Дьявольская альтернатива - Фредерик Форсайт

Все службы в этом новом аэропорту, из которого осуществляется руководство всеми полетами на дальнее расстояние из Москвы, были великолепны. По всей территории аэропорта были развешаны многочисленные красочные щиты, на которых превозносились достижения советской науки и техники, – странно, правда, что нигде на них не было малейшего упоминания, что все строительные работы выполнялись по контракту одной западногерманской фирмой, так как ни одна советская строительная организация не могла обеспечить должного уровня качества и завершения строительства в требуемые сроки. Западным немцам заплатили кругленькую сумму в твердой валюте, но в контракте были предусмотрены и жесткие санкции в случае, если аэропорт не был бы готов к началу Олимпиады 1980 года. По этой причине немцы использовали во время строительства только два русских ингредиента – воду и песок. Все остальное завозилось большегрузными грузовиками из Западной Германии с тем, чтобы быть полностью уверенным в том, что поставки будут произведены точно в срок.

В огромных залах для транзитных и отбывающих пассажиров они установили почтовые ящики для тех, кто хотел отправить перед отлетом из Москвы свои почтовые открытки. КГБ проверяет все письма, открытки, телеграммы и телефонные звонки, как поступающие, так и отправляемые из Советского Союза. Хотя для этого требуются огромные усилия, тем не менее это так. Но новые залы для отбывающих пассажиров использовались в Шереметьево как для международных, так и для внутренних рейсов на дальние расстояния в Советском Союзе.

Крим купил свою почтовую открытку в представительстве Аэрофлота в Лондоне. Негашеные советские марки, которые можно было наклеить на открытку (так, чтобы это соответствовало внутренним почтовым тарифам), были запросто куплены в специализированном филателистическом магазине Стенли Гиббонса. На открытке, представляющей из себя изображение сверхзвукового, пассажирского реактивного самолета Ту-144, было написано по-русски:

«Я только что выехал в командировку в Хабаровск с партийной группой нашего завода. Был так взволнован, что едва не забыл написать тебе. Поздравляю тебя с днем рождения 10-го числа. Твой двоюродный брат Иван».

Хабаровск расположен в дальневосточной части Сибири, рядом с Японским морем, – группа, которая должна была бы вылететь в этот город рейсом Аэрофлота, обязательно должна была воспользоваться тем же залом для отправляющихся пассажиров, что и транзитные пассажиры с рейса на Японию. Письмо было адресовано Давиду Мишкину по его Львовскому адресу.

Азамат Крим вылетел рейсом Аэрофлота из Лондона в Москву, чтобы пересесть там на рейс Аэрофлота в токийский аэропорт Нарита. У него был билет в один конец. Ему пришлось прождать около двух часов в зале для транзитных пассажиров в Москве. Здесь он опустил подготовленную открытку в почтовый ящик и вылетел в Токио. Сразу же по прибытии он пересел на рейс Джапэн Эйрлайнз и вернулся в Лондон.

Служащие КГБ в почтовом отделении московского аэропорта проверили открытку и, предположив, что она была отправлена каким-то русским своему украинскому кузену, – оба из которых проживали и работали внутри СССР, – отправили ее по адресу. Три дня спустя она прибыла во Львов.

В то время, как уставший и по горло сытый перелетами на реактивных самолетах крымский татарин возвращался по воздуху из Японии, меньший по размеру реактивный самолет внутренней норвежской авиалинии Бротхенс-САФЕ все еще парил высоко над рыбацким городком Алезундом, вскоре он начал снижаться по направлению к муниципальному аэропорту, расположенному на плоском острове через залив. Сидевший возле иллюминатора Тор Ларсен посмотрел вниз с внезапным приливом возбуждения, которое всегда охватывало его при возвращении в небольшой город, в котором он вырос и который навсегда останется для него родным домом.

Он появился на свет в 1935 году в доме рыбака, стоявшем в старом квартале Бугольмен, который уже давно был снесен, чтобы освободить место под строительство шоссе. Перед войной Бугольмен был рыбацким кварталом – масса деревянных домиков, выкрашенных в серый, голубой и ярко-красный цвета. Как и у всех других домов в их ряду, от небольшой веранды в задней части дома начинался двор, спускавшийся прямо к фиорду. Там была построена шаткая деревянная пристань, возле которой его отец, как и другие независимые рыбаки, швартовали свои небольшие суда после возвращения с моря; здесь с самого раннего детства его ноздри щекотал запах смолы, краски, соли и рыбы.

