Серебряный воробей. Лгут тем, кого любят - Тайари Джонс

– Что ты делаешь, Лаверн?

– Собираюсь в школу.

Мэтти удержала дочь за запястье.

– Тебе что, не сказали? Ты больше не можешь ходить в школу.

– Ох, – только и ответила мама. – Ох, – повторила она, вешая блузку с белым воротничком обратно в шкаф и выключая огонь под кастрюлей.

Потом опустила подъемную кровать, накрыла теплыми одеялами, несмотря на жару, и легла. Когда мать ушла забирать у белых людей грязное белье для стирки, мама открыла глаза. «Псу под хвост». Эти слова она повторяла снова и снова.

* * *

Судья округа Генри отказался их расписать, хотя Мэтти все твердила: «Она же беременна!» Мама каждый раз сжималась от стыда, когда бабушка произносила это ужасное слово, сильно ударяя на второй слог. «Она же бере2менна!» Судья наклонился над усыпанным бумагами столом и обратился к Лаверн:

– Ты беременна?

Она посмотрела на папу. Тот надел костюм, в котором пел в молодежном хоре. Свежая белая рубашка и синие штаны были слишком сильно накрахмалены. А парень, в свою очередь, посмотрел сквозь очки на мисс Банни. Та стояла рядом. Не в воскресном платье, но в хорошем, зеленом, цвета неспелых помидоров. Мама проследила за папиным взглядом и все ждала, что он снова посмотрит ей в глаза, но он не смотрел. Поискав ответ на лице собственной матери, папа обернулся к дяде Роли, который постоянно одергивал рукава рубашки, чтобы они закрывали его костлявые запястья.

– Юная леди, – повторил судья.

– Сэр, – тихо сказала она.

– Ты беременна?

– Ох, – снова повторила она.

Тут заговорил папа:

– Я собираюсь взять на себя ответственность за то, что сделал, сэр.

И снова посмотрел на бабушку Банни, а та ответила ему едва заметной, но доброй улыбкой. Мама подумала: «Интересно, каково это: знать, что кто-то настолько тобой гордится?»

– Сынок, я не к тебе обращаюсь. Юная леди… – снова сказал судья.

– Я не знаю, – быстро ответила мама, надеясь, что он не успеет произнести это ужасное слово.

– Знаешь, – настаивала Мэтти.

Судья еще немного подался вперед над столом. Говорили, что он порядочный белый, куда лучше остальных. Двоюродная сестра Мэтти тридцать с лишним лет была у них экономкой, и за все это время на нее ни разу не подняли руку.

– Ты хочешь выйти замуж, девочка? Хочешь стать женой этого мальчика?

– Я не знаю, – повторила мама, теперь глядя судье в глаза.

Он откинулся на спинку стула и повертел в руках малюсенькие каменные фигурки животных, стоявшие у него на столе. Затем протер кварцевого кролика о рубашку и только потом сказал:

– Нет. Я не могу выдать вам свидетельство о браке.

Мэтти возмутилась:

– Что значит «не можете»? Я ее мать. Вот его мать. Мы даем разрешение.

Судья покачал головой.

– Девочка не согласна.

– Но она же беременна, – упирала Мэтти Ли. – Как бы вы поступили, будь она вашей дочерью?

– Не могу, – повторил судья.

– Тогда мы поедем в округ Кобб!

– Значит, поедете, – судья посмотрел на настенные часы. – Можете отправиться туда завтра. Рабочий день окончен.

Во второй раз только папа был при параде. Мама надела блузку, которую погладила в тот день, когда узнала, что ей нельзя больше ходить в школу. Бабушки Банни не было, она не могла попросить еще один выходной, но ее белые наниматели позволили взять их машину, «Паккард». Папа сел за руль, и они вчетвером направились в округ Кобб, находившийся в тридцати километрах от Экланда. Выехали рано, потому что в Мариетте (штат Джорджия) цветным лучше было не показываться после заката. Там жили такие расисты, что линчевали даже евреев.

Мэтти сидела впереди, рядом с папой, и одной рукой упиралась в «торпеду», чтобы не очень трясло. На заднем сиденье мама прижалась к двери. Дядя Роли протянул свою длинную бледную руку, чтобы коснуться ее рукава.

Второй судья продал им свидетельство, не задав ни одного вопроса ни маме, ни папе. Только вот на дядю Роли посмотрел с подозрением.

– Ты цветной, сынок?

– Да, сэр, – ответил тот.

– Так, просто поинтересовался, – сказал судья, вернулся к свидетельству и поставил на нем подпись жидкими чернилами.

После этого протянул было документ папе, но Мэтти выхватила бумагу у него из пальцев, сунула к себе в сумочку, щелкнула застежкой и крепко зажала сумочку под мышкой.

Взяв маму за рукав школьной блузки, она повела ее к двери.

– Пойдем, пойдем, пойдем.

Девочка плелась за ней, а папа и дядя Роли шли следом, близкие, как братья, и чуждые всей этой женской спешке.

«Мальчики живут как дикие звери». Так говорили люди. Мисс Банни растила Джеймса одна с тех пор, как его отец погиб в результате несчастного случая на бумажном заводе. Примерно в это же время она взяла к себе дядю Роли, когда его настоящая мать сбежала в поисках лучшей жизни. Хотя эта женщина и сама была светлокожая, она видеть не могла сына, так люди говорили.

Бабушка Банни была очень добрая и щедрая к сиротам, облезлым котятам и прочим бездомным. У нее под домом выросло несколько поколений кошек, которых она кормила объедками со своего стола. Много лет спустя, когда бабушке Банни не о ком было заботиться, кроме себя, она стала покупать для них сухой корм и подмешивать к остаткам овсянки.

После свадьбы, если это можно так назвать, хотя мама никогда так не скажет (она до самой смерти будет считать, что почти всю свою жизнь была женой, но при этом ей не довелось быть невестой), она поехала в новый дом и оставалась там одна, пока папа и дядя Роли возвращали машину. Потом заглянула в кухню и увидела, что та почти такая же, как в доме матери. На фарфоровой раковине в местах сколов были черные пятна. Газовая плита на две конфорки, холодильник. Ванная тоже выглядела почти так же. Мама повернула левый вентиль и улыбнулась, когда на руку полилась теплая вода. По крайней мере, не нужно больше греть воду, чтобы помыться. Но потом перестала улыбаться. Она никогда раньше не раздевалась в чужом доме. Даже в тот вечер, когда все случилось. «Боже, – подумала она. – Что я натворила? Во что вляпалась?»

Выйдя из ванной, она на цыпочках прошла в спальню. Там пахло тальком. Она решила, что это, должно быть, комната бабушки Банни. На маленьком ночном столике лежала большая белая Библия с золотым обрезом. На фотографии в рамке мужчина прислонился к старой машине. Мама не стала ее рассматривать, потому что у ее матери в спальне тоже располагалась подобная фотография, на которой был запечатлен