Клиентоцентрированная терапия - Карл Роджерс

Джимми: Какими красками я могу рисовать? (Замечание адресуется терапевту.)

Фред: Рисуй какими хочешь!

Джимми: Это не очень вежливо, Фред.

Фред: Здесь не нужно быть вежливым.

Джимми: Мне кажется, что не очень хорошо быть невежливым.

Фред: Ты не понял. Здесь ты можешь делать все, что хочешь.

Джимми: Могу?

Фред: Разумеется!

Джимми: Это очень странно.

Терапевт: Фред чувствует себя здесь, как дома, но Джимми, похоже, удивлен, что никто не указывает ему, что и как надо делать.

Джимми: Да. Это очень странно, очень странно. (Начинает рисовать акварельными красками.)

Терапевт По-видимому, это не похоже на то, к чему ты привык, Джимми?

Джимми: Да. Это же как в школе, правда?

Фред: Да, как в школе, но тут другие возможности Ты все это поймешь потом, Джимми.

Джимми: Я? Гм-м.

Терапевт: Джимми все еще считает, что тут что-то не так.

Джимми (обращаясь к терапевту): Да. Все это очень странно, и вы очень странная женщина.

Терапевт: Здесь, вероятно, все очень отличается от того, к чему ты и я привыкли?

Джимми: Ага.

Фред: Не правда ли, она странная, Джимми? (Минуту они шепчутся.) Да, ты можешь сам сказать ей об этом!

Джимми: Вы хорошая учительница. (Краснеет.)

Фред: Она хорошая учительница.

Терапевт: Я вам обоим нравлюсь.

Джимми: Куда я должен положить эту кисточку?

Терапевт: Куда пожелаешь, это зависит от тебя.

Джимми: Боже мой, как это все странно!

Терапевт: Странно, потому что не требуют от тебя, делай вот это и только так?

Джимми: Конечно.

Фред: Ты поймешь, что здесь существует всего несколько правил. Ты даже можешь швырять эти резиновые ножи. Только так, чтоб они не упали в краски. (Добавляет задумчиво:) Во всем этом есть смысл.

Терапевт: По крайней мере, некоторые правила, похоже, вполне вас устраивают? (Ответа не последовало.)

Как явствует из этого отрывка, в своих предыдущих контактах с терапевтом Фред, по-видимому, понял большинство существенных особенностей терапевтического сеанса. Он понял своеобразную вседозволенность этого часа, его отличие от всякого другого опыта, его ограничения. Хотя эти особенности не были специально для него выражены в словах, он понял их достаточно ясно, чтобы объяснить их вновь прибывшему. Ребенок может почувствовать, что во время терапевтического сеанса "что-то происходит", даже если явно это "что-то" никак не выражается, Можно привести также пример Марты, одиннадцатилетней девочки, направленной на терапию из-за драчливости, постоянного употребления ругательств и хронического сосания пальца. Ее первые четыре терапевтических сеанса были заполнены, главным образом, пренебрежительными замечаниями о терапевтической ситуации, об игровых принадлежностях, об одежде терапевта, своей матери, своей учительницы, о школе и одноклассниках. Согласно оценке терапевта, на этих сеансах терапевтическое отношение не возникло. Однако, когда отец спросил девочку, на что была похожа игровая терапия, та ответила: "Ну, это что-то вроде облегчения или расслабления. Похоже на то, когда сходишь в туалет". По-видимому, термин "катарсис" не является абсолютным вымыслом.

Степень риска

Относительно вседозволенности в клиентоцентрированной терапии часто задают вопрос: "Разве нет опасности в том, что ребенок и вне терапии станет совершать социально недопустимые поступки и может столкнуться с серьезными неприятностями? Возможно, вся эта свобода самовыражения в рамках терапии не приносит ничего хорошего ребенку и еще меньше его родителям?" Есть несколько возможных объяснений, почему маловероятно, что такого рода терапия будет побуждать ребенка к "неправильному поведению". Прежде всего потому, что терапевт тщательно воздерживается как от восхваления чего-либо в поведении ребенка, так и от "забрасывания его тухлыми яйцами" с целью выразить свое негодование. Поэтому данный подход скорее способствует возникновению у ребенка чувства ответственности за свои поступки, чем ведет к безответственному поведению; ребенок не может возложить эту ответственность на терапевта. Во-вторых, ребенок обычно в достаточной мере понимает, что занятия терапией есть нечто иное, чем повседневная жизнь. Вышеприведенный случай Фреда является подтверждением этому. В-третьих, запреты, пережитые ребенком в его жизненной ситуации, не устраняют в нем потребности в разрушительном поведении.