Еще ребенком он часто сидел на пристани своего отца, наблюдая, как мимо проходят большие корабли для швартовки в Сторнескее, и воображая те страны, которые они, должно быть, посетили там, – далеко за западным океаном. Едва ему исполнилось семь лет, как он уже мог управлять своим собственным маленьким яликом в нескольких сотнях ярдах от берега Бугольмена, направляя его туда, где стоявшая напротив, через фиорд, старая гора Сула отбрасывала свою тень на блестевшую на солнце воду.

«Он будет моряком, – заявил его отец, с удовлетворением наблюдая за ним со своей пристани, – не рыбаком, который останется вблизи этих берегов, а настоящим моряком».

Ему было пять, когда в Алезунд пришли немцы – огромные люди в серых шинелях, топавшие по мостовым подкованными сапогами. Настоящую войну он увидел, когда ему исполнилось семь. Стояло лето, и, поскольку в школе Норвой были каникулы, отец разрешил ему поехать с ним на рыбалку. Вместе с остальной рыболовной флотилией из Алезунда лодка отца вышла далеко в море под охраной немецкой лодки класса «Е». Ночью он проснулся оттого, что вокруг него двигалось множество людей. Вдалеке на западе мигали огоньки на мачтах флотилии с Оркнейских островов.

Рядом с суденышком его отца на волнах колыхалась весельная шлюпка, а на палубе команда лихорадочно переставляла ящики с селедкой. Прямо перед его изумленными глазами из тайника под этими ящиками появился бледный и изможденный молодой человек, которому помогли забраться в шлюпку. Через несколько минут она растворилась во тьме, двигаясь к оркнейской флотилии, – очередной радист из Сопротивления отправился в Англию для подготовки. Отец взял с него обещание никогда не упоминать о том, что он увидел. Неделю спустя вечером в Алезунде послышались щелчки ружейных выстрелов, и мать велела ему особенно усердно молиться, потому что его школьный учитель отправился на небеса.

К тому времени, когда он превратился в подростка, растущего не по дням, а по часам, – но уж точно быстрее, чем его мать успевала подгонять одежду, из которой он вырастал, – он увлекся радио и через два года сконструировал свой собственный приемопередатчик. Отец смотрел на созданный им аппарат с восхищением, – это было выше его понимания. Тору было уже шестнадцать, когда на следующий день после Рождества 1951 года он поймал «СОС» с терпящего бедствие посреди Атлантики корабля. Это был «Флаинг Энтерпрайз», чей груз сместился в трюме и теперь, во время шторма, показал себя.

В течение шестнадцати дней весь мир и норвежский подросток с замиранием сердца следили за тем, как американский капитан датского происхождения Курт Карлсен, отказавшись покинуть свое тонущее судно, кабельтов за кабельтовым постепенно продвигал его через бурю к южному побережью Англии. Тор Ларсен часами просиживал на чердаке, не снимая наушников и наблюдая сквозь слуховое окошко за разбушевавшимся океаном, начинавшимся сразу же за входом в фиорд, – он страстно желал старенькому сухогрузу благополучно добраться до порта. Но в конце концов 10 января 1952 года корабль затонул, не дойдя всего пятидесяти семи миль до гавани Фалмута.

Ларсен слышал по своему радио все перипетии этой борьбы, – последние, затухающие свистки, извещавшие о гибели судна и известие о спасении его бесстрашного капитана. После этого он снял наушники, отложил их в сторону и спустился вниз к родителям, которые сидели за столом.

– Я принял решение, – известил он, – относительно того, кем собираюсь стать. Я буду капитаном дальнего плавания.

Спустя месяц он поступил на службу в торговый флот.

Самолет коснулся взлетной полосы и покатил на остановку возле небольшого уютного здания аэропорта, возле автостоянки которого в пруду плавали гуси. Его жена Лиза ожидала его с шестнадцатилетней дочерью Кристиной и четырнадцатилетним сыном Куртом. Эта парочка верещала, словно сороки – и во время короткой поездки через остров до парома, и на пароме, который перевез их через фиорд до Алезунда, и всю дорогу до дома, – их комфортабельного дома в стиле ранчо в стоявшем на отшибе пригороде Боунсете.

Как хорошо быть дома, подумалось ему. Он повезет Курта на рыбалку в Боргунд Фьорд, как и его отец брал его, когда он был юношей, – они устроят пикник в эти последние оставшиеся от лета деньки прямо в их небольшом катере с каютой или на каком-нибудь одном из крошечных зеленых островков, разбросанных по всему фиорду. Впереди его ждал трехнедельный отпуск, – потом Япония, а в феврале – капитанский мостик на самом крупном корабле, который когда-либо видел мир. Он проделал огромный путь от деревянного домика в Бугольмене, но Алезунд по-прежнему был его домом, и ни одно место во всем мире не могло с ним сравниться для этого потомка викингов.