Дьявольская альтернатива - Фредерик Форсайт

В полдень 8 октября оба государственных деятеля и сопровождавшие их двадцать советников вошли в огромную Лонг Гэллери, отделанную изделиями из фарфора «веджвуд» голубого цвета в стиле Помпей, – этот зал имеет в длину 140 футов. Почти вся середина этого зала была занята сверкающим столом в стиле одного из Георгов, с каждой стороны которого и расселись делегации. По сторонам каждого министра сидели эксперты по оборонным вопросам, системам вооружений, ядерной технологии, космосу и ведению боевых действий с использованием танковых соединений.

Оба государственных деятеля прекрасно отдавали себе отчет, что их присутствие здесь необходимо только для того, чтобы формально возвестить об открытии конференции. После официальной церемонии открытия и договоренности о повестке дня они должны были вылететь домой, оставив переговоры на попечение глав делегаций – профессора Ивана И. Соколова со стороны Советов и бывшего заместителя министра обороны Эдвина Дж. Кэмпбелла со стороны американцев.

Оставшиеся помещения на этом этаже были отданы в распоряжение стенографистов, машинисток и аналитиков.

На один этаж ниже (на первом этаже) в огромной столовой Каслтауна, окна которой были задернуты занавесями, чтобы приглушить падающие на юго-восточный фасад усадьбы солнечные лучи, – не поднимая шумихи, занимали места члены делегации на второй конференции. Главным образом это были специалисты по технологиям, эксперты по зерну, нефти, компьютерам и промышленности.

На втором этаже Дмитрий Рыков и Дэвид Лоуренс по очереди произнесли краткую приветственную речь, в которой выразили надежду и уверенность, что конференции удастся преуспеть в решении проблем, стоящих перед миром. После этого они сделали перерыв на обед.

После обеда профессор Соколов имел беседу наедине с Рыковым перед его отлетом в Москву.

– Вам известно наше положение, товарищ профессор, – сказал Рыков. – По чести сказать, незавидное. Американцы будут стараться получить все, что только смогут. Ваша задача заключается в том, чтобы держаться до последнего и свести к минимуму наши уступки. Но мы должны получить это зерно; несмотря на это, каждая уступка по уровням вооружений и размещению войсковых соединений в Восточной Европе должна немедленно сообщаться в Москву. Это должно быть сделано потому, что Политбюро хочет быть вовлечено в процесс одобрения или забраковывания уступок в чувствительных областях.

Он воздержался от того, чтобы сообщить о том, что под чувствительными областями понимаются те, которые могли бы воспрепятствовать будущему советскому наступлению в Западной Европе, а также о том, что политическая карьера Максима Рудина висит на волоске.

В другой гостиной на противоположной стороне Каслтауна, – эта комната, как и у Рыкова, была предварительно проверена его собственными специалистами по электронике на предмет обнаружения возможных «жучков», – Дэвид Лоуренс совещался с Эдвином Кэмпбеллом.

– Теперь все в твоих руках, Эд. Здесь будет все по-другому, чем в Женеве. Проблемы, стоящие перед Советами, не позволят им постоянно затягивать переговоры, делать перерывы и поминутно сноситься с Москвой, что тянулось бы неделями. По моему подсчету, они должны заключить соглашение с нами не позднее чем через шесть месяцев. Либо они сделают это, либо не получат зерна. С другой стороны, Соколов будет драться за каждый дюйм на этом пути. Нам известно, что каждая уступка по вооружениям должна немедленно сообщаться Москве, но и Москве придется на этот раз быстро принимать решение: согласиться или отказать, – иначе их время истечет. И последнее, мы знаем, что нельзя загонять Максима Рудина слишком далеко в угол. Если мы сделаем это, его скинут. Но если он не получит пшеницу, его все равно свергнут. Проблема заключается в том, чтобы найти необходимый баланс: получить максимальные уступки, не доводя до восстания в Политбюро.

Кэмпбелл снял очки и сжал пальцами переносицу. Он провел четыре года, мотаясь между Вашингтоном и Женевой, на безуспешные до сих пор переговоры по ОСВ и не был новичком в вопросах ведения переговоров с русскими.

– Черт побери, Дэвид. Звучит здорово. Но ты знаешь, что они никогда не отказываются от принятых заранее решений. Было бы чертовски здорово и сильно помогло бы нам, если бы мы знали, насколько далеко их можно загонять и где находится граница.

Дэвид Лоуренс открыл свой «атташе-кейс» и достал оттуда кипу бумаг. Он протянул их Кэмпбеллу.

