Серебряный воробей. Лгут тем, кого любят - Тайари Джонс

происходит, а еще не знала, что в этом процессе может участвовать настолько изящная вещица, как хрустальный набор для пунша. Она не знала, что это может случиться так быстро, почти без боли и совсем без крови. Что почти два месяца не будет никаких, вообще никаких признаков, что что-то не так. Что из-за событий одного вечера ее могут выгнать из школы и из родного дома. Мама скучала по своей подъемной кровати в гостиной и по кастрюле с водой, которую надо кипятить для мытья. Когда ее выгнали из школы, учебники забрали. Книги были потрепанные: по ним прежде учились белые дети. На страницах оставались их пометки, выдававшие решения задач, прежде чем человек успеет найти ответ сам. Лаверн по всем страницам своих учебников прошлась с ластиком, стерла все пометки, какие смогла, и сама сделала обложки из тесьмы и бумаги для упаковки мяса. Теперь она жалела, что не сняла хотя бы обложки, раз книги не вернут. Это были ее обложки. Она их сама сделала.

Через какое-то время папа сказал:

– А еще мама говорит, что много крепких браков начинаются странно. Люди оказываются вместе совсем как мы, из-за сложившихся обстоятельств, и потом долго живут вместе, так что это не значит, что все плохо. И на самом деле неважно, как именно люди поженились, главное – чтобы поженились до рождения ребенка. Никто не хочет, чтобы о его ребенке говорили, что он незаконный. Вот это важно, – потом понизил голос: – Посмотри на Роли. Он внебрачный.

– Мой папа не женился на моей маме, – призналась Лаверн. – Я его никогда не видела.

– Но это ничего. Надо думать только о будущем. Так говорит мама.

Она лежала в темноте. Целый день пришлось ходить в корсете, так что даже в ногах начало покалывать. Ей так хотелось к Мэтти. Никогда в жизни она не ночевала под чужой крышей. Мама прижала руки к животу, зная, что иногда женщины умирают во время родов, и подумала, что ей очень повезет, если так случится и с ней.

Через несколько минут папа заговорил снова:

– Мама еще говорит, что я не должен тревожиться, если ты будешь плакать, пока не уснешь. Она говорит, это естественно, но никто не должен слишком беспокоиться, потому что через пару дней ты выплачешься.

Маму клонило в сон, но у нее был еще вопрос:

– А как ребенок выйдет из меня?

Папа начал заикаться так сильно, что она подумала, что он задохнется.

– П-п-поговори с моей мамой. Она тебе все объяснит.

– И действительно объяснила, – сказала мама в тот день, когда мы в похоронном зале готовили мисс Банни к последнему пути.

И повторяла:

– Мисс Банни всю жизнь была ко мне добра, мы сделаем для нее все по высшему разряду. Мы ее уложим идеально.

Мне там делать было почти нечего. Я только подавала маме что требовалось и старалась не смотреть на застывшее лицо бабушки. Когда все-таки взглянула, должна была признать, что мама отлично поработала. После того как ее одели, нарумянили и сделали холодную завивку, на лице бабушки не осталось ни следа великой тоски, которая угнетала ее ближе к концу. Мама держалась, пока не пришла пора пристегнуть к бабушкиному воротничку аквамариновую брошь. Мисс Банни очень любила это украшение и просила, чтобы ее с ней похоронили.

Пока мама возилась с брошью, в зал вошел папа. Мама укололась булавкой, и на воротничке бабушки осталась едва заметная красная полоска.

– Н-н-не надо ее прикалывать, – сказал папа и сунул брошь в карман.

Я отвернулась и уставилась на электроплитку, на которой исходила паром расческа для выпрямления волос. Позади услышала шипение передвигающейся в фотоаппарате пленки: это дядя Роли нас сфотографировал. Пока я пыталась проморгаться от вспышки, он сделал еще три или четыре снимка.

– Не волнуйся, Роли, – сказала мама. – Мисс Банни теперь в лучшем виде. Это самое меньшее, что я могла сделать.

Тот признался:

– Я уже по ней скучаю.

– И я, – поддержала мама. – Когда у меня родился мертвый сын с пуповиной вокруг шеи, неподвижный, как мисс Банни сейчас на этом столе, она ухаживала за мной, обмывала, укладывала в постель, меняла простыни.

К моменту родов мама привыкла к статусу жены и к жизни с папой и Роли. В школу было возвращаться поздно, ей не разрешили. После того как они похоронили младенца на церковном кладбище, мама спросила мисс Банни:

– Вы отправите меня назад?

– Только если ты сама захочешь, – ответила бабушка Банни.

– Она поступила со мной по совести, по чести. Даже честнее, чем моя собственная мать.

– Я по ней скучаю, – снова и снова повторял дядя Роли.

Он отвернулся, не в силах смотреть на бабушку, лежащую на металлическом столе. Мама сняла расческу с электроплиты и положила ее на мокрое полотенце. Когда раздалось шипение, она повернулась к дяде, коснулась ладонями его спины и прижалась мокрым лицом к чистой рубашке.

Мы с папой стояли поодаль, исключенные из их объятий. Мисс Банни была нашей кровной родственницей, мы не были ее найденышами, но тоже любили.

– Ид-д-ди ко мне, – позвал папа, раскрывая руки навстречу.

Я утонула в его объятиях, в сильном запахе табака и, может быть, отчасти джина. Папа похлопал меня по спине, будто я младенец, у которого колики. Кажется, он поцеловал мои волосы. Кожей щеки я почувствовала в его нагрудном кармане бабушкину брошь. Я прижалась к ней еще сильнее, надеясь, что у меня на лице отпечатается узор инкрустированной камнями звезды.

13

Абсолютно безобидно

– Никогда не знаешь, – сказала мама, – чего ждать от людей.

– Точно, – поддакнула я.

Мне было лет девять, плюс-минус, но я уже знала, что не надо перебивать маму, когда ее несет. В особенности когда у нее низкий голос, каким обычно происходит общение с посетительницами салона красоты. Конечно, она не со всеми так разговаривала – с разными клиентками вела себя по-разному, точно так же, как одни платили за каждый щелчок ножниц, а другие получали выпрямление челки бесплатно. В тот день в машине мама говорила так, как общалась с давнишними клиентками, которым делала восковую эпиляцию верхней губы за счет заведения и которые называли меня мисс Леди, а маму – девочкой.

– Джордж Бернс изменял Грейси, – сказала мама. – Можешь в это поверить?

Я ни верила, ни не верила, потому что точно не знала, кто такой Джордж Бернс.

– Это который играл Бога в том фильме?

– Да, – ответила мама. – Он ведь не всегда был стариком. Во время женитьбы на Грейси он был молодой