, так и было. Тот день начисто выпал у меня из памяти. Посмотрите мои дневниковые записи. В них есть все, что я помню. Вспомнила бы что-то еще — непременно записала бы, но последние дни для меня как в тумане.
— Хватит изображать из себя пассивную жертву, — бросил мистер Райхманн, застегивая плащ перед тем, как отправиться туда, где планировал провести вечер.
Впервые за долгое время распрямив плечи, я дождалась, пока он не разберется с пуговицами, и посмотрела ему в глаза как равная.
— По-вашему, я притворяюсь, мистер Райхманн?
Он выдержал мой взгляд, но тут же подмигнул со словами:
— Нет-нет, сегодня все прошло как по маслу.
Хотя он не ответил на мой вопрос, его слова почему-то меня окрылили и мы тепло распрощались, но я напомнила себе, что радоваться еще не время — надо сперва выйти на свободу.
— Вы, наверное, сейчас придете домой, к своей милой жене, и сядете ужинать, — сказала я, с горечью думая о своем несостоявшемся счастье с Генри.
— Боже упаси! — воскликнул он. — Жена была бы мне помехой.
— Значит, вы еще не встретили свою половинку. Всем известно: за каждым преуспевающим мужчиной стоит женщина. Генри отчасти из-за этого на мне женился.
— Обо мне не беспокойтесь — подумайте лучше о себе. Пора вам что-то решать на будущее.
Не забывая о тяжести выдвинутых против меня обвинений, я невольно рассмеялась. Мистер Райхманн, блистательный адвокат, профессионал до мозга костей, оставался мужчиной, а мужчинам не дано постичь те решения, которые принимают или не принимают женщины.
Решения
На суде меня все время характеризовали как нерешительную, и я ничуть не возражала. В самом деле, когда вершилась судьба мистера Харди, я заняла половинчатую позицию. Обе стороны не могли мне этого простить. Сама не знаю, почему я не примкнула ни к одному лагерю: то ли от изнеможения, то ли от природного равнодушия. Если вспомнить, даже мое замужество, которому я, в силу многих причин, была несказанно рада, не вызвало у меня безудержных восторгов, равных тем, с какими Мэри-Энн рассказывала о Роберте. Изредка я ощущала приливы радости, но они не доставляли мне удовольствия: мне казалось, это почти экзальтация, которую следует подавлять или, во всяком случае, загонять внутрь. А если вдуматься, что сталось с теми, кого обуревали эмоции? Священник бросился за борт, Харди и Мэри-Энн лишились жизни, а миссис Грант с Ханной сидят в тюрьме. Там же держат и меня, но я сама по себе и никогда не была с ними заодно.
Когда стало ясно, что миссис Грант так или иначе добьется своего, я легко переметнулась в ее лагерь; на стороне Харди до конца оставался только один человек — мистер Хоффман. Но, единожды приняв решение, я потом не колебалась и ни о чем не жалела. Никто меня не принуждал, и, невзирая на уговоры адвоката, я так и не смогла заявить, что в шлюпке кто-то угрожал мне расправой, прямо или косвенно. Мистеру Райхманну пришлось говорить от себя:
— Представьте, что вы оказались на месте Грейс, перед лицом этих властных женщин, на утлом суденышке, в открытом море. У всех на виду эти самые женщины обрекли человека на смерть. Неужели вы сами, опасаясь за свою жизнь, не подчинились бы их требованиям?
Не стану утверждать, будто именно так и думала, выталкивая мистера Харди из шлюпки. Когда судья дал мне слово, я даже возразила мистеру Райхманну, однако тот повернулся к присяжным и бросил:
— Заметьте, она до сих пор их боится.
Во время перекрестных допросов эта тема возникала не раз. Обвинитель задал мне вопрос, угрожал ли впрямую мистер Харди кому-либо из женщин; я вынуждена была ответить отрицательно. Мой адвокат тут же повернул это к своей выгоде и спросил, получала ли я прямые угрозы от Ханны или миссис Грант; подразумевалось, что за отказ подчиниться я поплатилась бы жизнью, как мистер Харди.