Если терапевт предстанет на занятиях как еще один агент социума, то ребенок вновь столкнется со своими старыми проблемами. Для ребенка, по-видимому, очень важно, чтобы во время терапии его воспринимали с уважением, несмотря на его явные недостатки. Ребенку, почувствовавшему себя в достаточной безопасности, необходима психическая "разрядка", то есть открытое выражение своих чувств, независимо от того, насколько они антисоциальны. Он не может быть уверен в том, что терапевт действительно принял его, пока не подвергнет его испытанию, демонстрируя негативные аспекты своей личности. Четвертая причина, почему игровая терапия едва ли может провоцировать социально неприемлемое поведение вне терапевтических занятий, состоит в том, что восприятие терапевтом ребенка таким, каков он есть, скорее приводит к уменьшению его враждебности, чем к ее усилению. Осторожный анализ чувств ребенка, осуществляемый терапевтом вместе с ребенком, приводит к психическому воздействию на более глубинные детерминанты этих чувств. И, наконец, свобода использования времени терапевтического сеанса имеет определенные ограничения. К рассмотрению именно этого аспекта игровой терапии мы теперь и обратимся.

Проблема ограничений

Терапевт не налагает ограничений на способы словесного выражения ребенком своих чувств. Что же касается их непосредственного выражения в действии, то здесь терапевты должны принимать определенные ограничения. Ребенку, например, не позволяется изливать свой гнев посредством битья окон или же устраивая погром в комнате для игр. Для этого в распоряжении ребенка имеются определенные средства канализирования своих эмоций. Ребенок может хлопнуться на пол, нанести удар комом глины, кричать, швырять небьющиеся игрушки и тому подобное. Наиболее существенное из того, чему ребенок обучается в терапии, состоит в том, что у него нет необходимости отказываться от своих чувств, ибо для них существуют приемлемые отдушины. В этом смысле психотерапия может быть своеобразным опытом социализации ребенка. Различия между ограничениями в комнате для игр и вне ее двояки. Во-первых, ограничения в комнате для игр намного менее жестки. Во-вторых, здесь ребенку можно нарушать все тамошние ограничения, и он не отказывается от этой возможности. Если и существует какой-либо "перенос обучения" из терапии в последующие жизненные ситуации, то эти ситуации должны иметь между собой некоторое сходство. Ограничения, по-видимому, служат осознанию этого сходства.

Среди недозволенных желаний — деструктивные побуждения, направленные на терапевта. Словесно ребенок может выразить терапевту любые свои чувства, и эти чувства воспринимаются и анализируются подобно любым другим. Ребенку, однако, не позволено физическое насилие над терапевтом. Наиболее очевидная причина этого ограничения состоит в том, что оно дает возможность оградить терапевтов, среди которых немало довольно хрупких созданий, от физических травм. Но столь же важно это ограничение и для ребенка. Чтобы понять причины этого, примем во внимание то обстоятельство, что позитивное восприятие терапевтом ребенка является средством, с помощью которого ребенок может прийти к приятию самого себя. Однако с каким чувством терапевт может воспринимать ребенка, бьющего его по голове деревянным молотком?! Во-вторых, ребенок, причинивший терапевту боль, может испытать чувство тревоги и ощутить вину перед единственным человеком, который способен ему помочь. Страх наказания и особенно утрата этой единственной в своем роде возможности быть самим собой, могут разрушить терапевтический эффект. Статья Бикслера (14) указывает на полезность запрета причинять терапевту любую физическую боль. Такой запрет гарантирует как ребенку, так и терапевту ббльшую безопасность. Если же ограничение выражено в форме: "Ты можешь меня ударить, но не очень сильно", то оно способно вызвать у ребенка непреодолимое желание проверить запрет и посмотреть, что значит "причинить боль". Если же терапевт допускает, что ребенок может нанести ему увечья, то он вряд ли будет спокойно воспринимать ребенка. Однако ребенку можно позволить уничтожать изображение терапевта (фотографию, рисунок, вылепленную фигурку). Если терапевт допускает, что у ребенка может возникнуть чувство гнева, то охарактеризованный выше акт символической деструкции может стать терапевтически полезным; при этом не обязательно появляется глубокое чувство вины. Ниже приведен случай контакта с десятилетним мальчиком, который был направлен на терапию из-за плохой успеваемости в школе и намеренной провокации конфликтов в классе. Беседа воспроизводится по записям терапевта.