– Что это такое? – спросил Кэмпбелл.

Лоуренс ответил, тщательно подбирая слова:

– Одиннадцать дней назад в Москве на заседании Политбюро Максим Рудин и Дмитрий Рыков получили добро на ведение этих переговоров. Но большинством всего в семь голосов против шести. Внутри Политбюро есть фракция, которая хочет прекратить переговоры и свергнуть Рудина. На этом заседании Политбюро установило точные параметры того, что профессор Соколов может или не может уступить, – того, что Политбюро позволит или нет отдать нам. Если превысить эти параметры, Рудина могут скинуть. Если это действительно случится, перед нами раскрываются весьма и весьма печальные перспективы.

– Итак, что же это за бумаги? – спросил Кэмпбелл, держа в руках кипу листов.

– Они поступили из Лондона прошлой ночью, – ответил Лоуренс. – Это стенограмма того, что происходило на заседании Политбюро.

Кэмпбелл в изумлении посмотрел на бумаги.

– Боже, – протянул он, – мы можем теперь диктовать наши собственные условия.

– Не совсем, – поправил его Лоуренс. – Мы можем потребовать максимум того, на что может пойти умеренная фракция внутри Политбюро. Стоит чуть-чуть перегнуть палку, и можно потерять все.

Визит британского премьер-министра и ее министра иностранных дел в Вашингтон два дня спустя описывался в прессе как неофициальный. Очевидной причиной для посещения первой женщины-премьера в Великобритании было выступление с приветственной речью на конференции союза англоговорящих стран с последующим визитом вежливости к президенту Соединенных Штатов.

Но большая часть последнего проходила в Овальном кабинете, где президент Билл Мэтьюз, по бокам которого сидели его советник по национальной безопасности Станислав Поклевский и госсекретарь Дэвид Лоуренс, подробно просветил своих английских гостей о многообещающем начале конференции в Каслтауне. Повестка, сообщил президент Мэтьюз, была согласована с необыкновенной живостью. По меньшей мере, три главных направления для последующего обсуждения были определены двумя делегациями с минимальными придирками со стороны Советов, хотя обычно они возражают по каждой точке и запятой.

Президент Мэтьюз выразил надежду, что после многих лет бесплодных переговоров Каслтаун наконец может привести к всестороннему соглашению о сокращении вооружений и численности войск, размещенных вдоль железного занавеса от Балтийского до Эгейского морей. Решающий момент наступил, когда встреча двух глав правительств подходила к концу.

– Мы считаем жизненно необходимым, мэм, чтобы та информация, которой мы располагаем сейчас и без которой конференция вполне способна закончиться неудачей, – чтобы эта информация продолжала к нам поступать.

– Вы имеете в виду «Соловья», – решительно уточнила британский премьер-министр.

– Именно его, мэм, – подтвердил Мэтьюз. – По нашему мнению, «Соловей» должен продолжать свою работу.

– Я вас поняла, господин президент, – спокойно ответила она. – Но мне известно, что уровень риска в этой операции очень велик. Я не даю прямых указаний сэру Найджелу Ирвину в отношении того, как он должен или не должен вести себя в руководстве его службой. Я полностью доверяю ему в этом отношении. Но я сделаю все, что смогу.

Только после того, как перед главным фасадом Белого дома закончилась традиционная церемония проводов английских гостей, – с не менее традиционным подходом к лимузинам и улыбками перед телекамерами, – Станислав Поклевский дал волю своим чувствам:

– В этом мире нет такой опасности для этого русского агента, которую можно сравнить с успехом или провалом переговоров в Каслтауне.

– Согласен, – сказал Билл Мэтьюз, – но Боб Бенсон сказал мне, что на данной стадии опасность заключается и в самом разоблачении «Соловья». Если это произойдет и его поймают, Политбюро узнает, что он успел передать нам. В этом случае их реакцию в Каслтауне вполне можно предвидеть: ничего хорошего для нас, во всяком случае. Поэтому «Соловья» надо будет либо заставить замолчать, либо вывезти, но только после того, как договор будет готов и подписан. А на это вполне может уйти еще шесть месяцев.

В этот же вечер, когда в Вашингтоне вовсю еще сияло солнце, в Одессе оно уже садилось, – в это время на рейде отдала якорь «Санандрия». Когда замолк стук якорной цепи, на сухогрузе воцарилось молчание, прерываемое только слабым жужжанием генераторов и посвистыванием стравливаемого пара. Эндрю Дрейк стоял на полубаке, оперевшись о перила, и смотрел на мигавшие в порту и городе огоньки.