Весна незнаемая. Книга 2: Перекресток зимы и лета - Елизавета Дворецкая

– От безделья не хожу! – отозвался Громобой. – По делу пришел к тебе, дядька! Макошины дочки тебе кланяются!

– Спасибо! – прогудело из клубящегося вихря. – Сам-то я не вижу их. Пропали племянницы мои, порастерялись. Как же ты-то ко мне добрался, сын Грома?

– По дубу залез, – отмахнулся Громобой. – Ты мне вот что скажи, дед: можешь мне помочь велетов от Стрибожина-города отогнать?

– А зачем тебе? – прогудел Ветровой Дед. – Всякую зиму приходит племя Зимерзлино под мой любимый город, а как отец твой проснется да своим копьем огненным взмахнет – так и рассыплются.

– Не проснется мой отец! Или ты, старик, тут лежишь и ничего не знаешь? Чаша Макошина разбита, на земле зима, а весна в плен заключена. И никак ее не вызволить, пока кольцо Небесного Огня не добыть. А перед Стрибожином велеты стоят.

– Не проснется? – низким голосом вздохнул Стрибог, и от его вздоха могучий ветровой поток потек с вершины мира вниз, сорвался с края, как водопад, и внизу в исполинской чаще загудело и завыло. Мощные деревья волновались, как легкие травинки, и Громобой мельком подумал, как бы эта беседа не сдула с лица земли все живое. – Значит, спит Перун в темной туче, а ты, сын его, его работу хочешь делать?

– Приходится! – Громобой повел плечом. – Не ждать же, пока Зимерзла весь белый свет заморозит. Так что, дед, поможешь?

– А чем тебе помочь?

– Чем? – Громобой посмотрел на свои руки. – Меч мой на земле остался. Мне бы чего-нибудь такое…

– Меч твой вернется, как пора придет! – Стрибог усмехнулся, и его белые волосы взвились сплошным клубом-облаком. – А вот одному плохо воевать – дам я тебе четырех товарищей, четырех родных братьев. Пока зима, им отсюда одним ходу нет, а ты их на волю выведешь. А я-то и не чуял, что срок пришел. Выведи их к земле, а там они и тебе, и всему белу свету послужат.

Стрибог приоткрыл свой закованный рот и дунул в воздух. Громада стоячих ветров сдвинулась, заколебалась, и перед Громобоем появился парень – рослый, длинноногий, с длинными светлыми волосами. Глаза его холодно мерцали, как белые зимние звезды, волосы колебались сами собой, и с них стекал стылый ветер. В руке он держал светлое, как будто ледяное, копье.

– Вот тебе первый брат – Ветер Полуночный! – сказал Ветровой Дед и снова дунул.

Рядом с Ветром Полуночным встал другой парень – румяный, с золотистыми волосами, и от него веяло теплом. Увидев Громобоя, он радостно улыбнулся ему и тряхнул кудрями.

– Ветер Полуденный! – сам определил Громобой.

– Мы с твоим отцом всегда товарищи были! – весело откликнулся Ветер Полуденный, и его свежее дыхание несло запахи летних трав. – Каждую весну мы с ним вместе на битву выходили, Зимерзлины племена разбивали, красное солнышко в мир выпускали!

– А со мной пойдешь? – спросил Громобой.

– Как не пойти! Притомились мы здесь, у Деда в рукавах сидючи. Пойдем с тобой. Правду говорю, братья?

Он огляделся, и Громобой увидел поодаль еще двух парней. У них волосы были русые, сероватые, у одного левая щека румяная, у другого – правая.

– Ветер Восточный! – назвался один.

– Ветер Закатный! – эхом откликнулся другой.

– Пойдете со мной?

– Пойдем!

– Ну, ступайте! – Сам Ветровой Дед пошевелился, приподнялся, и всех пятерых покачнул исполинский порыв ветра – невидимый, неощутимый, но такой сильный, что устоять было невозможно. – Ступайте!

Ветровой Дед выпрямил голову, его борода и волосы встали дыбом, а низкий голос загудел:

Из-за леса стоячего,Из-за облака ходячегоВыпускаю я четырех братьев, четырех ветров!Первый брат – Ветер Полуночный,Второй брат – Ветер Полуденный,Третий брат – Ветер Восточный,Четвертый брат – Ветер Закатный!Не ходите вы, ветры, зеленого леса ломати,Не ходите на поле из корени вон воротити,Не ходите пещеры каменны разжигати,Не ходите синие моря колебати!А подите вы, ветры, через леса дремучие,Через горы толкучие, пески зыбучие,Не оброните силы своей ни на лес, ни на гору,А несите ее к городу Стрибожину,На племя темное, велетово…

Голос Ветрового Деда звучал все гуще и гуще, вздымался все выше и выше; голос этот наполнил и захватил все существо Громобоя. Песня будила его внутреннюю мощь, сила ветров заставляла каждую жилку трепетать и рваться к делу. Не помня себя, Громобой ударился оземь и взмыл вверх, подброшенный своей неистовой силой: четыре мощные конские ноги готовы были нести его через весь свет, от края неба и до края, не расплескав и не уронив этой силы. С ликующим ржанием он рванулся вперед и краем глаза увидел по бокам еще четырех жеребцов. В вороном он сразу узнал Ветер Полуночный, в белом угадал Ветер Полуденный, Закатный и Восточный обернулись гнедым и серым. По их шкурам пробегали белые ледяные искры, синие тени облаков, розовые отблески заката; буйные гривы развевались длиннее самих тел, и кони мчались по прозрачной тверди воздушной тропы, высекая белые искры и рассыпая громовые раскаты по поднебесью.

Громобой первым ринулся вниз по склону ветровой горы, с восторгом ощущая беспредельность своей силы, неудержимую быстроту своего бега. Грудью разрывая на бегу плотные ветра, не чувствуя никакой твердой опоры под копытами, да и не нуждаясь в ней, он летел и летел все быстрее, и четыре брата-ветра мчались за ним, будто его собственные крылья. А Ветровой Дед гудел им вслед свою песню, и она стлалась им под ноги, прокладывая дорогу:

Не катись сила твоя по чистому полю,Не разносись по синему морю,А пади сила твоя на племя Зимерзлино, велетово!Поднимается туча грозная,Мечется под той тучей гром и молния!Ходи по грому, сын Грома,Призывай воду морскую к проливанию!Возьми, Перун, тучу темную, каменную,Тучу огненную и пламенную!Гром грянул, молния пламя пустила!И от молнии той разбежалось племя велетово!И бежит оно за тридевять земель,За тридевять морей!Вселенная движетсяИ трепетна есть земля…

Громобой мчался вниз, вокруг него гудел исполинский лес, склоняясь в смертной битве с ветрами, ревели бури, хлестали дожди и секли метели, буйные ветры выгибали спины и вдруг становились морскими волнами, обдавая его влажной освежающей пеной. И через всю эту круговерть он скакал все вниз, вниз, и воздух вокруг делался все легче и теплее, ближе была земля, и он ощущал на своей горячей шкуре ее живое дыхание. Копыта стучали по лесной земле с корнями, потом по траве, потом он вдруг встал как вкопанный – прямо перед ним было подножие горы, затянутое синими тучами. А выше поднимались стены города, озаренные внутренним золотым светом, как будто там, за стенами, жило в плену само солнце.